Падение преграды

Говоря о византийских крепостях VI—VIII вв. на южном побережье Таврики, не надо забывать, что они были все же лишь частью целого комплекса оборонительных сооружений. Напомним, что вторая его половина состояла из примитивных, но для той поры стратегически важных, сильных своим труднодоступным местоположением стен на перевалах. «Нагорные стены» представляли собой первую и, надо полагать, нередко решающую преграду на пути из глубинной Таврики к Южнобережью. Византийские же укрепления, расположенные далеко внизу, в случае опасности могли бы лишь укреплять тылы организованной на перевалах обороны. В мирное время они были нужны скорее для того, чтобы регулировать к выгоде империи взаимоотношения ее с прибрежными варварами. Отеческая опека готов и охрана побережья от врагов извне занимали византийцев куда меньше. Да и зачем для этого крепости? Достаточно укрепить горные проходы на перевалах, что и было сделано, как свидетельствует Прокопий. Более важную заботу составляло другое — надзор за истинными защитниками побережья, т. е. теми же готами и безопасность (в первую очередь от них же) морских коммуникаций.

В VIII—IX вв. в Таврике происходит внезапное крушение всей вековой, но в принципе уже обветшалой системы византийского владычества.

С конца VII в. Византия все глубже и глубже впадала в длительный экономический кризис, усугубленный восстаниями бедноты, борьбой предельно централизованной императорской власти со светскими, а особенно монастырскими феодалами, с ортодоксальной церковью, которая активно боролась против безграничной централизации светской власти и противопоставляла ей свои теократические тенденции^*.

В конце VIII в. кризис был обострен тяжелыми войнами против арабов и трудным для Византии соперничеством с Хазарским каганатом (к счастью для нее, тоже воевавшим с арабами).

Дела далеких северопричерноморских окраин империи до конца ее дней продолжали занимать византийское правительство, но в 70-х годах VIII в. у него, видимо, уже не хватало сил продолжать в прежнем объеме, и темпе освоение Крымского полуострова.

Учрежденная к тому времени Херсонская фема (своего рода генерал-губернаторство) имела за пределами Херсона и его тесной хоры — округи — власть скорее номинальную, нежели действительную. Правительство ничем не могло помешать двум явлениям, определившим противоречивую историческую судьбу южной Таврики: массовому переселению в ее пределы гонимых иконопочитателей и нашествию хазар. Причем оба эти явления имели двойственный характер.

В Таврику прибывали, надо полагать, не только иконопочитатели монахи, но и миряне, т. е. отдельные свободные земледельцы, мелкие ремесленники, торговцы и представители феодализированной земельной аристократии со всем подчиненным им деревенским людом. Вместе с ними сюда переносился и весь византийско-феодальный образ жизни. Обретя убежище в Таврике, иконопочитатели не только создали здесь новый оплот борьбы с неограниченной императорской властно, но и заселяли пустовавшие земли, насаждали наиболее передовую для того времени агротехнику, ремесла, торговлю, несли сюда византийские обычаи, законы, религию, греческий язык, письменность и искусство. Этим закладывались прочные основы будущих связей Византии с Таврикой и всем Северным Причерноморьем — связей, необходимых империи независимо от того, кто бы ни победил на внутриполитической арене — иконоборцы или иконопочитатели.

Деятельность хазар на Крымском полуострове была направлена к захвату в конечном счете всей Таврики. Она началась с присвоения хазарской знатью торжищ, городов, крепостей. Однако хазарская агрессия временами сильно умерялась византийско-хазарским сотрудничеством в борьбе с общим врагом — арабами. Этим и можно объяснить, что Херсон, несмотря на временные невзгоды, причиненные ему хазарской оккупацией, нашел «общий язык» и с хазарами и с византийской администрацией, стал важным для обеих сторон перевалочным пунктом и посредником в морской торговле. Именно в этот период он осмелился активно вмешаться и в политические дела самой империи, с успехом выдвинув своего претендента на императорский трон. Иным сделалось положение остальной Таврики, фактически предоставленной самой себе.

В VIII в. процесс феодализации зашел настолько далеко, что хазарские захваты, по существу, не ущемляли интересов Византии. В конце же 70-х годов VIII в., когда иконопочитательская Таврика представляла собой гнездо оппозиционеров, активно выступавших против императоров-иконоборцев, агрессия хазар могла быть даже на руку византийским властям. Во всяком случае не они оказали вооруженное сопротивление хазарам, а местное население, возглавленное своими же феодалами — епископом Иоанном Готским и неким «господином Дороса», правителем города, захват которого хазарами послужил толчком для восстания. Коснулись эти события и округи Горзувитской с ее приморской крепостью, в VIII в., как видно, уже не византийской, а превратившейся в один из центров небольшого феодального мирка, возникшего в южной Таврике.

Металлические детали одежды из верхнего «слоя» могильника Суук-Су.

К середине VIII в. Гурзуфская крепость разрослась и неузнаваемо изменила свой облик. «Орлиное гнездо», прежде одиноко возвышавшееся над морем поодаль от ближайших поселений, теперь оказалось посреди обступивших его домов, хижин, храмов. Они расположились у самого подножия крепости, заняли седловину между крепостной скалой и Балготуром и часть склона от седловины до бухты. Их окружило второе, примыкавшее к первому, кольцо оборонительной стены. Византийская (в прошлом) крепость стала теперь цитаделью — ядром небольшого полуварварского городка. Видимо, нечто подобное произошло и с Алустоном.

По обе стороны Горзувитской котловины, вдоль всего побережья, ранее мало обжитого, в VIII—IX вв. возник целый ряд окруженных оградами деревень и больших укрепленных усадеб, а также монастырей, за оборонительными стенами которых укрывались, в случае опасности, обитатели расположенных тут же открытых земледельческих поселений.

Душою и сердцем южной Таврики в последней четверти VIII в. была «готская» епископия во главе с упомянутым выше епископом Иоанном — ярым иконопочитателем и влиятельным далеко за пределами Таврики политическим деятелем. Его резиденция была невдалеке от Курусаит (Горзувит?), в им же основанном монастыре св. Апостолов (на Аю-Даге?). Несомненно, отсюда и занялся пожар: во владениях епископа, судя по его «Житию», был главный очаг восстания.

Менее ясно, где находился охваченный тем же пламенем Дорос, локализуемый одними исследователями на Южном берегу Крыма, другими — на Эски-Кермене, третьими (с наибольшей, на наш взгляд, долей вероятия) — на Мангупе. Неспроста именно там вокруг небольшого, вначале, возможно, византийского укрепления V—VI вв., переросшего в XI—XIII вв. в феодальный замок, возник целый город Феодоро, ставший в XIV— XV ев. столицей одноименного и большого по тем временам княжества. Ничто менее значительное на путях из степного Крыма к Херсону не привлекло бы внимания хазар; ничто в стратегическом отношении менее важное не вызвало бы при его потере такого отклика и попытки отпора захватчикам, как мангупское укрепление. Другими, хотя и столь же косвенными, доказательствами в пользу локализации Дороса на Мангупе могут послужить, с одной стороны, те места «Жития», из которых ясна независимость «господина Дороса» от епископа Иоанна (южный берег был подчинен его власти), а с другой — реальнейшие признаки вооруженной борьбы, пожаров и разрушений, отмеченные археологами на поселениях и городищах не только Южнобережья, но и юго-западной Таврики. Хронологически они приходятся на VIII—IX вв. — время борьбы местного населения с хазарами и упоминаемых «Житием» репрессий с их стороны. Этим были вызваны, по-видимому, разрушения почти всех местных раннесредневековых укреплений, а также повсеместное бегство коренного земледельческого населения долин в горные дебри, где в новых условиях произошла замена хлебопашества отгонным скотоводством. А это все привело к строительству многочисленных сельских укрепленных убежищ, перерастанию некоторых из них в примитивные убогие замки, к развитию в горах Таврики самой «первозданной» (на первых порах полупатриархальной) формы феодальных отношений.

Поразительна порой точность, с какой археологические данные отвечают сообщениям письменных источников. К примеру, «Житие» говорит об успехах повстанцев в начале борьбы с хазарами, о занятии ими старых клисуров — ключевых позиций на перевалах. В соответствии с этим мы видим, что нагорные стены, «длинные стены» Прокопия, рушатся около этого же времени. Не хазары ли, подавив восстание, или еще в самом ходе борьбы, уничтожили стародавнюю преграду, сметая вместе с ней и остатки былой изоляции Южнобережья от остальной Таврики?..

Примечания

*. Выражением этой борьбы явилось так называемое иконоборчество — преследование почитания икон, принятого в ортодоксальной церкви.