Три лика твердыни

Скалу Дженевез-Кая, на которой была расположена крепость, с трех сторон омывает море. С севера она прилегает к склону холма Балготур, сплошь застроенному домами Гурзуфа, планировка которого в старинной, центральной части повторяет расположение улиц и построек средневекового поселения. Вскрытые раскопками планировка и архитектура боевых и жилых строений позволяют соотнести развалины крепости с тремя разными периодами истории средневековой Таврики. Напомним: под генуэзскими кладками XIV—XV вв. были обнаружены основания оборонительных стен и жилых построек XI—XIII вв., а еще ниже — остатки крепостных сооружений VI—VIII вв.

Естественная скальная твердыня, избранная кем-то из византийских стратегов для строительства крепости, обладала достоинством, которое высоко ценила эпоха средневековья, — она была практически неприступна до тех пор, пока хватало ее защитникам боеприпасов, воды и продовольствия. Неповторимая оригинальность всей конфигурации каменных глыб, на которых зиждились боевые сооружения крепости, навсегда определила их параметры и общую планировку: веками основные пространственные членения и главные узлы обороны оставались неизменными.

Но история не стояла на месте. На смену застарелому родовому строю пришли феодальные отношения, как бы развязанные хазарским нашествием и ослаблением власти Византии. Сначала полупатриархальные, они резко откристаллизовались под влиянием генуэзцев.

Непостоянным было ближайшее окружение крепости: сначала стоявшие несколько поодаль поселения, потом — вплотную обступивший крепость городок со своими оборонительными стенами и, наконец, большое открытое, видимо, ремесленно-торговое поселение, — снова на почтительном расстоянии от крепости. Сменялись и хозяева последней: вчера им был ревностный византийский служака, сегодня — мелкий местный князек, завтра — пронырливый и жестокий торгаш-генуэзец. Развивалось и совершенствовалось военное дело: новое оружие требовало иной тактики осады, штурма и обороны крепостей. Все это не могло не отразиться на фортификации, в данном случае — в тех перестройках и ремонтах, которые претерпел и следы которых сохранил памятник. Археологические раскопки позволяют ретроспективным путем восстановить как бы три крепости, очень похожие и вместе с тем разные, как бывают разными лица родных братьев.

Культурные отложения на территории крепости стратиграфически делятся на три яруса, их дважды разграничивает погребенная дневная поверхность, и они синхронны тем же самым трем строительным периодам, которые пережили стены и башни на Северной площадке, т. е. VI—VIII, X—XIV, XIV—XV вв. В соответствии с этим в строительных остатках гурзуфской крепости можно рассмотреть оборонительные сооружения трех исторических этапов: I — от времени царствования Юстиниана до нападения хазар, II — промежуточный, «между хазарами и генуэзцами», III — генуэзский (до турецкого нашествия 1475 г.).

Остатки генуэзского бастиона.

На раздвоенной («двурогой») Генуэзской скале и в расселине между ее частями имеются четыре неравных размеров площадки. Одна из них — Верхняя, небольшая (30 м в длину и 12 в ширину) — сильно возвышается над морем и над всей крепостью. Отсюда открывается необъятный вид; к югу на далекий морской горизонт, к востоку — на Аю-Даг, к северу и западу — на мыс Мартьян и всю Гурзуфскую котловину. Еще дальше, за котловиной, видны обрывы Главной горной гряды, где расположено Гурзуфское седло (Гурбет-Дере-Богаз) — перевал, через который в древности пробегал один из важнейших путей из северной Гаврики в южную.

Верхняя площадка была выровнена и со стороны моря укреплена каменными стенами с парапетом и, вероятно, зубцами. Стены эти имели как оборонительное, так и техническое значение: они удерживали на краю площадки в самом высоком и неприступном месте крепости какое-то еще не вполне раскрытое сооружение. В ходе раскопок из-под строительного мусора появилось помещение, прилегавшее к оборонительной стене и выложенное изнутри — по стенам и полу — плитами мшанкового известняка. Судя по характеру тонкой, но плотно пригнанной облицовки, розовому цемянковому раствору и ряду других признаков, это была большая цистерна для воды. Подобная постройка — важная Деталь, характерная для подавляющего большинства средневековых, не только крымских, но и кавказских, балканских, малоазийских и прочих крепостей. Сложенная из бута часовня прилепилась рядом с цистерной к отвесному выступу скалы, защищающему Верхнюю площадку с севера. Небольшой плосковерхий утес над северо-западным краем площадки, оборудованный каменным парапетом и высеченной в скале лесенкой, служил своего рода дозорной башней, охранявшей и без того неимоверно трудные и опасные подступы к цитадели с моря.

Толстые (до 4 м) боевые стены главного каземата занимали всю Северную площадку, расположенную много ниже Верхней. Здесь находился основной узел оборонительного комплекса. Стены каземата, обращенные внутрь цитадели, были втрое тоньше наружных. С северо-восточной стороны Северную площадку прикрывала высокая, как столб, скала, на которой сохранились следы висячей лестницы; вершина скалы представляла собой тоже своего рода площадку с перилами и зубцами.

У подножия башни-скалы, в углу, где от основания цитадели отходила стена внешнего оборонительного кольца крепости (совершенно разрушенного в конце XIV — начале XV вв.), возвышается еще одна дозорная башенка с парапетом — сооружение, похожее на птичье гнездо и рассчитанное на одного человека.

При зачистке и раскопке остатков стен XII—XIII вв., выступающих из-под руин генуэзского бастиона, в трех местах площадки были обнаружены «снаряды» для пращи — сотни небольших круглых морских галек, подобранных одна к одной и сложенных кучами в небольших углублениях, словно яйца в лукошке. Тут же лежали и каменные ядра покрупнее (около 12 см в диаметре) — для баллисты. Такие же боеприпасы найдены и в других местах — в слое времени Юстиниана и Прокопия, а также в отложениях хазарского и послехазарского периодов.

Запас галечных «снарядов» для пращи у боевой стены.

Гурзуфская крепость со стороны поселка. Слева — остатки дозорной башни, справа — каземат и угол генуэзского бастиона.

Раннесредневековая военная техника на южном берегу Таврики, вследствие его изолированности, отличалась, судя по всему, известным консерватизмом. Тем не менее разница между вооружением и тактикой времени Юстиниана и XII—XIV вв. заметна и тут.

В VI—VIII вв. шире применялись мелкие гальки для пращи — их и осталось гораздо больше, чем в слоях послехазарского времени. Относительно крупные каменные ядра VI в., очевидно, употреблялись для довольно больших баллист, установленных неподвижно и, вероятно, пристрелянных каждая к своему сектору. Более мелкие каменные ядра в отложениях XII—XIV вв. свидетельствуют об использовании легких переносных механизмов. Листовидные острия копий и дротиков, граненые наконечники стрел, часто находимые вне крепости, говорят о применении арбалетов, о более подвижной и активной обороне, о более гибкой тактике с частыми вылазками и — не исключено — участием конницы.

В связи с этими переменами крепость, возобновленная в послехазарское время, была лишена прежней величавой монументальности. Стены ее стали тоньше, но приобрели несколько изломанные очертания, позволяющие наносить со стен фланкирующие удары по идущему на приступ врагу К этому же времени относится традиционное для местной варварской фортификации использование скальных выступов в качестве своего рода замаскированных башен.

В XIV—XV вв., с приходом в Крым генуэзцев, на побережье появилось огнестрельное оружие, что и сказалось в новом и значительном утолщении стен и устройстве больших амбразур для пушек в бастионе третьего строительного периода.

В широкой расселине между двумя отрогами располагались еще две площадки, Средняя и Нижняя, подпертые мощными крепидами. Среднюю отделяет от Нижней стена с воротами. От всего этого сохранились кладки двух строительных периодов: верхнего — после-[ хазарского, а под ним, как мы полагаем, юстиниановского, который является первоначальным. Средняя площадка оставалась внутри цитадели, использованной в XII—XIV вв., а потом и генуэзцами. На ней сохранялись вплоть до современной застройки основания генуэзского донжона^* и других построек, в которых могли жить солдаты. Ниже залегали остатки аналогичных зданий двух предшествующих строительных периодов.

На Нижней площадке, открытой к юго-западу, в сторону небольшой, окруженной скалами бухты, вскрыты перекрывающие друг друга основания хижин, сложенных из камня на глине, с очагами и пифосами (кроме бесчисленных обломков, найдено четыре разбитых и пять целых). В пифосах обнаружены обуглившиеся зерна проса, пшеницы, чешуя и косточки соленой хамсы.

Обильный керамический материал позволяет расчленить время существования поселения и крепости на три периода. Первый (VI—VIII вв.) закончился хаотическим разрушением построек и большим пожаром, после которого долгое время, примерно до середины X в., крепость почти пустовала.

Возникшие между X и XIII вв. оборонительные сооружения восстановленной крепости строились на более низком техническом уровне, чем византийские стены, и носят характер несколько варваризованный. Они хранят следы неоднократного мелкого ремонта. В это время крепость обрастает жилыми постройками, которые лепятся прямо к ее стенам.

Третий период (XIV—XV вв.) ознаменовался планомерным сносом всех домов на Нижней площадке, особенно их стен, обращенных в сторону склона. Боковые стены были клинообразно скошены, а задние оставлены до середины их высоты. Камень и строительный мусор использовались тут же для заполнения пустот между остатками стен и, таким образом, выравнивания склона ниже стены и ворот цитадели.

Многовековые культурные отложения вследствие крутизны склона постоянно оползали и книзу утолщались. Из-за этого внизу и возле построек, стоявших на склоне, археологический материал скапливался в большем количестве, чем наверху.

На ближайшей к цитадели территории еще в дореволюционное время прослежены остатки средневековых построек¹. Они возникли здесь после разрушения и упразднения хазарами византийской крепости, когда на побережье, где уже длительное время не было твердой централизованной власти, самостийно вырастали полудеревенские по своему облику укрепления, похожие во многом на небольшие феодальные замки. То же произошло и с Гурзуфской крепостью, которая в XII—XIII вз. вновь становится цитаделью небольшого укрепленного городка. У северо-западного подножия ее вырастает в это время (XII—XIV вв.) большая трехабсидная базилика. В XIV или начале XV в. большая часть строений близ цитадели была снесена, э сама она подверглась коренной перестройке соответственно требованиям нового времени и новых хозяев.

План «крепости в Горзувитах». VI—VIII века. Цитадель.

В результате раскопок удалось выяснить не только примерный план и внешний вид укрепления, но и представить себе быт обитателей крепости и городка. Резко различаются убогие постройки вне цитадели, сложенные на глине, и строения внутри, добротные, возведенные на цемянково-известковом растворе, крытые черепицей. Внутри крепости найдено немало обломков красивой и дорогой привозной посуды и множество костей крупных домашних животных. Вне ее встречаются осколки лишь самой простой глиняной посуды, а среди пищевых отбросов преобладают рыбьи кости. Кости мелких домашних животных здесь редки, причем главным образом от наименее ценных частей туши, где мясо худшего сорта Все это говорит о существенной разнице в бытовых условиях, а стало быть, и в социальном положении гарнизона цитадели и рядовых обитателей хижин.

Гурзуфская крепость в период хазарскою нашествия (около VIII века).

План и реконструкция.

Разрушение Гурзуфской крепости хазарами, как уже говорилось, прекратило ее первый строительный период и сопровождалось разорением городка, доверчиво прильнувшего к ее подножию. С этого момента горзувитская твердыня, как и прочие приморские укрепления, перестает играть сколько-нибудь выдающуюся роль на побережье.

Второй строительный период Горзувитской крепости столь же примитивен, как и повсюду в Таврике того времени. Заделаны были бреши и дыры в уцелевших местами стенах. Прямо на строительный мусор вдоль развалин старых стен положены основания новых кладок, как бы поглотивших предшествующие, более древние. Опять появляются у стен и ворот замка обмазанные глиной и побеленные известью хижины из бута на глиняном растворе. Новая внешняя стена с маленькими дозорными башенками ставится поверх развалин византийских стен.

Оживает, по-видимому, в Горзувитах и торговля, о чем можно судить хотя бы по множеству заморской привозной керамики. Воскресший городок начинает новую жизнь, мало похожую на прежнюю: теперь уже не торжище расположилось при крепости, а крепость при торжище для его охраны.

В этой книге нет возможности проследить, какими путями пошло в послехазарский период развитие Таврики, как и почему глухо угасла, так и не выполнив своего предназначения, Херсонская фема, каким образом византийские военачальники — топархи — превратились в феодальных князьков. Пока можно лишь гадать, почему возвысился среди всех «господин Дороса», впоследствии князь Феодоро, который стал собирать вокруг себя меньшую феодальную братию — архонтов и тимариотов.

Раздробленность и неуправляемость южнобережья, отсутствие преград на перевалах привели, очевидно, к тому, что политическое влияние Мангупа распространилось и на него, а «господин Феодоро» получил основание титуловать себя «владетелем Поморья».

Через какое-то время «Горзувиум» становится одним из довольно важных для побережья пунктов морской торговли. В этой именно роли он и привлекает внимание генуэзцев, откупивших в XIV в. у Византии (ценою весьма существенных военных и политических услуг) торговлю на Черном море и предпринявших, как бы по ее стопам, освоение Таврики.

Но Таврика была уже не та.

Если утверждение генуэзского господства происходило относительно легко и просто в юго-восточной Таврике, разоренной, ослабленной и терзаемой печенегами, половцами, татарами, если там генуэзцы могли без особого труда, по хорошо оплаченному сговору с татарами завладеть землей, поселениями, людьми и полуразрушенными укреплениями, го в южной Таврике и татары и генуэзцы наткнулись на целую сеть укреплений — городищ, замков, монастырей, дозорных крепостей — и на достаточно монолитную, уже государственную по своему характеру, систему управления и обороны. Они не могли с нею совладать, но и не оставили своих притязаний на побережье — «Поморье» Мангупа. «Господа Феодоро» — к невыгоде и раздражению генуэзцев — начали пробовать свои силы в морской торговле². Однако у Мангупа не было флота. Это, да еще нехватка огнестрельного оружия, не давало ему возможности прогнать подальше настойчивых притязателей, к тому же формально опиравшихся на «права», полученные от Византии и крымского хана. Но ведь и мангупский князь как преемник «ромеев», да и по кровному родству с императорским домом, имел этих «прав» никак не меньше!..

Вторжение генуэзцев на Южный берег вряд ли было для них i делом легким, несмотря на применение вооруженной силы. Взамен захваченных береговых укреплений и городков, выше них, но совсем рядом, появлялись новые укрепления. Возводимые в спешке и потому в строительном отношении довольно небрежно, они, тем не менее, были сильны неприступным местоположением, хорошо охраняли основные пути с перевалов на побережье и, видимо, не давали возможности генуэзцам обрести в южнобережном «Поморье» (как на юго-восточном побережье) новую «Кампанью» — собственную сельскохозяйственную территорию, без которой была невозможной прочная колонизация побережья. Так называемое «Капитанство Готия», учрежденное для охраны генуэзских морских коммуникаций и управления мелкими береговыми факториями, было, по существу, результатом некоего компромисса. По-видимому, на него молчаливо, но со своими расчетами на будущее, согласились обе стороны, хотя и ту и другую это, в общем, мало устраивало.

В захваченных населенных пунктах генуэзцы вели себя бесцеремонно и жестоко. Судя по руинам в расселине, они снесли не только внешнее кольцо оборонительных стен, но и все жилые дома, примыкавшие к цитадели, которую занял генуэзский гарнизон. Этим закончился второй исторический и вместе строительный период самостоятельного бытия Гурзуфской крепости.

Третий строительный период — генуэзский — ознаменовался новой перестройкой цитадели, которая в общих чертах, хотя и без сознательного умысла, возрождала первоначальный облик крепости. Генуэзцы подвели каменные кладки бастиона на Северной площадке к самым краям естественного глыбового навала, сделав цитадель еще более неприступной. При этом они несколько увеличили размеры площадки: остатки стен двух предшествующих периодов оказались внутри новой кладки. Остальные стены бастиона, обращенные внутрь цитадели, оставались, как и ранее, вдвое тоньше. Двухэтажное помещение внизу имело нечто вроде кордегардии^** — с каменной лежанкой, скамьей вдоль стены, камином для приготовления пищи и отопления этой небольшой казармы, предназначенной для отдыха посменно дежурившей стражи. Донжон у ворот на Средней площадке был снова надстроен и использовался как жилье, а северный откос ворот повернут несколько иначе и перестроен с некоторым отступлением внутрь цитадели, благодаря чему получился фланкирующий ворота выступ южной части бастиона.

Нововведения генуэзцев сильно повысили боеспособность крепости. Снова возвышалась она на скале, в гордом отчуждении от поселения, отныне лишенного оборонительных стен и как бы отодвинутого с седловины подальше на юго-западный склон Балготура.

Напомним, что под цитаделью сохранились нижние кладки толстых стен внешнего оборонительного пояса. В них, как уже говорилось, можно различить лишь два строительных периода. По-видимому, генуэзцы использовали и перестраивали только цитадель, а разрушенное ими наружное оборонительное кольцо, которое служило защитой для поселения, больше не восстанавливалось.

Все эти перестройки происходили уже в XV в., но ни на один день не продлили существования крепости, сравнительно с другими укреплениями Таврики. В 1475 г. под натиском турок ее в ряду прочих постигло последнее разрушение, после которого она более не возобновлялась.

1 — коренная порода (известняк); 2 — отдельные скальные глыбы; 3 — делювий; 4 — энеолитические отложения (середина III тысячелетия до н. э.); 5 — таврский культурный слой (VII — VI вв. до н. э.); 6 — наслоения хазарского и позднейшего времени (до появления генуэзцев); 7 — слои генуэзского и турецко-татарского периодов; 8 — современные отложения; 9 — «стерильные» прослойки грунта; 10 — растительный покров; 11 — «дневные» поверхности: а — юстиниановского времени, б — генуэзского периода, в — современная; I — нормально залегающие отложения; II — слои, смешанные и переотложенные в результате строительной деятельности в эпоху средневековья; III — завалы генуэзских построек под современным мусором.

Под слоем пожарища, среди разоренных жилых построек, археологи нашли раздавленный пифос, в котором сохранились обуглившиеся зерна пшеницы. Вероятно, это был хлеб осени 1474 г.: ведь сражение произошло летом, когда урожай 1475 г. еще не был убран...

Примечания

*. Донжон — главная башня замка с помещениями для жилья, запасов продовольствия и т. д.

**. Кордегардия — помещение для военного караула.

Литература и источники

1. А. Бобринский Несколько слов о местности, прилегающей к развалинам замка в Гурзуфе. ИТУАК, № 21, Симферополь, 1894, стр. 56-58.

2. А.Л. Бертье-Делагард. Каламита и Феодоро. ИТУАК, № 55, 1918, стр. 7, 33—35. Н.И. Репников. Княжество Феодоро и падение Готии. Архив Крымского отдела Института археологии АН УССР.