C.B. Карпенко. «Врангель в Крыму: государственность и финансы»

Способность воюющего государства (или государственного образования — в условиях гражданской войны) обеспечить себя финансовыми ресурсами для покрытия расходов на войну и сохранить устойчивость финансовой системы является одним из решающих факторов победы. Поэтому изучение финансовой политики военной диктатуры генерала П.Н. Врангеля дает ключ к пониманию причин окончательной гибели Белого движения на юге России в 1920 г.

Полагая, что А.В. Колчаку и А.И. Деникину «связывали руки» правительства — Временное Российское и Особое совещание, — Врангель был убежденным сторонником того, что в условиях войны и разрухи эффективной формой правления может быть только военная диктатура¹.

Главным препятствием, как показал опыт Деникина, на пути к установлению единоличной диктаторской власти являлась суверенность казачьих областей. Однако войсковые атаманы и председатели правительств Дона, Кубани, Терека и Астрахани, оказавшиеся в Крыму «без народов и территорий», попали в полную зависимость от нового главкома: только управления его штаба и подчиненные ему центральные учреждения могли финансировать казачьи части и снабжать всем необходимым. 29 марта Врангель приказом № 2925 объявил новое «Положение об управлении областями, занимаемыми Вооруженными силами на Юге России»: «Правитель и главнокомандующий... обнимает всю полноту военной и гражданской власти без всяких ограничений». Казачьи войска подчинялись главкому ВСЮР, а «земли казачьих войск» объявлялись «независимыми в отношении самоуправления». Состоящие в непосредственном подчинении главкома его помощник, начальник его штаба и начальники управлений — Военного, Морского, Гражданского, Хозяйственного, Иностранных сношений, — а также Государственный контролер составляли Совет при главкоме, «имеющий характер органа совещательного»².

В июле, в ходе подготовки десантной операции на Кубань, Врангель решительно, с одной стороны, распространил свое управление на экономику казачьих областей и установил свое исключительное право эмиссии, с другой — интегрировал казачьи власти в созданный при себе правительственный аппарат. 22 июля в Севастополе он подписал соглашение с атаманами и главами правительств Дона, Кубани, Терека и Астрахани. Последние были введены в Совет при главкоме с правом решающего голоса. Главкому «присваивалась полнота власти» над всеми их вооруженными силами «как в оперативном отношении, так и по принципиальным вопросам организации армии». Все необходимые для снабжения войск «продовольственные и иные средства» они должны были предоставлять по требованию главкома «по особой разверстке». Устанавливалась общая таможенная черта, отменялись все таможенные заставы и досмотры, вводилось единое косвенное обложение. Устанавливались единая денежная система и исключительное эмиссионное право власти главкома, причем размеры эмиссии определялись постановлениями совета при главкоме, а «установление денежной системы и распределение денежных средств, получаемых от эмиссии», должны были определяться дополнительными соглашениями³.

Атаманы и главы правительств, поскольку судьба казачьих частей и гражданских беженцев в Крыму, прежде всего — снабжение и вооружение потерявших материальную часть полков и батарей, а следовательно — и перспектива возвращения в родные области, целиком зависела от Врангеля, вынуждены были принять условия этого соглашения.

6 августа, в момент наибольшего успеха десантной операции на Кубань, Врангель издал приказ № 3504, которым «ввиду расширения занимаемой территории и в связи с соглашением с казачьими атаманами и правительствами» он переименовал себя в «правителя Юга России» и главнокомандующего Русской армией, а Совет при себе — в «правительство Юга России», в которое вошли начальники центральных управлений и представители казачьих государственных образований и которое возглавлял председатель правительства⁴.

Поскольку правительство Юга России, как и Совет при главкоме, оставался совещательным органом, «решающие» голоса председателей казачьих правительств практически никакого веса в нем не имели. Они даже не всегда приглашались на его заседания. На его состоявшихся 54 заседаниях, как правило, рассматривались и утверждались внесенные начальниками управлений штаты учреждений, ходатайства об отпуске кредитов, проекты казенных внешнеторговых договоров. Председательствовал на них помощник главкома и начальник его штаба генерал П.Н. Шатилов, а с июня — прибывший из Парижа и назначенный помощником главкома по гражданской части А.В. Кривошеин. Сам Врангель председательствовал всего несколько раз: когда нужно было одобрить проект какого-либо особо важного закона (например, о земле) или дать общие принципиальные указания начальникам управлений. Подавляющее большинство самых серьезных вопросов решалось по представлению глав ведомств путем согласования между Врангелем и Кривошеиным. Соответственно, все законы и решения правительства обнародовались в виде приказов «правителя и главнокомандующего»⁵.

Врангель через свой штаб осуществлял не только командование армией и флотом, но и отчасти управление теми гражданскими областями, которые так или иначе имели отношение к снабжению и обслуживанию Вооруженных сил. Хотя обобщающие данные о численности офицеров, служивших в центральном аппарате Военного управления, отсутствуют, их можно установить косвенным путем. В сентябре общая численность офицеров в Русской армии достигла почти 50 тыс., из которых до 20 тыс. служили в действующей армии и органах армейского тыла, 5-7 тыс. служило в запасных частях и местных органах Военного управления (комендатурах и т.д.) и находилось в резерве. Таким образом, в центральном аппарате Военного управления служило 20-25 тыс., что составляло почти половину всего офицерского состава⁶.

Аппарат Гражданского управления ВСЮР после эвакуации в Крым оказался совершенно дезорганизован. Почти все начальники управлений поспешили выехать за границу, остались лишь М.В. Бернацкий и А.А. Нератов. Выехали также многие начальники отделов и другие структурных подразделений. Тысячи чиновников, бросив большинство дел при эвакуации Новороссийска, не могли даже найти помещений. Одним из последних приказов Деникина были расформированы несколько управлений и эвакуированные в Крым губернские и уездные учреждения тринадцати губерний, многие чиновники остались за штатом⁷.

Одержимый идеей «упрощения административного аппарата», Врангель приказом от 29 марта свел остатки всех центральных гражданских управлений в четыре: Гражданское управление (внутренние дела, земледелие и землеустройство, юстиция и народное просвещение), Хозяйственное управление (финансы, продовольствие, торговля и промышленность, пути сообщения), Управление иностранных сношений и Государственный контроль. По сути, шаг этот означал чисто механическое сведение более или менее близких отраслей управления под власть одного начальника. Поэтому уже спустя три дня начался обратный процесс — рассредоточение управленческих функций.

Хозяйственное управление было разделено на Управление снабжений и Управление финансов. Последнее должно было заниматься своим прежним делом: эмиссией, бюджетом, пополнением доходов, регулированием денежного обращения, стабилизацией курса рубля и т.д.⁸

Начальником Управления финансов Врангель назначил профессора Бернацкого, возглавлявшего его при Деникине. Поскольку никакими успехами, если не считать открытия собственных экспедиций заготовления государственных бумаг, управление похвастаться не могло, главными мотивами этого назначения, скорее всего, были опыт Бернацкого и отсутствие других претендентов на эту должность. Поскольку он длительное время находился в командировке в западноевропейских странах, фактически его обязанности исполнял В.В. Матусевич.

В Управление финансов входили отделы: кредитный, акцизно-монопольный, счетно-казначейский, таможенных сборов. Кредитному отделу подчинялись местные отделения Государственного банка, через которые проходило финансирование из бюджета государственных учреждений, армии и флота. Акцизно-монопольный отдел ведал сборами косвенных налогов, разрабатывал проекты по их введению. Отделу таможенных сборов, ведавших сбором таможенных пошлин, подчинялись тринадцать таможенных застав в портах Крыма и занятой в июне Северной Таврии⁹.

В апреле при Управлении финансов была образована особая Финансово-контрольная комиссия, которая давала заключения по сметам и штатам учреждений, проектам внешнеторговых договоров и т.д. Исходя из жесткой необходимости экономии бюджетных средств, комиссия, чаще всего — произвольно, урезала предполагавшиеся к отпуску суммы. Однако большого эффекта экономии ее деятельность не имела, поскольку главы ведомств через Врангеля или Кривошеина находили способ обойти установленные ею ограничения¹⁰.

По косвенным данным можно приблизительно установить: в центральном аппарате работало не менее 5 тыс. чиновников, а на содержание этого аппарата за период с апреля по ноябрь было истрачено 10-12 млрд руб.¹¹

Самой характерной чертой государственного аппарата была устойчивая тенденция разбухания и саморазмножения. Врангель пребывал в убеждении, что государственный аппарат можно упростить и устроить на манер полевого штаба — стоит только приказать. За апрель — май он отдал приказы о расформировании более пятисот военных и гражданских учреждений. Однако эта кавалерийская атака на бюрократию особого успеха не имела. Офицеры, откомандированные из упраздненных тыловых учреждений на фронт, не веря в победу и не желая рисковать жизнью, добивались откомандирования в другие, вновь учреждавшиеся тыловые учреждения и в итоге все-таки покидали фронт. Чиновники также перекочевывали из упраздненных учреждений во вновь открывавшиеся. Сделать это было не так трудно, поскольку новые учреждения являлись продолжением старых — под новой вывеской, но под руководством тех же начальников. Главы ведомств и руководители учреждений стремились постоянно расширять подчиненные им аппараты, поскольку это расширяло бюджетное кредитование и делало службу «доходнее». Поэтому вместо упраздненных скоро возникали новые учреждения, множилось число управлений, отделов и канцелярий и весь этот процесс по сути свелся к «калейдоскопической перемене фамилий и вывесок, а зачастую даже только последних»¹².

Разбуханию аппарата способствовала и деятельность Кривошеина, видевшего средство решения всех проблем в реорганизации управления и остававшегося по психологии «тайным советником и министром большой самодержавной России». С другой стороны, он, как и многие главы ведомств, стремился решать все вопросы «во всероссийском масштабе», чтобы «выковать» в Таврии «прообраз будущей России». Поэтому и происходили постоянные «перестройки», переподчинения, слияния и разделения. Отсутствие эффекта от одной реорганизации порождало другую. Все это в итоге и вело к росту штатов. Результатом стал выстроенный руками опытных бюрократов крайне дорогой и «показной фасад государственности», который только прикрыл прогрессирующий развал тыла¹³.

Разбухание аппарата управления, борьба за крайне ограниченные бюджетные средства и коррупция привели к тому, что межведомственные трения превратились в ожесточенную межведомственную конкурентную борьбу. Каждое ведомство в лице своего начальника отстаивало сохранение за собой наиболее «доходных» дел, стремилось добиться увеличения собственного кредитования за счет других, выставить свою деятельность как единственно правильную и опорочить конкурентов, оттеснить их и при этом свалить на них наиболее сложные вопросы. Так, Управление торговли и промышленности и Управление финансов прочно увязли в противоборстве по поводу регулирования экспортно-импортных операций и контроля за деятельностью частных банков, а Управление торговли и промышленности и Главное интендантство жестко конкурировали между собой за бюджетные деньги, отпускавшиеся на закупку хлеба, и т.д.¹⁴ Старая бюрократическая практика создания междуведомственных комиссий, к которой широко прибегал Кривошеин, не могла изменить ситуации, поскольку начальники весьма часто вообще игнорировали заседания комиссий, работа их затягивалась и решения не выполнялись. Врангель констатировал в одном из своих приказов: «Канцелярская волокита и междуведомственные трения сводят на нет все мои начинания»¹⁵.

Эффективность работы чиновников в 1920 г. была намного ниже, чем до революции. Чувство долга, отчасти питавшееся расчетами на чины, награды и продвижение по службе, как и другие факторы, сошли на нет. Главным мотивам стало использование служебного положения в корыстных целях. Этому способствовали как ощущение непрочности положения Русской армии в Таврии, так и катастрофическое ухудшение материального положения.

В государственном аппарате врангелевской Таврии служило примерно 10-12 тыс. чиновников. Члены их семей насчитывали 20-25 тыс. Месячное жалование чиновника XVI класса составляло в мае 7000 руб., VII — 16000, IV — 27000 и вместе со всеми прибавками покрывало от 5 до 25 % семейного прожиточного минимума. В сентябре оклады были удвоены, но уже за октябрь инфляция «съела» прибавку и жалование снова стало покрывать всего 5-10 % прожиточного минимума. Положение чиновников усугублялось еще и тем, что за зиму — весну, голодая, многие продали последнее «лишнее» имущество и этот источник повышения реальных доходов иссяк. Поэтому чиновникам ничего не оставалось, как брать и вымогать взятки, присваивать казенные суммы¹⁶.

Периодически издававшиеся приказы Врангеля грозили взяточникам и казнокрадам, «подрывающим устои разрушенной русской государственности», каторгой и смертной казнью, введенной в октябре. Однако никакого сдерживающего воздействия они не оказали. Столь же недейственными были и кампании официозной прессы, взывавшей к патриотическим чувствам чиновников (под лозунгом «Брать сейчас взятку — значит торговать Россией!») и рассуждавшей, что «ничтожное жалование, дороговизна, семьи — все это не оправдание» для мздоимства¹⁷.

В итоге переписка превратилась в механическую канцелярскую работу «вне времени и пространства», в создание видимости деятельности. Волокита останавливала все дела и стала орудием вымогательства: всякое дело отстаивалось «точно баржа, путешествующая по шлюзам», пока взятка не открывала «шлюзы». «Крымский вестник» так живописал выполнение гражданскими ведомствами приказов «правителя»: «Бумажная машина совершила положенный ей круг, поставила точку и подвела итог: исполнено. Но в жизни остались лишь груды исписанной бумаги с номерами и подписями. Волокита организовала у нас свое государство в государстве...»¹⁸

Наконец, резко упала служебная дисциплина чиновников. Опоздания на работу и бездельничанье приняли настолько массовый характер, что даже формальный документооборот оказался разрушенным, если не запутывался нарочно, чтобы скрыть следы должностных преступлений. Чиновники большей частью «пили чай и курили», обычное высокомерие и равнодушие к просителям и жалобщикам из простонародья превратилось в презрение и грубость¹⁹.

Такой военно-гражданский аппарат оказался не в состоянии регулировать экономическую жизнь занимаемой территории, в том числе — стабилизировать финансовую систему.

Эвакуация остатков ВСЮР и беженцев в Крым привела к тому, что полуостров оказался буквально наводнен бумажными дензнаками. Вместе с дензнаками ВСЮР там обращались дореволюционные «романовские», «думские», «керенские» рубли, украинские карбованцы, рубли Крымского краевого правительства, донские и, наконец, советские. Количественная диспропорция между ними и стремительное обесценение денег ВСЮР поддерживали постоянно растущую разницу их курсов. Так, в июле — августе «романовские» были в 40-60 раз дороже рублей ВСЮР, «думские» — в 13, «керенские» — в 4, «донские» — в 2, украинские карбованцы — в 1,5 раза. Дензнаки, выпущенные до конца 1917 г., превратились в средство накопления и являлись предметом спекуляций; особенно усиленно их скупали предприниматели²⁰.

Наряду с рублями во врангелевской Таврии широко обращалась завезенная интервентами иностранная валюта, курс которой стремительно возрастал ввиду усиления разрухи и большого спроса на нее со стороны торговцев, занимавшихся экспортно-импортными операциями, и уезжавших из Крыма помещиков и буржуазии, скупавших валюту для коммерческих операций и безбедной жизни за границей. В течение мая — октября цены на иностранную валюту, опережая рост цен на товары и продовольствие, выросли в 10-12 раз. А в последние предэвакуационные две недели ноября их курс поднялся еще более чем на 2000 %. С июля по октябрь 1920 г. стоимость английского фунта на бирже поднялась с 28000 до 105000 руб., франка — с 500 до 2100 руб., доллара — 7500 до 9000 руб.²¹

Колоссальная и постоянно растущая разница курсов рублей и иностранной валюты продолжали подстегивать бешеную валютную спекуляцию. Как грибы росли банковские отделения и меняльные конторы, занимавшиеся торговлей и обменом валюты. Продавая валюту на 5 % выше покупной цены, они наживали баснословные барыши. Попытки местных военных и гражданских властей ограничить их деятельность или установить твердый курс на иностранную валюту приводили лишь к развитию черного валютного рынка. Валютные спекуляции еще больше способствовали обесценению денег ВСЮР, однако Управление финансов никак не ограничивало и не регулировало деятельность банков и меняльных контор, отклоняя все предложения на этот счет²².

Несмотря на их аннулирование при Деникине, особое место в денежном обращении занимали советские бумажные рубли, большое количество которых находилось у крестьян, рабочих и мелкой городской буржуазии. И при Врангеле Управление финансов стремилось к их полному аннулированию и изъятию из обращения, опасаясь, что их свободное обращение дает в руки большевиков серьезное средство экономической борьбы. Приказы об аннулировании вызывали недовольство не только населения, но и противодействие частей армии: получая денежное довольствие в недостаточном количестве и с большими опозданиями, зато располагая значительными суммами трофейных советских денег, интендантства и военнослужащие расплачивались ими с крестьянами. Те, со своей стороны, охотно их принимали. Поэтому несмотря на приказы об аннулировании, советские деньги широко ходили в Таврии, особенно в прифронтовой полосе, где крестьяне тем охотнее принимали их, чем ближе была Красная армия²³.

К апрелю 1920 г. курс бумажных рублей ВСЮР упал по сравнению с довоенным курсом рубля более чем в 500 раз. В течение весны — осени 1920 г. падение курса продолжалось, поскольку за период с апреля по октябрь в обращение было выпущено более 150 млрд руб., не обеспеченных ни золотым запасом, ни произведенной товарной массой²⁴.

Инфляция ускорялась также скупкой и вывозом из Таврии золота и драгоценностей потерявшими веру в успех белых и покидавшими Крым предпринимателями и помещиками²⁵.

Наконец, инфляция ускорялась падением курса рубля на заграничных биржах, прежде всего в Константинополе, что было результатом вывоза огромного количества русских денег эмигрантами и ведомственными закупочными комиссиями, которые спешили распродать их за иностранную валюту по любой цене²⁶.

Правительство Врангеля считало если не остановку, то хотя бы торможение инфляции одной из своих главных задач. В июле оно приняло решение ограничить вывоз драгоценных металлов и русских рублей, как бумажных, так и металлических (из золота и серебра). Однако отъезжавшие свободно вывозили их контрабандным путем. Вместе с тем эта мера вызвала недовольство и протесты отъезжавших, стремившихся поскорее вывезти свои капиталы за границу «для производительных целей»²⁷.

После отступления из-под Орла, когда всем стала очевидна невозможность взять Москву в ближайшем будущем, катастрофическое финансовое положение заставило Бернацкого изменить свои взгляды и практически приступить к разработке и проведению финансовой реформы. Наиболее радикальная мера — дефляция, то есть изъятие лишней денежной массы из обращения, — была недоступна правительству, которое в этом случае само становилось банкротом. Девальвация, то есть снижение золотого запаса денежной единицы и понижение ее курса по отношению к иностранным валютам, была попросту невозможна, поскольку бумажная масса, находившаяся в обращении, достигла астрономических цифр и покупательная сила денег быстро приближалась к нулю, а золотое обеспечение отсутствовало. Реальное положение дел диктовало единственный способ избежать финансовой катастрофы — нуллификацию, то есть приравнивание старых денег к нулю и выпуск новых денег, обеспеченных реальными ценностями.

Поэтому в основу денежной реформы, разработанной Управлением финансов, было положено, во-первых, устранение разнообразия в обращении и замена денежных знаков новыми, и, во-вторых, обеспечение их устойчивости²⁸.

В конце августа заказанные еще Особым совещанием при Деникине новые денежные знаки на сумму 22 млрд руб. и машины для их изготовления были доставлены в Севастополь²⁹.

Планировавшаяся реформа была прежде всего скрытой формой экспроприации населения, поскольку неминуемо вызвала бы новое повышение цен. Вместе с тем она сильно задевала интересы предпринимателей и вообще имущих групп, лишая их значительных средств и ограничивая свободу спекулятивных махинаций. Поэтому слухи о предстоящем обмене денег, официально подтвержденные в октябре Управлением финансов, вызвали сильнейшее беспокойство предпринимательских кругов и их давление на власти. Членам правительства пришлось публично и в печати заверять, что реформа не вызовет «никаких потерь для держателей нынешних денежных знаков», называя ее «безболезненной девальвацией», «унификацией внешнего вида денежного обращения» и т.п.³⁰ Окончательно проект реформы был похоронен, когда его раскритиковало и отвергло в октябре Финансово-экономическое совещание, на котором были представлены крупные предприниматели и их организации³¹.

Таким образом, антиинфляционные меры правительства и Управления финансов не затрагивали коренных причин инфляции и могли дать лишь временный незначительный эффект. Но даже их Управление финансов не сумело провести в жизнь, поскольку эти меры, ограничивая бешеные прибыли русских и иностранных предпринимателей, вызвали их противодействие. Курс рубля из-за усиленной эмиссии продолжал катастрофически падать. В июле банкноты достоинством в 100 и 250 руб. стали разменной мелочью (их в насмешку называли «хамсой»), а самыми ходовыми — банкноты достоинством в 1000 и 10000 руб. В сентябре разменной мелочью стали банкноты достоинством в 500 руб.³²

«Обесценение денежных знаков приняло характер народного бедствия», — констатировал Врангель в приказе от 12 октября, подводя итоги полугодовой работы своего правительства³³.

К ноябрю 1920 г. курс рубля по сравнению с 1914 г. упал более чем в 10 тысяч раз (то есть 1000 рублей стоила 7-9 довоенных копеек)³⁴. А в последние предэвакуационные две недели ноября покупательная способность бумажных рублей главного командования ВСЮР (Русской армии) фактически свелась к нулю³⁵.

Безудержный рост цен происходил независимо от состояния товарного рынка. Цены на продовольствие с апреля по октябрь поднялись в среднем в 16-20 раз, на промышленные товары — в 12-15 раз, на топливо — в 50 раз. Соответственно росту цен прожиточный минимум семьи из трех человек составлял: в марте — 23000 руб., в апреле — 61000 руб., в мае — 150000 руб., в июне — 144000 руб., в июле — 152000 руб., в августе — 214000 руб., в сентябре — 325000 руб., в октябре — 535000 руб.³⁶

Инфляция парализовала таврические банки. Подчиненные кредитному отделу Управления финансов отделения Государственного банка, сохраняя учетный процент на уровне 6 % годовых, испытывали хроническую нехватку денег даже для выплаты процентов и совершенно прекратили операции по кредитованию промышленности, сельского хозяйства, кооперации и т.д. Частные банки подняли учетный процент до 12 % годовых, однако даже при этом прибыли от «нормальных» учетно-ссудных операций по кредитованию были настолько ничтожны, что банки прекратили их и всю деятельность направили на спекулятивные финансовые махинации. Спекуляция на падении курса рубля приносила частным банкам огромные барыши. На этой почве в Крыму в 1920 г. процветало лихорадочное учредительство новых банков, общая численность которых превысила 80. Прекратив кредитование производственной сферы и устремив средства в спекулятивную игру на падении курса рубля, банки в конечном итоге сами способствовали росту инфляции. Попытки местной военной и гражданской администрации как-то контролировать деятельность банков вызывали громкое недовольство и скрытое экономическое сопротивление финансистов³⁷.

Наконец, инфляция усугубляла финансовое положение врангелевского правительства, «съедая» приходные статьи бюджета и раздувая расходы.

Основные приходные статьи бюджета составляли прямые и косвенные налоги. Правительство не решилось повышать ставки прямого налогообложения в соответствии с инфляцией и отказалось от идеи выбить из населения, прежде всего крестьян, многочисленные «недоимки» за годы гражданской войны, опасаясь вызвать взрыв народного недовольства. Вместе с тем оно фактически установило регрессивное налогообложение: ставки прямых налогов с населения были повышены более чем в 10 раз, а налог с капитала и процентный сбор с прибыли предприятий — всего в 2 раза³⁸.

Однако повышение прямых налогов не оправдало себя. Население, прежде всего крестьяне, рабочие и средние слои города, уклонялись от уплаты налогов власти, в долговременность которой не верили. Что касается промышленников и торговцев, то они под разными предлогами, путем махинаций и за счет раздачи взяток платили значительно меньше³⁹.

Основной упор в закручивании налогового пресса правительство и Управление финансов сделали на повышение ставок косвенного обложения. Управление финансов стремилось обложить акцизом весь торгово-промышленный оборот предметов широкого потребления (спиртные напитки, табак, сахар, соль, чай, кофе), регулярно повышая стоимость патентов и бандеролей на производство и торговлю, а также ставки акцизов. В целом по сравнению с 1917 г. ставки акцизов были повышены в 300-400 раз и достигли 30% стоимости товаров⁴⁰.

В то же время таможенные сборы держались на очень низком уровне (в среднем менее 4 % стоимости ввозимых товаров), в чем проявилось стремление правительства стимулировать импорт. За апрель — сентябрь весь импорт общей суммой в 27,5 млрд руб. дал таможенных сборов на совершенно ничтожную сумму — не более 850 млн руб.⁴¹

Точные и полные данные о бюджете правительства Юга России не выяснены. Управление финансов в 1920 г. разделяло все расходы на «нормальные», мирные и «чрезвычайные», военные. К первым относились расходы на гражданский государственный аппарат, Государственную стражу и субсидирование невоенной промышленности. Поступлений в казну от прямого и косвенного налогообложения, исчислявшихся суммой около 1 млрд руб. в среднем ежемесячно, едва хватало на покрытие «нормальных» расходов⁴².

К «чрезвычайным» Управление финансов относило расходы на содержание армии и флота, восстановление и строительство железных дорог, закупку топлива и продовольствия, закупку зерна и другого сырья для экспорта и его вывоз, содержание беженцев в Крыму и за границей. В результате такого искусственного вычленения из расходных статей бюджета расходов на войну и решение связанных с ней, точнее — созданных ею, транспортной, топливной, продовольственной и беженской проблем Управление финансов создавало иллюзию бездефицитности «нормального», «мирного» бюджета, расходы по которому покрывались доходами от прямого и косвенного обложения. Что же касается «чрезвычайного», «военного» бюджета, фактически состоявшего исключительно из расходных статей, то его дефицит за 1920 г. составил 250 млрд руб.⁴³

Единственным доступным правительству способом наполнения бюджета для покрытия военных расходов стала эмиссия, благо единственная в Крыму экспедиция заготовления государственных бумаг — Феодосийская — была и фактически, и юридически в полном распоряжении Управления финансов⁴⁴. Считая выпуск новых денег для оплаты военных расходов своей главной задачей, Управление финансов приложило немало усилий для реконструкции и расширения Феодосийской экспедиции за счет оборудования эвакуированной Новороссийской экспедиции⁴⁵.

С 5 февраля до конца февраля Феодосийская экспедиция напечатала кредитных билетов донского правительства и главного командования ВСЮР на 225 млн руб., за март — 2,3 млрд руб., за апрель — 6,4 млрд руб. 24 апреля начальник Кредитной части Управления финансов Сувчинский настойчиво попросил Феодосийское отделение Госбанка, ведавшее экспедицией и выпускавшее в обращение напечатанные ею дензнаки, усилить производство тысячерублевых донских кредитных билетов в Феодосийской экспедиции и быстрее сдавать их в отделение Госбанка, поскольку наличных денег остро не хватало для содержания и снабжения армии и государственного аппарата⁴⁶.

В течение мая экспедиция, работая на пределе технических возможностей, напечатала еще почти 8,8 млрд руб. До 19 мая Феодосийской экспедицией было напечатано и через Феодосийское отделение Госбанка выпущено в обращение почти 12 млрд руб., из которых 300 млн по требованию Управления финансов были выданы Морскому управлению. Однако правительству хронически не хватало денег, Военное управление не получало достаточных сумм и в результате полевые казначейства отказывали войскам в крупных ассигнованиях, производя ассигнования по частям, что приводило к срывам интендантствами снабжения войск. В течение июня экспедиция напечатала почти 17 млрд руб.⁴⁷ Когда в сентябре разменной мелочью стали банкноты в 500 руб., Управление финансов приняло решение начать выпуск банкнот достоинством 25000 и 50000 руб.⁴⁸

К осени рост инфляции свел на нет производительность экспедиции: сентябрьский заказ на 60 млрд руб. был выполнен всего на 75 %. Для увеличения эмиссии Управление финансов решило приступить к печатанию банкнот достоинством в 25000 и 50000 руб., а на октябрь экспедиции был дан заказ на 150 млрд руб.⁴⁹

Всего с февраля по октябрь Феодосийская экспедиция напечатала, а Феодосийское отделение Госбанка выпустило в обращение около 177 млрд руб.⁵⁰, покрыв дефицит бюджета правительства юга России, составлявший порядка 250 млрд руб., примерно на 70 %.

Фактически эмиссия быстрыми темпами приближала правительство Врангеля к полному банкротству. С одной стороны, чтобы печатание денег было рентабельным и удовлетворяло растущие (как по причине инфляции, так и из-за увеличения численности армии, масштаба операций, величины занимаемой территории и объемов снабжения) расходы, необходимо было постоянно переходить на печатание кредитных билетов все большего достоинства. Однако учреждения, ведавшие заготовками на армию и ее снабжением, как и сами войсковые части, постоянно требовали для проведения закупок мелких купюр, поскольку покупали у крестьян зерно и продовольствие небольшими партиями, а крестьяне отказывались принимать невиданные прежде бумажки с таким большим количеством нулей — достоинством в 10000 руб. — и отказывались что-либо продавать за них, не доверяя им. Раз из обращения вымывались, превращаясь из средства платежа в средство накопления, «романовские» и «думские», то они предпочитали брать хотя бы «керенки» и «донские» достоинством в 500 руб.⁵¹

Поскольку валютные поступления в бюджет были недостаточны, а от проведения финансовой реформы пришлось отказаться, ничто не могло остановить инфляцию и хотя бы смягчить все сопряженные с ней явления, в частности — дефицит бюджета и острую нехватку наличности в отделениях Госбанка и полевых казначействах.

Полевые казначейства хронически испытывали нужду в дензнаках, не получая их из отделений Госбанка, в результате чего войскам не выплачивалось регулярно жалование, а интендантства не могли закупить всего необходимого для снабжения войск и рассчитаться как с торговцами-поставщиками, с которыми они заключали договора на поставку (прежде всего продовольствия), так и с владельцами промышленных предприятий, которым они заказывали производство предметов снаряжения⁵².

Врангель перед переходом Русской армии в наступление с целью занять Северную Таврию приказал снабдить войска не только снарядами и патронами, но и большим количеством дензнаков, чтобы части не отбирали продукты, лошадей и прочее у жителей, а покупали, и чтобы больше не было почвы для распространения грабежей, как это было при Деникине. Какие-то меры были приняты, и ему доложили, что все исполнено⁵³. Однако в действительности все было иначе: 24 мая, в первый день наступления, командир 1-го (Добровольческого) корпуса генерал А.П. Кутепов телеграфировал главному интенданту Елизарову, что «в самый критический момент» части корпуса остались без денег, что казначейство уже пять дней не производит оплаты ассигновок за отсутствием дензнаков (многозначительно прибавив: «...О последствиях судите сами»), и потребовал срочно прислать полевому казначейству 700 млн руб.⁵⁴

В отличие от Кутепова, который всегда старался придерживаться порядка и обращался по инстанции, Слащов, как он уже привык за то время, когда он был полновластным хозяином в Крыму, просто напрямую требовал дензнаки от Феодосийского отделения Госбанка и получал их. Таким способом в июне он получил 350 млн руб. для своего корпуса. Когда начальник Кредитного отдела Сувчинский доложил об этом главкому, тот в достаточно мягкой форме «признал этот способ нежелательным», после чего Кредитный отдел предупредил все полевые казначейства, что они должны обращаться за «подкреплением наличности» в Кредитный отдел, а не к своим командирам корпусов⁵⁵.

Но так или иначе из-за нехватки наличности отделения Госбанка не могли вовремя обеспечить полевые казначейства дензнаками, в результате чего авансы и жалование выплачивались нерегулярно, а у интендантств не было достаточных сумм для закупки всего необходимого для снабжения войск. Поэтому, как и в 1919 г., интендантства забирали у населения продукты за квитанции, что само по себе уже вызывало недовольство крестьян, а многие офицеры, солдаты и особенно казаки попросту отбирали все им необходимое силой, что уже вызывало резкую враждебность и приводило порой к стихийным вспышкам сопротивления. В итоге не в последнюю очередь именно грабежи, возобновившиеся с новой силой в Северной Таврии и занятых районах Екатеринославской губернии, привели в августе — сентябре к повороту в настроениях крестьян против власти Врангеля⁵⁶.

С целью выйти из финансового кризиса Врангель и Кривошеин предприняли попытку обеспечить себе помощь российских предпринимательских групп и организаций, которые, вывезя из России разными путями огромные средства, вложив их в экономику западных стран и наживая прибыли путем спекуляций на падении курса рубля, ограничивались лишь вынесением резолюций о поддержке Русской армии. Кривошеин в начале сентября пригласил в Севастополь из Парижа и Лондона лидеров русских финансовых групп. Финансово-экономическое совещание удалось собрать лишь в середине октября (начале ноября), когда, потерпев поражение в Северной Таврии, Русская армия отступила в Крым. Многие из приглашенных приехать отказались. Тем не менее на совещании были представлены все ведущие русские предпринимательские группы в эмиграции. Резко раскритиковав деятельность Управления финансов и лично Бернацкого, участники совещания рекомендовали сократить эмиссию, увеличить прямые и косвенные налоги, заключить принудительный внутренний заем. Бернацкий подал в отставку, зная, что Врангель ищет ему замену, но никто не захотел занять его место⁵⁷.

И Бернацкий, и Кривошеин остро переживали свое бессилие. В разговоре с Шульгиным глава правительства с горечью признался: «Тришкин кафтан никак нельзя заплатать... Трагедия наша в том, что у нас невыносимые соотношения бюджетов военного и гражданского. Если бы мы не вели войны и были просто маленьким государством под названием Таврия, то у нас концы сходились бы. Нормальные расходы у нас очень небольшие, жили бы. Нас истощает война Армия, которую мы содержим, совершенно непосильна для этого клочка земли»⁵⁸.

Однако не воевать было невозможно. Поэтому и крах финансовой системы был неизбежен. А он, в свою очередь, самым губительным образом сказался и на стабильности тыла, и на боеспособности Русской армии.

Примечания

1. Раковский Г. Конец белых. Прага, 1921. С. 26.

2. Врангель П.Н. Записки. Ч. 2 И Белое дело. Берлин, 1928. Кн. VI. С. 30.

3. Там же. С. 131-133.

4. Там же. С. 149.

5. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1. Д. 3. Л. 2-79; Росс H. Врангель в Крыму. Frankfurt/Main, 1982. С. 119, 121.

6. РГВА. Ф. 102. Оп. 3. Д. 538. Л. 8об. -9,12; Лукомский А.С. Воспоминания. Берлин, 1922. T. II. С. 235.

7. Врангель П.Н. Указ. соч. С. 149.

8. Росс Н. Указ. соч. С. 118-119.

9. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1. Д. 251. Л. 110, 132.

10. Там же. Оп. 1. Д. 27. Л. 55; Д. 249. Л. 62-63.

11. РГВА. Ф. 109. Оп. 3. Д. 279. Л. 12; Д. 296. Д. 9; Оболенский В. Крым при Врангеле. М.; Л., 1928. С. 36.

12. РГВА. Ф. 109. Оп. 3. Д. 259. Л. 7; Врангель П.Н. Указ. соч. С. 116; Оболенский В. Указ. соч. С. 11-12, 60-61; Валентинов А.А. Крымская эпопея // Архив русской революции. Берлин, 1922. T. V. С. 6.

13. Немирович-Данченко Г.В. В Крыму при Врангеле. Берлин; Мюнхен, 1922. С. 24; Оболенский В. Указ. соч. С. 36.

14. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1.Д. 83. Л. 13.

15. Великая Россия. 1920. 13 августа.

16. РГВА. Ф. 109. Оп. 3. Д. 291. Л. 9об.; Вечернее слово. 1920. 7 июля; Раков-скийГ. Указ. соч. С. 84-85, 152.

17. РГВА. Ф. 109. Оп. 3. Д. 296. Л. 16 об. -17; Заря России. 1920. 26 сентября.

18. РГВА. Ф. 101. Оп. 1. Д. 174. Л. 27,204 об. -205; Великая Россия. 1920.25 июня.

19. РГВА. Ф. 101. Оп. 1. Д. 174. Л. 27,205; Великая Россия. 1920. 25 июня.

20. ГАРФ. Ф. 3426. Оп. 1. Д. 17. Л. 9; Гензель ПЛ. Крым в финансово-экономическом отношении в 1918-20 гг. // Экономист. 1922. № 3. С. 104, 108-109.

21. Великая Россия. 1920. 29 октября; Савич Н.В. Воспоминания. СПб.; Дюссельдорф, 1993. С. 411.

22. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1. Д. 22. Л. 6-7; Немирович-Данченко Г.В. Указ. соч. С. 88.

23. Гензель П.П. Указ. соч. С. 107; Лукомский А.С. Воспоминания. Берлин, 1922. T. II. С. 199-200.

24. Шафир Я. Экономическая политика белых // Антанта и Врангель. М.; Пг., 1923. С. 119-120.

25. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1. Д. 11. Л. 20.

26. Там же. Д. 89. Л. 111; Великая Россия. 1920. 18 июля.

27. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1. Д. 11. Л. 20; Д. 40. Л. 37.

28. Юг России. 1920. 26 июля.

29. Раковский Г. Указ. соч. С. 156.

30. Немирович-Данченко Г.В. Указ. соч. С. 83, 85.

31. Раковский Г. Указ. соч. С. 155-156.

32. Там же. С. 154-155.

33. Врангель П.Н. Указ. соч. С. 220.

34. Крестьянский путь. 1920. 2 октября.

35. Савич Н.В. Указ. соч. С. 411.

36. Хвойное П. Рабочее движение и профсоюзы в Крыму в 1920 г. // Антанта и Врангель. С. 230-231.

37. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1. Д. 3. Л. 68-69; Д. 64. Л. 20; Д. 67. Л. 4-5.

38. Там же. Д. 27. Л. 55-56; Великая Россия. 1920. 8 сентября.

39. Раковский Г. Конец белых. С. 93.

40. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1. Д. 1. Л. 217; Д. 3. Л. 53; Шафир Я. Указ. соч. С. 118.

41. Гензель П.П. Указ. соч. С. 114-116, 119.

42. ГАРФ. Ф. 356. Оп. 1. Д. 139. Л. 6-7.

43. Врангель П.Н. Указ. соч. С. 149,190; Раковский Г. Конец белых. С. 155.

44. Савич Н.В. Указ. соч. С. 392.

45. Великая Россия. 1920. 8 сентября; Гензель П.П. Указ. соч. С. 105-106, 108

46. ГАРФ. Ф. 3426. Оп. 1. Д. 10. Л. 13, 85.

47. Там же. Л. 17, 25, 85.

48. Раковский Г. Указ. соч. С. 154-155.

49. Юг России. 1920. 8 сентября.

50. Шафир Я. Указ. соч. С. 119-120.

51. ГАРФ. Ф. 3426. Оп. 1. Д. 10. Л. 45,68.

52. Там же. Л. 25-25 об., 27.

53. Врангель П.Н. Указ. соч. С. 101.

54. ГАРФ. Ф. 3426. Оп. 1. Д. 10. Л. 26.

55. Там же. Л. 49.

56. Там же. Л. 44; РГВА. Ф. 101. Оп. 1. Д. 154. Л. 95; Д. 157. Л. 126; Д. 174. Л. 140 об.; Ф. 109. Оп. 3. Д. 256. Л. 6; Ф. 182. Оп. 3. Д. 595. Л. 12 об.; Ф. 192. Оп. 3. Д. 1441. Л. 6; Ф. 198. Оп. 3. Д. 625. Л. 137.

57. Оболенский В. Указ. соч. С. 67; Раковский Г. Указ. соч. С. 155-156.

58. Шульгин В В. 1920 год. София, 1922. С. 209-210.