Нашествие гуннов и Крым

С кон. IV в. в истории Северного Причерноморья начинается т. н. гуннский период. Гуннское нашествие, изменившее этническую карту Юга Восточной Европы, явилось одним из самых значительных событий периода великого перенаселения народов. В последней четв. IV в. гунны, подчинив часть аланов, разгромили готский союз племен. Об этом сообщают Аммиан Марцеллин [4, с. 243—245], Евпапий [15, с. 726], Павел Орозий [41, с. 404], Созомен [55, с. 762—763], Зосим [19, с. 800—801], Иордан [22, с. 92], Прокопий Кесарийский [48, с. 385—387], Агафий [2, с. 147—148] и другие авторы. П.Н. Третьяков, М.А. Тиханова, В.В. Кропоткин, М.Б. Щукин и многие другие исследователи связывают с нашествием гуннов прекращение существования значительной части поселений и могильников Черняховской культуры, что согласуется со свидетельством письменных источников о том, что готы (племена готского союза) были прогнаны гуннами. Так, по свидетельству Павла Орозия, «племя гуннов, долгое время отрезанное неприступными горами, возбужденное внезапным неистовством, двинулось против готов и, приведя их повсюду в замешательство, выгнало из старинных мест жительства» [41, с. 404]. Аммиан Марцеллин сообщает, что, «потеряв надежду дать отпор, они [гревтунги] осторожно отступили и перешли на реку Династию» [4, с. 244]. Прокопий Кесарийский в «Войне с готами» свидетельствует о том, что «гунны, внезапно напав на живших на этих равнинах готов, многих из них перебили, остальных же обратили в бегство. Те, которые могли бежать от них, снявшись с этих мест с детьми и женами, покинули отеческие пределы и, перейдя через реку Истр, оказались в землях римлян» [48, с. 386].

Гуннским нашествием был охвачен и Крымский полуостров. Правда, Аммиан Марцеллин и Евнапий, современники тех грозных событий, ничего не говорят о гуннах в Крыму. О движении гуннов через Крым умалчивает и Павел Орозий, написавший свою «Историю против язычников» около 417 г. Зато раннесредневековые авторы, вероятно, вслед за Созоменом, автором написанной приблизительно в 444 г. «Церковной истории», единодушно пересказывают легенду о переходе гуннов через устье Меотийского озера. Этот путь им вроде бы показала лань, или олень, или корова, ужаленная слепнем. Сюжет о животном-проводнике был распространен еще до прихода гуннов в Европу. В фабуле данной легенды можно заметить пережиток античного мифа об Ио, жрице богини Геры, которую Зевс обратил в корову; Гера же наслала на корову слепня, гонимая которым, она обошла много земель [6, с. 24—25]. А в трагедии Эсхила «Прометей прикованный» находим строки, свидетельствующие о переходе Ио через устье Меотиды — «Боспор» («Коровий брод») [71, с. 198]. Важное место в сюжете мифа о дочери царя Агамемнона Ифигении, которую богиня Артемида перенесла в Тавриду, занимает легенда о священной лани или олене. Этот миф был хорошо известен не только античным, но и раннесредневековым авторам. Вероятно, поэтому в созданной легенде корова, ужаленная слепнем, чередуется у них с ланью или оленем [150, с. 20]. Таким образом, в результате перенесения древнего мифа на исторический факт переход гуннов через Меотиду приобрел легендарную окраску. Но вряд ли этот путь был основным. Главная масса гуннов ринулась прямо из Задонья в украинскую степь и далее на запад. Однако, учитывая многочисленные свидетельства раннесредневековых авторов (Созомена, Зосима, Иордана, Прокопия Кесарийского и др.), можно предположить, что одна из волн гуннских племен прошла через Крымский полуостров [356, с. 92—102].

Наиболее достоверным выглядит свидетельство Прокопия Кесарийского о движении гуннов-утигуров в обратном направлении — через Крым и Меотиду. Утигуры, по словам Прокопия, ранее жили за Меотидой и приняли участие в общем движении различных племен, известных под общим именем «гунны». После распада «державы» Аттилы, «утигуры (в отличие от кутригуров) со своим вождем решили вернуться домой, с тем, чтобы в дальнейшем владеть этой страной одним». В этом движении они увлекли крымских готов-тетракситов, вместе с ними перешли через пролив и поселились за Меотидским озером [48, с. 385—388]. Движение утигуров в обратном направлении свидетельствует о том, что путь через устье Меотиды был им хорошо известен и ранее использован при общем движении гуннов на запад.

Рассматривая вопрос о гуннах в Крыму, необходимо упомянуть и альциагиров, о которых сообщает Иордан. По его словам, одни из гуннов «зовутся альциагирами, а другие — савирами, но места их поселений разделены: альциагиры — около Херсоны, куда жадный купец ввозит богатства Азии; летом они бродят по степям, раскидывая свои становища в зависимости от того, куда привлечет их корм для скота; зимой же переходят к Понтийскому морю» [22, с. 72]. На основании этого отрывка из «Гетики» некоторые исследователи (Е.Ч. Скржинская, В.В. Кропоткин и др.) локализуют альциагиров в Юго-Западном Крыму, буквально понимая слова Иордана «около Херсоны». Однако, если учесть, куда Иордан помещает другое гуннское племя — акациров (между эстами, с которыми «соседят» акациры, и булгарами «над Понтийским морем» [22, с. 72]), то под выражением «около Херсоны» можно понимать в лучшем случае крымские степи. Вместе с тем необходимо отметить, что в 1982 г. Г.М. Николаенко и Н.И. Тарасенко открыли на Гераклейском полуострове, на заброшенных участках наделов эллинистического времени каменные фундаменты юрт V—VII вв. — округлых в плане, с конусовидными стенами, узким входом и очагом. Эти находки могут служить археологическим подтверждением свидетельства Иордана об альциагирах «около Херсоны».

Рис. 6. Картосхема памятников позднеримского и раннесредневекового времени в Крыму: ○ — могильники сер. III — первой пол. V в.; △ — одиночные погребения кочевников гуннского времени; (◐ — могильники IV—IX вв.; ● — могильники VI—IX вв.; ■ — раннесредневековые крепости и города; 1 — Херсонес; 2 — Боспор; 3 — Инкерманский; 4 — на территории совхоза «Севастопольский»; 5 — Чернореченский; 6 — т. н. «могильник Бертье-Делагарда»; 7 — Бельбек I; 8 — Озерное III; 9 — Ай-Тодорский; 10 — Чатырдаг; 11 — Марфовка; 12 — Миролюбовка; 13 — гора Клементьевка; 14 — Чикаренко; 15 — Беляус; 16 — Портовое; 17 — Скалистинский; 18 — Лучистое; 19 — у высоты «Сахарная головка»; 20 — Каламита; 21 — Узень-Баш; 22 — Эски-Кермен (крепость и могильник); 23 — Мангуп (крепость и могильник); 24 — Аромат; 25 — Большое Садовое; 26 — Баштановка; 27 — Сюрень; 28 — Чуфут-Кале (крепость и могильник); 29 — Тепе-Кермен; 30 — Бакла; 31 — Алустон; 32 — Горзубиты; 33 — Суук-Су; 34 — Артек I

О гуннах в Крыму неоднократно упоминает Прокопий Кесарийский. По его словам, пришельцы заняли обширную область Северного Причерноморья, включая Пантикапей [47, с. 249]. Император Юстин, пытаясь использовать гуннов в качестве союзников, послал к ним в «Боспор патрикии Прова... с большими деньгами, чтобы склонить гуннское войско идти на помощь к ивирам» [44, с. 142—143]. Однако гунны отказались стать федератами Византии.

Власть гуннов на Боспоре продолжалась до нач. VI в. По сообщению Прокопия, «лежащее между Херсоном и Боспором пространство занято гуннами. Боспориты были в древности независимы, но незадолго перед тем поддались царю Юстину» [44, с. 143—144]. Этот же факт упоминается и в другом произведении Прокопия («Война с готами»): «...город по имени Боспор, не так давно ставший подчиненным римлянам. Если идти из города Боспора в город Херсон, который лежит в приморской области и с давних пор тоже подчинен римлянам, то всю его область между ними занимают варвары из племени гуннов» [48, с. 388]. Но кого мог подразумевать Прокопий под «племенем гуннов»? Ведь термин «гунны» часто употреблялся средневековыми авторами как один из обобщающих терминов для обозначения многих кочевых и полуоседлых народов Восточной Европы. Под крымскими гуннами могли понимать соседних с Таврикой утургуров-утигуров, некогда прошедших через Крым. По мнению ряда исследователей, утигуры и утургуры — болгарские племена [110, с. 87; 524, с. 151, примеч. 6]. В первой пол. VI в. болгары неоднократно упоминаются в качестве опасных врагов империи (Феофан, Малала, Марцеллин Комит). Болгарами первоначально именовалась группа угров, присоединившихся к гуннам еще в западной Сибири и Приуралье [110, с. 83—84]. Вероятно, поэтому Прокопий, Агафий и Менандр называют болгар гуннами. Вместе с тем следует отметить, что в этногенезе праболгар принял участие и сармато-аланский, иранский элемент [130, с. 237—247]. Среди крымских гуннов, возможно, были альциагиры (если точна их локализация по Иордану) и аланы, которые еще до появления гуннов занимали широкий простор прикавказских и приазовских степей. «...В разбоях и охотах они доходят до Мэотийского моря и Киммерийского Боспора» [4, с. 242].

В период раннего средневековья аланы численно преобладали в Крыму. Прокопий Кесарийский вполне мог отнести аланов к «гуннскому племени». По свидетельству Аммиана Марцеллина, Иордана и других авторов, гунны по пути на запад подчинили аланов. В связи с этим интересно сообщение Аммиана Марцеллина о том, что после смерти Германариха новый царь Витимир «оказывал некоторое время сопротивление аланам, опираясь на другое племя гуннов» [4, с. 243]. Аланы упоминаются Иорданом при перечислении племен, которых Аттила держал в своем подчинении [22, с. 118—119]. На аланской основе формировались многие политические образования на Юге Восточной Европы (правда, ко времени гуннского нашествия аланы уже не представляли собой единой этнической общности. По сообщению Аммиана Марцеллина, аланы «подчинили себе... соседние народы и распространили на них свое имя... Они объединились под одним именем и все зовутся аланами» [4, с. 240—241]).

Рис. 7. Инкрустированные диадемы из гуннских погребений в Крыму: 1 — Марфовка (по Ю. Марти); 2—3 — Миролюбовка (по Т.Н. Высотской и Е.А. Черепановой); 4 — Керчь (Римско-германский музей. Кельн, ФРГ)

Немало аланов было и в гуннском союзе племен. По мнению исследователей, некоторые представления о племенах гуннского союза дают могильники IV—V вв. Саратовского Поволжья, где преобладают сармато-аланские признаки и вместе с тем отмечены определенные черты, свидетельствующие о присутствии здесь гуннов: монголоидные черепа, большие, с костяными обкладками луки, появившиеся еще в III—II вв. до н. э. в усуньско-хуннской среде, остатки деревянных седел, тюркские трупосожжения с таким же инвентарем и т. п. [405, с. 88—91; 419, с. 74]. Таким образом, сообщение Прокопия Кесарийского о гуннах, обитавших между Боспором и Херсоном, не следует понимать буквально, так как здесь могли обитать различные племена, лишь суммарно отнесенные к гуннам. На вопрос о том, были ли в Крыму настоящие гунны — потомки северных хунну I в. до н. э. (которых, по мнению исследователей, было совсем немного в Европе [110, с. 40—68]), ответить чрезвычайно трудно.

Вопрос о гуннах в Крыму неоднократно рассматривался в литературе. Наиболее заметные следы нашествия этих кочевников исследователи отмечали на Боспоре, «гуннский период» в истории которого традиционно характеризовался как время общего упадка хозяйства, разрухи и варваризации населения [520, с. 458—466; 524, с. 7; 110, с. 88]. Однако многочисленные следы разрушений и пожаров в боспорских городах (Фанагории, Гермонассе, Кепах, Тиритаке и др.), ранее безоговорочно относимые к кон. IV — нач. V в., на основании исследований 1983—1985 гг. уже связывают с захватом Боспора Византией в 527—534 гг. [397, с. 128—129]. Установлено, что Ильичевское городище на Тамани было уничтожено во второй пол. VI в., во время войн Турксанфа с Византией. Раннесредневековый комплекс этого городища надежно датирован Э.Я. Николаевой (результаты ее исследований опубликованы частично) по наборам амфор V—VI вв., краснолаковым тарелкам с клеймами, стеклянным сосудам и бусам, изделиям из бронзы и золотым византийским монетам императора Юстиниана I.

Но, конечно же, было бы совершенно неправомерным ставить под сомнение факт пребывания гуннов в Крыму. В пользу этого факта свидетельствуют археологические памятники (рис. 6, 11—16), в первую очередь — одиночные погребения IV—V вв. с инкрустированными диадемами, которые в гуннское время распространяются от Казахстана до Центральной Европы [467, с. 117—127; 232, с. 38—43]. Больше всего таких погребений найдено в Северном Причерноморье. Известны они и в Крыму: в с. Марфовка близ Керчи (рис. 7, 1) [326, с. 48, рис. 25]; на территории совхоза им. Калинина, у с. Миролюбовка Красногвардейского р-на (рис. 7, 2—3) [179, с. 187—195, рис. 2, 1—2]. Есть и случайная находка гуннской диадемы из Керчи (рис. 7, 4) [407, с. 120, рис. 4, 1].

Точно установить этническую принадлежность большинства погребений с диадемами не представляется возможным. Они могут быть и сармато-аланскими, и гуннскими. Многие черты материальной культуры племен гуннского времени можно считать общими для этой эпохи, и трудно выделить какие-то несомненно гуннские признаки [415, с. 325]. Исследователи сходятся на том, что эти памятники оставлены кочевниками гуннского времени. К этой же группе одиночных захоронений относятся впускные погребения с украшениями полихромного стиля и останками коня, обнаруженные в Северо-Восточном Крыму близ пос. Портовое Раздольненского р-на [507, с. 180], у пос. Чикаренко Октябрьского р-на [119, с. 243—245], а также на горе Клементьевка в окрестностях Феодосии [179, с. 195—196], в Черноморском р-не близ Донузлавского озера (вторичное погребение в склепе Беляусского некрополя) [210, с. 52—61]. В инвентаре последнего обнаружен характерный для гуннов предмет — золотая обкладка от деревянной фигурки лошади или осла (по мнению исследователей, появившиеся в Европе деревянные и медные украшения, покрытые золотой фольгой, принадлежали гуннам [415, с. 325]). Череп погребенного был искусственно деформирован еще при жизни и имел монголоидные черты.

Возможно, гуннскими являются литые бронзовые амулетики IV—V вв. в виде стилизованных человеческих фигурок, иногда — с подчеркнуто тюркскими признаками лица, прически и одежды. Они известны в Средней Азии, Приазовье [331, с. 95—96], а также в Восточном Крыму [281, с. 254—256] и Херсонесе [369, с. 186—187]. К гуннским древностям Н.В. Пятышева относит и некоторые памятники херсонесской скульптуры IV—V вв., на которых появляется характерная особенность прически — коса. Обычай ношения кос известен у различных кочевников Средней Азии, в том числе у гуннов.

В раннесредневековых могильниках этой части полуострова («Сахарная головка», Скалистинский) иногда встречаются черепа с монголоидными признаками [424, с. 127—128]¹. Они датируются не ранее чем VI—VII вв. и могли принадлежать как гуннам, так и выходцам из Тюркютского каганата (сер. VI — сер. VII в.), сложившегося в каспийско-приазовских степях [110, с. 137]. По сообщению византийского историка Менандра, в 576 г. один из подчиненных кагану вождей по имени Турксанф двинул многочисленное войско под предводительством Бохана на завоевание Боспора, возле которого уже стоял отряд подчиненных тюркам утигуров во главе с Анагеем. Тюркюты взяли Боспор, заняли степной Крым и в 580 г. подступили к Херсону. Но в период междоусобной борьбы в Тюркютском каганате (581—587 гг.) Византия отвоевала у кочевников Боспор [31, с. 422—432, 462]. Возможно, во время этих событий какая-то группа тюрок просочилась в состав населения Юго-Западного Крыма. Правда, черепов с монголоидными признаками здесь найдено очень мало и почти все они женские, что скорее всего свидетельствует об эпизодических смешанных браках крымских горцев с тюрками (тем более, что основная масса этих черепов происходит из Скалистинского могильника, расположенного недалеко от степи).

Таким образом, гуннское нашествие, столь трагическое для значительной части населения Юга Восточной Европы и заметно повлиявшее на историю Восточного Крыма, не изменило кардинально этнический состав обитателей Юго-Западного Крыма.

Примечания

1. Антропологический материал из Скалистинского могильника обработан Г.П. Зиневич.