Подготовка — продвижение к Балаклаве

14 сентября 1854 г. части британских экспедиционных сил, возглавляемые лордом Фицроем Рагланом, приступили к высадке на побережье Крымского полуострова в Каламитском заливе, в 50 км к северу от их главной цели — русского военно-морского порта Севастополь. Солдатам — тем из них, кому посчастливилось выжить, предстояли полтора года тяжких лишений, о чем в день высадки мало кто догадывался. Краткосрочная карательная операция, победоносная кампания, которая должна была завершиться быстрым и легким захватом Севастополя, оказалась не более чем миражом — несбыточной мечтой.

Причины войны

Для вспышки конфликта, в котором пришлось участвовать армии Раглана, существовали давние и застарелые мотивы. Британия всерьез опасалась усиления России, готовой вот-вот сокрушить обветшавшую турецкую империю и выплеснуться в Малую Азию и юго-восточную Европу, прочно закрепившись по обоим берегам пролива Босфор. Начиная с восемнадцатого столетия сменявшие на троне друг друга царицы и цари расширили территорию России, подчинив Украину и Крым, а также продвинувшись далее на Кавказ. Казалось, еще немного и Россия зажмет Турцию в могучие тиски. Однако гористый и скудно населенный Кавказский регион создавал весьма серьезные проблемы при ведении там военных действий.

Вице-адмирал сэр Джеймс Дандас командовал британским флотом, направленным «в окрестности Дарданелл» с целью предостережения России в отношении недопустимости ее военных действий на Балканах. В январе 1854 г. флот Дандаса вместе с французским флотом вошел в Черное море. Затем, после обстрела британского судна, занятого вывозом дипломатического персонала, адмирал отправил эскадру для нанесения удара по Одессе. Дандас почти независимо распоряжался вверенным ему флотом и не подчинялся командующему сухопутными силами (лорду Раглану), который мог лишь обращаться к адмиралу с просьбой о поддержке с моря операций армии. Корабли показали себя не вполне действенным средством против укреплений Севастополя. Еще до окончания войны Дандаса на командном посту в Черном море сменил сэр Эдмунд Лайонс. (Дэвид Пол)

А вот Балканы, расположенные на юго-востоке Европы южнее реки Дунай, впадающей в Черное море, представляли собой задачу заметно иного свойства. Там проживали не только славянские, но и другие народы, бывшие по большей части христианами, причем главным образом ортодоксальными, вследствие чего православная Россия чувствовала себя в некотором родстве с ними. Установление религиозного протектората над четырнадцатью миллионами балканских подданных Турции превратилось в главную цель царя Николая I. Открывавшийся шанс повысить политический вес России в Турции становился неотъемлемой прибавкой, этаким бонусом для русского государя, ибо он всегда питал амбициозные надежды взять под контроль Босфор и Дарданеллы, обеспечив условия для выхода боевых кораблей из порта Севастополя (главной российской базы на Черном море) в Средиземноморье. Для достижения таких целей царю требовалось занять господствующее положение по отношению к Турции, а в идеале заполучить власть в Константинополе.

Царь Николай I, государь Российской империи. Внук Екатерины Великой, немало сделавшей для расширения русской территории до берегов Черного моря, Николай появился на свет в 1796 г., когда Россия уверенно утверждалась в Крыму. С ранних лет интересовавшийся военными вопросами, Николай получал разные посты в армии и поднялся до чина генерал-лейтенанта, а в 1825 г. сделался царем. Вступив на престол, он стал обращать особенное внимание на Турцию, которую называл «больным человеком Европы». Он продолжал считать вполне достижимым разгром союзников даже после того, как те высадились в Крыму. Разочарованный поражением на Альме, царь, несмотря ни на что, не помышлял об оставлении Севастополя. Николай настаивал на атаке через реку Черную, каковое желание царя Меншиков выполнил, что самым прямым образом привело к сражению при Балаклаве. Подавленный и огорченный неспособностью русских войск достигнуть успехов, в феврале 1855 г., всего за несколько дней до собственной кончины, Николай отстранил Меншикова от командования. (Дэвид Пол)

Подобная перспектива чрезвычайно беспокоила британское правительство, и, надо заметить, опасность не являлась чистым вымыслом. Во время Греческой войны за независимость (1821—1829) русская армия вторглась на Балканы и вполне ощутимо приблизилась к Константинополю. Лишь давление со стороны европейских государств вынудило Россию отступить. В ходе продолжительного конфликта (1831—1841) между Турцией и правителем Египта Мухаммедом Али (являвшимся номинально вассалом султана) России почти удалось не только добиться религиозного влияния, какового она искала на Балканах, но и в обмен на предоставление военной помощи заполучить изрядную власть над турецким правительством в политическом плане. Стороны достигли тайного соглашения, по которому султан обязывался закрывать по просьбе русских проливы для всех иностранных военных кораблей. Узнав об этом, Британия решила возглавить мероприятия по преодолению такой ситуации.

Фицрой Джеймс Генри Сомерсет, барон Раглан. Одиннадцатый ребенок в семье герцога Босфора, Фицрой Сомерсет состоял в должности адъютанта, а затем военного секретаря при герцоге Веллингтоне в ходе войны на Пиренейском полуострове и участвовал в битве при Ватерлоо, где потерял правую руку. С 1818 по 1852 г. Фицрой Сомерсет служил в Лондоне на высоких административно-управленческих постах как военный секретарь герцога Веллингтона в бытность того генерал-фельдцейхмейстером (Master-General of the Ordnance), а позднее — главнокомандующим армией. В указанные годы он никогда не находился на действительной службе в войсках. В 1852 г. Фицрой Сомерсет занял должность генерал-фельдцейхмейстера и удостоился титула барона Раглана, после чего в феврале 1854 г. получил под свое командование Восточные экспедиционные силы. Произведенный в полные генералы (в июне 1854 г.) и фельдмаршалы (в декабре 1854 г., со старшинством с 5 ноября), он скончался в Крыму 28 июня 1855 г. (Селби)

Рассматривая Турцию как «больного человека Европы» — страну, готовую вот-вот распасться, а потому созревшую для сбора урожая, — царь Николай, однако, тоже не собирался сидеть сложа руки. Небольшой спор на религиозной почве дал ему возможность совершить еще одну попытку. В 1852 г. вспыхнула ссора по поводу охраны христианских святынь в Иерусалиме (тогда принадлежавшем туркам), и Россия вновь заявила о собственных претензиях на протекторат над балканскими христианами. Британские военные суда ранее убеждали Россию не подрывать останков могущества Турции, и вот в июне 1853 г. флот под командованием вице-адмирала Дандаса отправился в путь от берегов Мальты в «окрестности Дарданелл... для обороны Турции от ничем не спровоцированного нападения и для защиты ее независимости». На царя все это не произвело никакого впечатления, и вскоре после того он отправил через юго-западную границу войска с целью занятия Молдавии и Валахии (двух провинций Османской империи, являющихся ныне территорией Румынии) для обеспечения «без войны... ее [России] справедливых требований». По словам царя, он собирался «защитить православную веру», но подобные аргументы не звучали убедительно ни для Турции, ни для других европейских государств.

Генерал-лейтенант сэр Джордж Браун. Свято веривший в действенность дисциплины, он молодым офицером сражался под началом сэра Джона Мура на Пиренейском полуострове. С 1815 г. Браун занимал ряд высоких штабных должностей (включая пост генерал-адъютанта главнокомандующего британской армией). Являясь в 1854 г. старшим из дивизионных командиров британских экспедиционных сил, Браун, однако, не получил «скрытого назначения» заменить собой главнокомандующего в случае его болезни или выбытия из строя в ходе кампании (эту роль отвели сэру Джорджу Кэткарту). Тем не менее, когда лорд Раглан, находясь с войсками в Болгарии, получил приказ вторгнуться в Крым и овладеть Севастополем, он обратился за советами именно к Брауну. Как командир Легкой дивизии, Браун не принимал непосредственного участия в сражении под Балаклавой. (Дэвид Пол)

Турецкий ультиматум с требованием вывода русских войск остался без внимания, и 23 октября 1853 г. султан объявил России войну. Днем ранее британские и французские боевые корабли вошли в Черное море. Однако на данном этапе ни Франция, ни Британия не замышляли всерьез высадки экспедиционных сил на сушу. Мощная турецкая оборона, значительно усиленная со времени последнего наступления войск России в южном направлении почти четверть века тому назад, преградила путь врагу на Дунае. В Британии на тот момент отсутствовали как общественный энтузиазм, так и политическая воля для глубокого вмешательства в ситуацию. Турки, как казалось, чувствовали себя уверенно в сложившейся обстановке. Но положение радикальным образом поменялось после «массакра», то есть истребления 4000 турецких моряков, произведенного 30 ноября 1853 г. в гавани Синопа, в 300 милях к востоку от Константинополя, русской военно-морской эскадрой, которая применяла в основном разрывные снаряды, а не сплошные выстрелы, или ядра.

Бомбардировка Одессы. Данный рисунок сделал офицер, принимавший участие в операции. Он постарался передать момент уничтожения Императорского мола в Одессе 22 апреля 1854 г. Британские и французские боевые корабли нанесли удар по Одессе, расположенной на северном побережье Черного моря, после того как судно, отправленное под флагом перемирия для эвакуации британского и французского консульств, 13 апреля угодило под огонь береговых батарей. Спустя трое суток семнадцать британских боевых кораблей дали бортовой залп из 900 орудий, послуживший началом карательной операции, которой предстояло продлиться еще шесть дней. Запечатленный здесь взрыв вскоре повлек за собой заключение перемирия. (Дэвид Пол)

Энтузиазм прессы и нагнетавшие истерию митинги вынудили британское правительство зашевелиться и начать принимать меры — одно лишь развертывание британского и французского флотов означало в глазах общественности «предательство несчастной Турции». Министры лорда Абердина высмеивались как «слабоумные прихлебатели России», а автор карикатуры в журнале «Панч» изобразил премьер-министра надраивающим до блеска сапоги царя. Затем «Вестминстер ревю» затронул болезненную коммерческую тему, заявив о том, что «наши коммуникации с Индией... [и] наша торговля со всеми свободными странами» оказались под угрозой.

Его королевское высочество герцог Кембриджский. Тридцатипятилетний кузен королевы Виктории, Джордж Уильям Фредерик Чарльз, герцог Кембриджский, имевший звание генерал-лейтенанта, командовал в Крыму 1-й пехотной дивизией британских экспедиционных войск. Послужив ранее в ганноверской армии, он короткое время — в процессе волнений чартистов в Англии — возглавлял 17-й уланский полк, а затем занимал административно-хозяйственные должности на Корфу и в Ирландии. Герцог Кембриджский руководил действиями 1-й дивизии в битве на Альме и сыграл некоторую роль на заключительном этапе Балаклавского сражения, хотя и не действовал на протяжении его основных четырех фаз. После войны он стал главнокомандующим армией и пребывал на этом посту с 1856 по 1895 г. (Дэвид Пол)

Куда более осмотрительные, нежели плохо информированная публика, смутно представлявшая себе сложности, связанные с вовлечением в войну со столь сильным и опасным противником, британское и французское правительства действовали осторожно. 4 января 1854 г. флоты Британии и Франции вошли в Черное море с невероятными приказами (поскольку оба государства пока не находились в состоянии войны с Россией) нападать на русские военные суда, если те не пожелают вернуться в порт.

Генерал-майор Лукан. Джордж Чарльз Бингем, Лукан, командовал 17-м уланским полком (1826—1837), где не только показал ярую приверженность дисциплине и суровым наказаниям, но и продемонстрировал склонность заботиться о внешнем виде военнослужащих части. Под его началом личный состав полка, не зная спуску и отдыха, подвергался постоянной муштре, за малейшие нарушения солдат немилосердно карали по всей строгости законов, нередко бичевали или прогоняли сквозь строй. Критики называли его «одержимым дисциплиной солдафоном... не умеющим держать себя в руках и не пользовавшимся уважением» со стороны собственных офицеров. В то же время он щедро тратил на 17-й уланский полк свои личные средства, благодаря чему тот стал таким нарядным, что получил прозвище «Денди Бингема». Возглавляя в Крыму британскую Кавалерийскую дивизию, Лукан был вынужден терпеть в качестве командира ее Легкой бригады своего шурина, лорда Кардигана. Оба эти генерала не переваривали друг друга. (Селби)

Требования принять меры против Николая I (изображаемого «дьяволом в человеческом обличье») все нарастали по мере того, как таяли надежды разрешить кризис дипломатическим путем. 27 февраля, предпринимая последнюю попытку убедить царя в серьезности намерений Британии, министр иностранных дел направил Санкт-Петербургу ультиматум, в соответствии с которым от него требовалось в течение шести суток приступить к выводу войск из Молдавии и Валахии, дабы завершить его к 30 апреля. В тексте среди прочего говорилось: «Отказ или молчание... будут расценены как объявление войны». Николай не соизволил ответить. Так Британия вступила с Россией в войну, получившую впоследствии название Восточной, или Крымской, поскольку основные операции проходили именно на территории данного полуострова. 27 марта королева Виктория довела до сведения парламента, «что ее величество чувствует себя связанной узами союзнического долга и обязанной оказать помощь султану против ничем не спровоцированной агрессии».

Сержант 1-го батальона гвардейского Шотландского фузилерного полка. Данный батальон входил в состав 1-й (Гвардейской) бригады 1-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта герцога Кембриджского, прибывшей с Сапун-горы в Северную долину слишком поздно, чтобы как-то повлиять на последствия действий Легкой бригады

10 апреля Британия подписала официальное союзническое соглашение с Францией, к каковому спустя пять суток присоединилась и Турция. После этого незамедлительно последовали военные действия. Еще 11 марта сэр Чарльз Нейпир с флотом отбыл из Портсмута к берегам Балтики под пристальным взором государыни, провожавшей моряков на своей королевской яхте «Фэйри».

Трубач 4-го легкого драгунского полка. 4-й (Собственный Королевы) легкий драгунский полк, возглавляемый подполковником лордом Джорджем Пэджетом, шел в бой на левом крыле третьей (задней) линии Легкой бригады в ходе знаменитой атаки в Северной долине

В Черном море, где британцев разозлили действия русских береговых батарей, когда те открыли стрельбу по судну, выполнявшему дипломатическую миссию под флагом перемирия, семнадцать боевых кораблей обрушили на Одессу огонь бортовых залпов. Одновременно с подготовкой нападения на Севастополь военно-морские силы союзников блокировали устье Дуная, а также проводили разведку побережья Азовского моря и Кавказа.

Сбор экспедиционных сил

В Англии, где с начала 1854 г. политическая обстановка все более накалялась, постепенно собирались экспедиционные войска, изначально обозначавшиеся как предназначенные «для Востока». Командующим ими предстояло стать лорду Раглану, 64-летнему ветерану войны на Пиренейском полуострове, бывшему шефу военной канцелярии при герцоге Веллингтоне и тогдашнему действительному начальнику главного управления вооружения и боевой техники.

Генерал-лейтенант сэр Джон Фокс Бергойн. Незаконнорожденный сын генерала, сдавшегося американским колонистам при Саратоге (1777), сэр Джон достиг уже возраста 71 года, когда его вместе с французским инженерным полковником Арданом послали в Константинополь для наблюдения за турецкой обороной и продвижением союзнических экспедиционных сил. Будучи опытным военным инженером, Бергойн участвовал в кампаниях против французов на Пиренейском полуострове, а позднее сделался председателем Совета общественных работ в Ирландии (1831—1845). Когда союзники высадились в Крыму, он оставался при штабе лорда Раглана, где особо настойчиво выступал за осуществление «флангового марша» вокруг Севастополя к Балаклаве, а кроме того, немало потрудился для руководства осадными операциями с Херсонесского нагорья. (Селби)

Хотя и, несомненно, храбрый человек (первым ворвавшийся в брешь в Бадахосе и потерявший руку при Ватерлоо), Раглан, однако, никогда лично войсками в битвах не командовал и на протяжении большей части последних сорока лет занимал чисто административные должности. Находившиеся под его началом ведущие командиры располагали разным опытом — только одному не перевалило за шестьдесят и только двое прежде возглавляли дивизию в сражении.

Выступление на войну 3-го батальона гвардейского Гренадерского полка. На современной событиям гравюре гвардейские гренадеры проходят маршем по Трафальгарской площади 22 февраля 1854 г. по пути к вокзалу Ватерлоо. Сцена вполне типичная для подобных церемоний — мужчины демонстрируют радостное оживление, дети бегут за стройными колоннами солдат, а женщины мечтательно задумчивы. На заднем плане видны знамена и передвигающиеся верхом офицеры. (Дэвид Пол)

35-летний кузен королевы герцог Кембриджский, никогда не бывавший прежде на войне, удостоился чести принять командование 1-й дивизией. 2-ю дивизию вверили в руки более опытного военного — сэра Джорджа де Лэйси Эванса (67 лет от роду). Он служил на Пиренейском полуострове, в Индии и участвовал в Карлистских войнах 1833—1840 гг. в Испании. На последующую его карьеру бросали тень радикальные политические взгляды и подозрения в неподчинении вышестоящим офицерам. Командир 3-й дивизии, сэр Ричард Ингленд (возраст 61 год), обладал меньшим опытом по сравнению с де Лэйси Эвансом, но все же имел за плечами службу в Индии и участие в Пограничных (или так называемых «Кафрских») войнах в Южной Африке.

Лорд Раглан. Современная событиям гравюра наглядно свидетельствует об увечье британского главнокомандующего. Пустой правый рукав — знак, оставленный этому тогда молодому британскому офицеру на память о себе французами в битве при Ватерлоо. Стремясь преодолеть последствия потери правой руки как можно скорее, он вскоре после ампутации написал первое письмо левой рукой. Находясь в Болгарии в июле 1854 г., Раглан получил приказ военного министра (герцога Ньюкасла) нанести удар по Крыму и взять Севастополь, если только он не выдвинет веских причин для отказа от подобного плана развития событий. Недостаток заслуживающих доверия сведений о численности неприятельских войск и их диспозиции мог бы послужить встречным аргументом, но Раглан верил в необходимость выполнить долг. Такой образ действия, несомненно, подсказал бы ему наставник — герцог Веллингтон. (Дэвид Пол)

Шестидесятилетний сэр Джордж Кэткарт возглавлял 4-ю дивизию. С учетом службы в колониальных кампаниях, Кэткарт удостоился «скрытого назначения», то есть чести и обязанности принять командование войсками в случае выхода из строя лорда Раглана. Сэр Джордж Браун, как и Раглан достигший 64 лет, принял на себя пятую пехотную, или Легкую дивизию. Ревностный поборник дисциплины, Браун отличился в ходе боев на Пиренейском полуострове и с 1815 г. занимал один за другим несколько важных штабных постов.

Гибралтар. Проложив себе путь через Бискайский залив, где бушевали традиционные сезонные штормы, транспортные суда с войсками пришли на непродолжительную стоянку в Гибралтар. Запечатленные здесь солдаты поднимаются по узкой главной улице городка для бартерных обменов с маврами в развевающихся одеяниях, с испанцами и местными жителями Гибралтара. При встрече заинтересованных сторон в ход пойдет нехитрый товар от табака и мыла до неизбежного вина. Наверху притаились пушки крепости, служа молчаливой угрозой для тех, кто, возможно, захочет напасть на нее и заставит их нарушить тишину. (Дэвид Пол)

Из всех пяти командиров пехотных дивизий только герцог Кембриджский и Кэткарт привлекались к действиям в ходе Балаклавского сражения. Основной груз в нем лег на плечи воинов Кавалерийской дивизии. Командир ее, лорд Лукан (54 года), являлся сторонником дисциплины и ревностным служакой, во многом схожим в данном аспекте с сэром Джорджем Брауном. Бывший командир 17-го уланского (полка, которому предстояло принять участие в бою под Балаклавой в составе Легкой бригады), Лукан, состоявший в молодые годы при штабе русской армии во время одного из походов [речь идет о кампании 1828—1829 гг. в европейской Турции. — Прим. ред.], всем сердцем ненавидел своего 57-летнего шурина, лорда Кардигана, ставшего по воле злодейки-судьбы, в Крыму во главе Легкой бригады [женой лорда Лукана была сестра Кардигана, леди Анна Брюденелл. — Прим. ред.].

Мальта. После трехдневного путешествия от Гибралтара корабли вошли в главную гавань Мальты. Более гостеприимные воды Средиземного моря и мягкий климат позволили воинству перевести дух — в полках наступило долгожданное отдохновение. И пусть в местном вине видели источник возникновения вспышек дизентерии и тому подобных заболеваний, в целом жизнь на острове казалась приятной. По вечерам Ла-Валетта и большая гавань выглядели более симпатичными, а Юнион Клаб предоставлял место для отдыха многим офицерам и их женам. Все они, возможно, надеялись, что никакой войны не будет, но на практике Мальта стала лишь временной передышкой — небольшой интерлюдией перед тем, как войсковые транспортники вновь двинулись в путь. Первый из них взял курс на Галлиполи 30 марта 1854 г. (Дэвид Пол)

Тяжелая бригада подчинялась достопочтенному Джеймсу Скарлетту, 55-летнему бригадному генералу, который, как и Кардиган, не располагал опытом участия в боевых действиях.

Константинополь. После короткой остановки на Галлиполи, где из-за огромного количества британских и французских солдат остро не хватало мест для постоя и даже пространства для установки палаток, полки двинулись далее в направлении Константинополя. Несмотря на впечатляющие виды с бортов транспортных судов, при ближайшем рассмотрении турецкая столица оказалась довольно неприятным местом для проживания. Один обескураженный британец писал: «Из всех отвратительных дыр, в которых мне случалось очутиться, эту я расцениваю как наихудшую». Культурный шок для чужаков, не подготовленных к восточным традициям и обычаям, оказался слишком уж сильным. Приказ в скором времени отбыть далее в Болгарию в войсках встретили с видимым облегчением. (Селби)

Лорд Раглан мог в значительной степени влиять на назначение старших командиров экспедиционных сил и должностных лиц штаба (начальника секретариата, начальника интендантской службы, генерал-адъютанта, а также личных адъютантов), но вопросами выбора полков для тех или иных дивизий ведал высший административный руководитель британской армии — главнокомандующий (лорд Хардинг), штаб-квартира которого располагалась в Лондоне (в так называемом «Хорс Гардс» (Horse Guards) — здании между Уайтхоллом и парадным плацем Конной гвардии).

Маршал Сент-Арно. Французский главнокомандующий, сделавший себе имя во время подавления беспорядков в колониальных владениях на севере Африки, оказался трудным для взаимодействия коллегой Раглана. В нетерпении он велел сниматься с якоря еще до того, как основные силы объединенной армады изготовились к отплытию из Болгарии, потом же, однако, по непонятным причинам возжелал отложить высадку до 1855 г., хотя весь союзнический флот уже находился на пути в Крым. Через некоторое время после битвы при Альме он подцепил холеру и не принял видимого участия в спорах в отношении того, стоит или нет осуществлять «фланговый марш». Сент-Арно скончался вскоре после того, как союзники вышли к нагорью южнее Севастополя. (Дэвид Пол)

Однако полномочия Хардинга не распространялись на артиллерию и инженерно-саперный корпус, номинально тут, как начальник главного управления вооружения, распоряжался Раглан. В 1854 г. данными вопросами для экспедиционных войск занимался его заместитель (генерал-лейтенант сэр Хью Росс). В пути задачи по обеспечению безопасности войск возлагались на Королевский ВМФ, задействовавший для транспортировки сухопутных сил пеструю коллекцию парусных и паровых судов, многие из которых приходилось специально реквизировать у владельцев. На берегу же средства сухопутного транспорта и предметы снабжения (но не самые остро необходимые для военных действий, как, скажем, боеприпасы) предоставлялись (или не предоставлялись, как оказалось на деле) интендантским управлением — гражданским ведомством, подотчетным казначейству в Лондоне. Нельзя не заметить, что командующий экспедиционными войсками сталкивался с весьма сложной задачей, выходившей далеко за рамки одного лишь нанесения поражения противнику в поле. Сознавая, что артиллерийско-технические части теоретически (а зачастую и практически) подчинялись в итоге Лондону, барон Раглан не имел прямых рычагов воздействия ни на интендантское управление, ни на флотское начальство. Ему приходилось просить о согласии на взаимодействие (даже если речь шла о непосредственных боевых операциях) никак не подчинявшегося ему адмирала, который всегда мог сослаться на необходимость получения соответствующего разрешения от Адмиралтейства, находившегося в 5000 км от театра военных действий. К тому же Раглан должен был как-то ладить с равными ему по статусу французским и турецким командующими (в противоположность тому, как обстояло дело во время войны на Пиренейском полуострове, когда Веллингтону принадлежало верховное командование над всеми союзными войсками — британскими, португальскими и испанскими). Вдобавок ко всему положение осложнялось тем обстоятельством, что в Крыму британцы имели меньше сил, чем их союзники.

Омер-паша. Турецкий главнокомандующий действовал в Крыму особняком. Лорду Раглану приходилось консультироваться с ним и с французским командующим по поводу принятия тех или иных решений. Сначала Омер-паша организовал довольно успешную оборону турецких крепостей по Дунаю, а затем отправил около 30 000 солдат на Крымский полуостров. Они использовались в основном для нужд неподвижной обороны, скажем, занимали позиции на редутах Шоссейных высот, бои за которые стали важным эпизодом сражения при Балаклаве. Кроме того, турки защищали Евпаторию — городок поблизости от места высадки в Каламитском заливе к северу от Севастополя — и внесли свой вклад в оборонительные действия на союзническом правом фланге совместно с французским обсервационным (наблюдательным) корпусом на Сапун-горе. (Дэвид Пол)

Но всем описанным выше сложностям лишь только предстояло проявить себя во всей красе, поскольку мы остановились на моменте, когда, еще до истечения срока британского ультиматума, войска начали покидать Англию, чтобы следовать на помощь Турции.

Севастополь — вид с моря. На палубе британского боевого корабля стоит 87-цент. орудие на тумбовом лафете, способное стрелять 8-дюйм. сплошным выстрелом, или, иначе говоря, ядром. На дальнем плане батареи Севастополя, жерла пушек которых охраняют вход в гавань по обеим сторонам от него. (Сандхерст)

Точная роль их пока оставалась неопределенной. Некоторые, вне сомнения, надеялись на то, что русские уразумеют всю серьезность намерений союзников и пойдут на мировую, лишь только армия доберется до Мальты. В самом худшем варианте предполагалось участие в обороне Константинополя против русских, наступающих с Балкан. А посему опытного 71-летнего инженера (сэра Джона Фокса Бергойна) вместе с французским коллегой-офицером отправили в Турцию для оценки мощи турецкой обороны.

К Черному морю

22 февраля батальоны Гренадерского и Колдстримского полков гвардии отбыли из Саутгемптона в Средиземное море, став первыми ласточками в составе экспедиционных войск. Вскоре затем 2-й батальон Стрелковой бригады покинул Портсмут, а 28 февраля гвардейские Шотландские фузилеры отдали дань уважения королевскому семейству в Букингемском дворце прежде, чем промаршировать к вокзалу Ватерлоо под сцены буйного воодушевления толпы. Экзальтированная публика бурным ликованием неустанно провожала уходившие на юг эшелоны. На протяжении следующих трех месяцев морские транспортные суда оставляли различные британские порты и, сделав остановку в Гибралтаре, постепенно достигали Мальты. Там война казалась чем-то невероятно далеким, мягкий климат способствовал расслаблению, местное недорогое вино становилось популярным в войсках. В Юнион Клаб офицеры и их жены (многие из которых самостоятельно добрались на остров через Францию) танцевали и веселились ночи напролет.

Река Булганак. Во второй половине дня 19 сентября 1854 г. британская Легкая бригада вышла к Булганаку. Эскадроны, уже готовые атаковать русских, были отозваны, поскольку неприятельская пехота затаилась в мертвой зоне за водной преградой, готовая встретить конницу. Скрытые местностью русские войска на дальнем плане. (Сандхерст)

Однако бесшабашное счастье не продлилось долго. 30 марта войска вновь начали грузиться на суда и отбывать в Турцию. Прибыв на Галлиполи 8 апреля, они обнаружили отсутствие условий для проживания и питания — все лучшее уже освоили французы. И вот к концу мая около 18 000 британских и 22 000 французских военнослужащих сосредоточились в крошечном городке, чтобы тщетно вести борьбу с невыносимой грязью, ужасными запахами и всеми прочими «прелестями», щедро дарованными им местной экзотической обстановкой. К их облегчению, в июне большинство британцев взяли курс на север, к Константинополю и Скутари, однако качество быта и там оказалось ничуть не лучше, к тому же жара усугубляла обстановку, доставляя мало радости уже измотанным дискомфортом солдатам и офицерам. Многие попытались найти успокоение в алкоголе — как-то только в одну ночь было зафиксировано наличие 2400 пьяных британских военнослужащих.

Высадка и наступление на Севастополь, 14—26 сентября 1854 г.

Отчасти по причине нерешительного характера военной обстановки на Дунае — крупные и потому опасные сосредоточения русских по-прежнему оставались в двух провинциях, — а отчасти из-за стремления найти стоянку с более прохладным климатом, после непродолжительной остановки большинство британских и французских войск отправились по Черному морю к Варне, портовому городу в принадлежавшей туркам Болгарии.

Северная сторона Севастополя. Вдалеке слева, на входе в гавань, прикрываемом заслоном из затопленных кораблей, виднеется союзнический флот. Изрезанный рельеф трудной местности в северном секторе Севастополя (батареи которого видны на среднем плане) демонстрирует то, с какими сложностями столкнулись бы союзники, вздумай они форсировать бухту под огнем врага с его южных позиций на Корабельной стороне, но вместо того они приняли иное решение и предпочли предпринять «фланговый марш». (Сандхерст)

С моря все смотрелось ободряюще — маленький и симпатичный порт, однако при ближайшем рассмотрении картина оказалась удручающая. Узкие, кривые, изъеденные рытвинами улочки со зловонными сточными канавами. И на сей раз французы снова проявили сноровку и практичность, быстренько заняв все более или менее пригодные для постоя жилища. С точки зрения чисто военной, вновь построенный причал оказался недостаточным для значительного количества войск, собиравшегося выгрузиться там. Лошадей заводили в небольшие гребные шлюпки и лодки, животные ржали и лягались, выражая недовольство условиями транспортировки на берег. Все предприятие представляло собой банальную высадку вне вражеского противодействия на дружественной территории, и лорд Раглан имел возможность представить себе, чего ожидать, когда ему случится напасть на Россию в Крыму. В свете нажитого в Варне опыта у него, надо думать, исчезли любые основания питать надежды на успешный исход боевой десантной операции.

Внутренняя часть гавани Севастополя. На переднем плане справа, на возвышенности, господствующей над устьем реки Черной (в центре), видна огневая позиция английской мортирной батареи. На среднем плане — русская батарея, находящаяся по ту сторону бухты. Слева, на высокой скале, стоит западный инкерманский маяк.

Варна с прилегавшими к ней районами совершенно очевидно не годилась для размещения союзнического контингента численностью в 50 000 чел. Многие британские полки выдвинулись километров на тридцать в глубь континента от моря в долины Девны и Аладына на пути к турецкой ставке в Шумле, где они вполне могли бы к тому же поспособствовать предотвращению проникновения русских в районы к югу от Дуная. Привлекательные поначалу условия жизни в новом лагере скоро показали свою негативную сущность. Энергичные заготовки предметов снабжения в виде местных фруктов и дичи скоро истощили источники поступления такого рода свежей пищи. Но что особенно важно, в расположениях войск открылись опасные болезни. Случаи холеры отмечались во французских лагерях 11 июля, после чего зараза распространилась и на британские стоянки; всего в течение полумесяца умерло 600 чел. Здоровые в спешке переносили палатки на другие места, но подобные меры мало помогали. Затем 10 августа пожар на складах в Варне пожрал так необходимые для людей запасы. Холера между тем пожинала скорбную жатву и в рядах моряков стоявшего у берегов флота.

В процессе «флангового марша» союзники огибали берег глубоко вдающегося в сушу залива, обходя его с востока. (Сандхерст)

Среди всеобщего смятения и смерти всерьез зазвучали разговоры о предстоящем вторжении в Крым. Совершенно неожиданно 26 июня русские сняли осаду с турецкой крепости Силистра (Силистрия) на Дунае, а ко 2 августа полностью очистили от собственного присутствия Молдавию и Валахию. Однако политики и общественное мнение в Лондоне и Париже не допускали возможности возвращения войск без битвы. 16 июля Кабинет прислал Раглану депешу следующего содержания: «Надлежит занять крепость [Севастополь], а флот — захватить или уничтожить. Лишь непреодолимые препятствия... могут стать причиной для отмены принятого решения по осуществлению данной операции».

Камыш. В то время как британцы сделали своим главным снабженческим портом Балаклаву, французы задействовали в таковых целях Камыш (или, по-французски, Камьеш) — порт, который они сами построили в Камышовой бухте, расположенной южнее Севастопольского залива, к западу от входа в гавань Севастополя, ближе к Черному морю. Камышовая бухта, как хорошо видно на иллюстрациях, была шире, а доступ к ней с суши — менее затрудненным, чем в случае Балаклавы. (Сандхерст)

Все просто замечательно. Даже если бы ряды войск не поредели от болезней, перед союзниками возникало два крупных препятствия — они располагали весьма туманными сведениями в отношении численности русских формирований в Крыму (оценки колебались от 45 000 до 120 000 чел.). Это во-первых, а во-вторых, не существовало никаких реальных планов вторжения, не говоря уж о необходимости достижения консенсуса и взаимодействия с французами и турками, что тоже не всегда давалось легко.

Гавань Балаклавы. Романтическое изображение балаклавской гавани, сделанное вскоре после прибытия туда британцев. Такой вид на нее открывался из ущелья, ведущего к морю со стороны Кадыкоя. На верфях и в самой бухте пока еще довольно просторно, но скоро там яблоку будет негде упасть. Примечателен калейдоскоп парусных и паровых судов, стоящих на якоре в гавани. (Сандхерст)

Раньше всего предстояло сойтись во мнениях относительно места высадки. По поручению Раглана сэр Джордж Браун и французский генерал Канробер провели разведку западного берега Крыма, что привело к решению осуществить операцию в районе реки Кача, расположенной немногим более чем в десяти километрах к северу от Севастополя. Посему, когда холера на флоте пошла на спад, союзническая армада получила приказ сосредоточиться в заливе Балчика, южнее Варны, в первую неделю сентября. Отплытие вовсе не могло служить примером хорошей организованности. Импульсивный французский командующий, маршал Сент-Арно, отбыл на парусном линкоре «Виль де Пари» за двое суток до выступления основных сил, которые в конечном итоге тронулись в путь 7 сентября.

Вторжение в Крым. С 14 по 26 сентября 1854 г. высадка союзнических войск в Каламитском заливе и марш к Балаклаве и к Севастополю

По причине широкого применения как парусных кораблей, так и пароходов, все суда двигались с разной скоростью, и флот, как ожидалось, должен был неминуемо рассредоточиться, если не рассеяться. В итоге командование приняло решение о сборе эскадр в устье Дуная перед выходом в открытые воды с целью пройти Черным морем к Крыму.

По пути к Дунайскому устью Раглан на пароходе «Карадок» нагнал Сент-Арно, который теперь высказывался за высадку на восточном, а не на западном берегу полуострова и — что уж совсем неожиданно — в 1855 г., а не в 1854-м. Решив покончить со всеми подобными недоразумениями, Раглан сам отправился на рекогносцировку. Вместо реки Кача он выбрал Каламитский залив, расположенный в двенадцати километрах от небольшого порта Евпатория (который 13 сентября стал первым союзническим завоеванием в Крыму). В бухте имелся песчаный берег протяженностью около шести-семи километров, достаточно пологий для безболезненного вывода на него плотов с артиллерийскими орудиями. Фронтальной атаке неприятеля на береговой плацдарм помешали бы два соленых озера, которые также осложняли врагу и перспективу наступления с флангов. Огонь из морских орудий помог бы наносить удары по противнику на невысоких холмах к югу и в глубине суши за озерами.

Вторжение в Крым

Итак, союзническая высадка началась в бухте Евпатории 14 сентября и проходила в условиях отсутствия неприятельского противодействия. Русские дозорные держались вдалеке. Союзники не знали о процессе сосредоточения вражеских войск на сильных позициях на берегах реки Альма, протекавшей в районе между экспедиционной армией и ее конечной целью. Русские собирались встретить противника на выбранных ими и заранее подготовленных оборонительных рубежах. Посему они считали излишним препятствовать союзнической операции по выходу на берег. Поначалу она и в самом деле шла гладко. Однако не успело еще закончиться 14-е число, как дождь и штормовые волны принялись хлестать по открытым для буйства стихии берегам. Прошло целых пять суток, прежде чем удалось полностью высадить на сушу 20 000 солдат с их снаряжением. И вот 19 сентября, до того как исчезнуть в жарком и пыльном мареве в глубине полуострова, оркестры повели части союзников с берегового плацдарма. В середине второй половины дня многие из марширующих солдат уже валились с ног от утомления или по причине подтачивавших их болезней, а Легкая бригада британской Кавалерийской дивизии (Тяжелая бригада оставалась пока в Болгарии) едва-едва не угодила в засаду за речушкой Булганак, где на мертвом пространстве притаилась русская 17-я пехотная дивизия.

На следующий день, однако, наступающие союзнические войска, включая французов и турок на правом крыле ближе к морю, оказались вынужденными дать крупную битву на реке Альме, где русские сосредоточили сильные формирования, разместив их на холмах по сторонам почтового тракта, ведущего к Севастополю. Атакуя два редута за рекой и вверх по крутому склону на правом фланге у противника, британцы понесли серьезные потери. В конечном итоге они все же взяли верх, а справа от них французы с помощью своей артиллерии смяли левое крыло русских. Ближе к концу второй половины дня путь на Севастополь — к главной цели вторжения — лежал открытым. Но при всем этом 362 британских солдата остались на поле мертвыми, тогда как еще 1640 получили ранения [согласно более полным данным, в Альминском сражении общий урон союзников составил 3353 чел., в том числе британцев — 2002 чел. (362 убитых, 1661 раненый, 19 пропавших без вести), французов — 1351 чел. (259 убитых, 1092 раненых); русские войска потеряли 5709 чел. (1800 убитыми, 3174 ранеными и контужеными, 735 пропавшими без вести). — Прим. ред.]. На протяжении трех суток союзники чувствовали себя слишком измотанными для продолжения наступления. Когда же они изготовились идти дальше, русские пришли в себя.

Военно-морской порт Севастополь фактически разделяла надвое большая бухта, потому захват северной части не гарантировал автоматического попадания в руки наступающих судостроительных и судоремонтных мощностей, портовых объектов, расположенных в районах южнее, то есть на Корабельной стороне. Союзники (которые прежде как-то не задавались вопросом, как на самом деле следует брать Севастополь, когда они выйдут к нему) очутились перед лицом серьезной дилеммы: вести наступление на севере, находясь под огнем южных укреплений, стоящего на якоре флота и северных оборонительных сооружений, или же обойти Севастополь с целью выйти на нагорье к югу от него. Иными словами, не следовало ли лучше обогнуть город с востока и сразу сосредоточить усилия на судостроительных и судоремонтных объектах на юге? В таком случае не понадобилось бы занимать северные пригороды и впоследствии пересекать широкую бухту под вражеским огнем. У союзников к тому же отсутствовали лодки для выполнения столь опасного маневра, каковой всерьез грозил закончиться самым печальным образом. В общем, они решили осуществить так называемый «фланговый марш» и атаковать неприятеля с юга.

А между тем русские не сидели сложа руки. Князь Меншиков, главнокомандующий, предпочел отвести флот в гавань и затопить на входе в нее несколько судов, дабы заблокировать путь врагу. Морские пушки и команды кораблей предстояло вывести на сушу, где они усилили бы обороноспособность укреплений, которые быстро и эффективно приводились в порядок под руководством полковника Тотлебена. Оставив около 16 000 ополченцев, моряков и немного регулярных войск для охраны Севастополя, Меншиков затем с основными силами своей армии отправился в восточном направлении, за Черную речку.

В соответствии с его рассуждениями, там русские войска стали бы представлять угрозу для открытого союзнического фланга, в то время как сами пользовались возможностью получать подкрепления по Азовскому морю и через Перекопский перешеек на севере.

Ничего не зная о сих передвижениях, союзники начали марш с целью обхода Севастополя. На своем пути они столкнулись с русским арьергардом, покидавшим Севастополь. Лорд Раглан, лично возглавлявший наступление, едва не вошел в боевое соприкосновение с противником, причем в тот момент британского главнокомандующего сопровождали одни лишь адъютанты, поскольку его кавалерийский эскорт временно потерялся. Оставшийся, по счастью, незамеченным врагом, Раглан почел за благо умерить пыл и поскорее отойти в безопасное место.

На следующий день, 26 сентября, британцы оказались в виду Балаклавы. Никто и не подозревал тогда, что им придется провести тут почти два года, а название населенного пункта даст свое имя сражению, которое навсегда войдет в анналы британской военной истории.

Руины Инкермана. Развалины средневековой Каламиты, чье турецкое название Инкерман означает «пещерная крепость», находятся восточнее Черной речки — там, где она втекает в гавань Севастополя. И снова хорошо видно, насколько сложна местность в данном районе. Союзники обошли его по краю с востока во время «флангового марша». (Сандхерст)