Из окна автобуса

"Превосходная должность — быть
на земле человеком, сколько видишь
чудесного, как мучительно сладко
волнуется сердце в тихом восхищении
перед красотою!"
А.М. Горький.

Легким облачком, вытянувшимся вдоль юго-восточного горизонта, предстают Крымские горы перед глазами путешественника чуть ли не от самых сивашских ворот. Затем, с продвижением путника розовое облачко растет, темнеет, приобретает более плотные, резкие очертания и, наконец, у Симферополя превращается в ясно видимую горную гряду. Темносиней каменной оградой, перекинувшейся с юго-запада на северо-восток, закрыла природа воспетый поэтами "полуденный край", ту часть крымской земли, где собрала она вместе многие из своих богатств. А на главном пути в этот край с севера поставила перед горной оградой каменный сторожевой шатер — Палат-ropy, Чатырдаг.

Чатырдаг виден в Симферополе почти отовсюду. Он является городу то ослепительно сверкающим белизной своих снежных вершин в прозрачно-голубом и легком зимнем небе, то поднимающимся к нему, темному от зноя, лиловато-серой раскаленной громадой, то закутанным облаками в ненастье. Почти правильная, словно выточенная резцом, усеченная пирамида горы-шатра с чуть-чуть приподнятым правым верхним углом неизменно стоит перед путешественником, направляющимся на Южный берег, она служит ему путевым указателем.

Автомагистраль Москва-Симферополь далеко перешагнула границы, определенные ей названием. Она не остановилась у Симферополя, а пересекла его с северо-запада на юго-восток и отправилась дальше, мимо древних Петровских скал, мимо новых зданий сегодняшнего Симферополя, мимо строек водохранилища, где рождается будущее города. И город долго сопровождает магистраль своими белостенными домами и садами, словно и сам не прочь бы отправиться вместе с ее привольной асфальтовой гладью туда, в таинственную синеву гор.

Почти сразу за городом справа от магистрали высится трехгранная колонка, окруженная цветником. Ломаная линия на одной из сторон указывает дальнейшее направление трассы: Симферополь-Алушта-Ялта.

Сто лет назад киркой и ломом пробивал эту дорогу в диких горах русский солдат. Новая магистраль пролегла в основном по этой старой дороге.

Плавно течет она вначале по склонам просторных невысоких холмов вдоль долины Салгира, повторяя их мягкие, неторопливые изгибы. Свежестью веет от холмов этих ранней весной — в марте и апреле, пока солнце еще не обдает зноем. Золотистые горицветы, темнопунцовые дикие пионы, ультрамариновые штрихи дикого шалфея, вписанные в сочную зелень трав, придают им своеобразный рисунок. А позже разливаются возле дороги по склонам огненные потоки маков. Жарким заревом своим предвещают они приход лета — той поры, когда со склонов предгорий уходит зелень, и все здесь: и земля и высохшие травы — становится серым, как камень, сложивший эти холмы. Только сады, заполняющие Салгирскую долину, стоят тогда в сером обрамлении зеленые и кудрявые. Они тянутся вдоль долины далеко на юг, закрывая от глаз источник своего существования — Салгир. Тихий и почти невидимый, струится он, разделенный на тысячи ручейков, меж деревьев по линейкам поливных борозд, поит сады и огороды. Изредка лишь мелькнет где-нибудь на не освоенном еще участке, на. открытом повороте вольной струей, и тогда чувствуешь его силу.

Одно за другим возникают в зелени садов, в шеренгах пирамидальных тополей села. На белых табличках при въезде и выезде мелькают: Лозовое, Пионерское, Доброе, Заречное — новые названия новых сел, разрастающихся вдоль магистрали. Некоторые из них уже смыкаются между собою, и таблички с разными названиями, встретившись, встали совсем рядом, вплотную друг к другу.

Все здесь новое: чистенькие дома с застекленными террасами, смотрящие большими окнами на дорогу, тоненькие яблони, вишни и абрикосы, разместившиеся возле домов на участках вековой целины, которых впервые еще коснулись лопата и плуг. Новые здесь и люди — переселенцы, приехавшие из разных концов страны в долину Салгира налаживать в ней жизнь по-новому.

Люди садят сады для будущего, для своих детей. И тоненькие плодовые деревца у домов переселенцев убедительнее всего говорят о том, что новые жители Крыма поселились тут окончательно, навсегда. В поросли этого нового — домов, улиц, сел, садов — совсем уже тонут длинные и узкие, как сараи, угрюмо отвернувшиеся от дороги старые дома прежних времен.

Долина становится теснее. Горы, охватывающие ее широким полукольцом, надвигаются, посылают в нее крутые гребни предгорий, покрытых мелким расползшимся кустарником. Все явственнее видны красноватые и серые обрывы скал среди шерстистого покрова леса. Стройный и величественный царит над ними Чатырдаг.

Село Перевальное — последнее по эту сторону гор. Шоссе пролегает как бы в глубокой зеленой траншее. Сады, стиснутые лесистыми горами, надвинувшимися справа, подступают к самой дороге, слева зеленой стеной стоят пирамидальные тополя — защитники садов, закрывающие их от северо-восточных ветров.

Неподалеку от села начинается перевал через Крымские горы, ее первую, самую высокую гряду. Горы здесь уже рядом, но их не видно пока. Они закрыты лесистыми отрогами, в которых пробита дорога. Небо да зеленые дебри вокруг — вот и все, что видишь, отъезжая от Перевального.

Вскоре справа открывается Чатырдаг. Это уже не разлинованная на фоне неба пирамида, это гигант, могучий и самобытней. Серые громады нависли над зияющими провалами. Каменные осыпи избороздили склоны глубокими складками. До самого лета белеет в них поздний снег, напоминая о тех днях, когда старый Чатырдаг почти неприступен. Шесть месяцев в году закованы его вершины в снега, и только грохот обвалов да клубящаяся снежная пыль нарушают их неподвижность и безмолвие.

Отсюда, с восточной стороны, невозможно взять в лоб скалы Чатырдага и летом. Прямиком на его вершины не пробраться. Нужен долгий обходный путь горными тропами. Не может преодолеть их и лес, карабкающийся по склонам, но останавливающийся у крутых, почти отвесных стен его верхних уступов. Только сосны, выносливейшие альпинисты, шаг за шагом штурмуют их, цепляясь за каждую трещину в голых скалах. И живут себе в этих трещинах, повиснув над обрывом, неведомым образом находя пищу и воду, ухитряясь выдерживать ураганные горные ветры.

Узкая долина вьется у подножия Чатырдага, ведет вглубь гор, превращается в тесное ущелье. Горная речка бежит неподалеку, то мелькнет, то слова скроется в зарослях кустарника. Это приток Салгира — Ангара, скромная речушка, легко проходимая летом вброд, с громким названием мощной и полноводной восточно-сибирской реки. Но название это не покажется слишком претенциозным, если иметь в виду, что именно она, эта скромная речушка, пропилила за многие века каменную твердыню Чатырдага по трещине, отколовшей когда-то его от соседней Демерджи-яйлы. У нее тоже оказалась богатырская сила. Именем этой реки и назван Ангарский перевал, через который издавна лежит один из путей на Южный берег.

Шоссе начинает подниматься на перевал, и река остается внизу, на дне ущелья. Теперь она совсем спряталась в чаще деревьев, настолько заполнивших склоны, что видны только вершины их, кажущиеся сверху густым кустарником. Лишь поздней осенью да зимой, когда опадет листва, можно увидеть сквозь сетку высоких и стройных стволов и реку и подлинную глубину ущелья.

Петли шоссе все круче и теснее одна к другой. Горы с двух сторон стискивают его, и сжавшейся пружиной оно стремительно выбирается вверх, на простор. Ревет мотор автобуса, сосредоточенно лицо водителя. С ловкостью, трудно предполагаемой в грузной машине, выписывает она на узкой асфальтовой ленте, извивающейся по обрыву, замысловатые спирали. Пассажиров отбрасывает центробежной силой то к одному борту, то к другому. Стремительно проносятся, на поворотах, описывая чуть ли не полный круг, и горы, и деревья, и небо над ними. Путешествие становится похожим на морское плавание в штормовую погоду.

Неожиданно выныривая из-за поворотов, с нарастающим жужжаньем проносятся мимо такие же вместительные и грузные встречные автобусы, легковые автомобили, грузовики, мотоциклы.

Круглые сутки пульсирует магистраль — одна из прекрасных крымских автомобильных дорог, связывающих между собой отдаленнейшие уголки полуострова. И забота о дорогах, о том, чтобы по ним можно было быстро, удобно и безопасно ездить, проявляется здесь неустанно.

Это чувствуешь в плавном беге машины по гладкому асфальту, покрывающему теперь все основные крымские дороги, в строгих и точных мерах, обеспечивающих полную безопасность поездки в любое время по самым рискованным горным кручам. Плотные ряды белых бетонных столбиков указывают границу дороги, за которой зияет обрыв. Ночью столбики сигналят цепочкой огоньков, загорающихся на них отраженным светом автомобильных фар. Такие же световые сигналы предупреждают о крутых поворотах, перекрестках. В опасных местах дороги ограждены от обрывов сплошными массивными каменными стенками.

Дороги распрямляются и передвигаются. Горам, выжимающим их на самый край, к обрывам, приходится тесниться самим, уступать место асфальту. Тут и там видишь то срезанный выступ горы, то засыпанную балку, и дорога, еще недавно огибавшая их петлей, бежит прямиком. Говорят, на пути между Симферополем и Ялтой было больше двух тысяч крутых поворотов. Теперь их гораздо меньше. Ялта на несколько километров приблизилась к областному центру. Ее будут приближать еще больше: работы по спрямлению горных крымских дорог в полном разгаре.

Путешествуя по Крыму, нельзя не подумать с благодарностью и о главном труженике горных дорог — крымском шофере.

Когда-то держалась за ним слава отчаянной головы, "лихача", мчащегося по опасным дорогам с бесшабашной удалью. И многие, прежде чем садиться в автобус или автомобиль, поглядывали с опаской на шофера: не слишком ли лихаческий у того вид.

Слава эта давно изжила себя. Целая армия первоклассных шоферов работает на крымских дорогах. Именно первоклассных. Только водители, имеющие высшую квалификацию, допускаются к езде по горным дорогам.

Огромную и ответственную работу выполняет крымский шофер.

На Южном берегу Крыма ежегодно отдыхает и лечится теперь почти полмиллиона человек. Каждого из них хотя бы дважды — туда и обратно — провозит крымский шофер, так как других путей, кроме автомобильных, между Симферополем и Южным берегом Крыма нет. Кроме того, почти каждый, приехавший отдыхать в Крым, побывает на экскурсиях, автомобильных прогулках. Всякий раз приезжий пользуется услугами крымского шофера. Если же учесть перевозки и местных жителей по области и приезжающих в Крым по делам, окажется, что перевозит он ежегодно не один миллион пассажиров. А грузов? Почти все, что идет в Крым на его строительство, благоустройство, на то, чтобы хорошо накормить курортников и местных жителей, что производит и отправляет за свои пределы Крым, — все перевозит по внутренним крымским дорогам шофер.

В тесной своей кабине, раскаляемой в летнюю жару солнцем, возле дышащего жаром и бензином мотора, целыми днями колесит он по дорогам, утомляющим непривычного пассажира в первый же час езды. Он отвечает за каждого человека из тех, кого провозит ежедневно, отвечает за целость и сохранность машины.

Общительный, а часто и веселый балагур в повседневной жизни, садясь за руль машины, он преображается. Брови нахмурены. Резкие складки ложатся вокруг рта. Теперь он видит, ощущает только дорогу с несущимися навстречу бесконечными поворотами, со встречным потоком транспорта и свою машину — послушную, точную в его руках. Он дирижирует своим многотонным грузовиком или громоздким автобусом, как художник-виртуоз, и тот точнейшим образом следует каждому движению его руки.

На проносящихся мимо автобуса грузовиках то и дело мелькают надписи: "за 150 000...", "за 300 000...", "за 500 000 километров без капитального ремонта". Больше шестисот шоферов Крымского автотреста взяли обязательства добиться таких пробегов. Эти обязательства говорят о многом и прежде всего о новом отношении крымского шофера к своему труду.

Один из лучших крымских шоферов — Валентин Лаврович Савкин.

Вернувшись в ноябре 1945 года с фронта домой, в Феодосию, он получил автобус "ЗИС-5", побывавший в аварии. За шесть лет службы в руках Савкина автобус этот, за номером "28-60", исколесил по крымским дорогам триста тридцать тысяч километров и ни разу не становился на капитальный ремонт. Автобус прожил четыре нормальных срока, положенных ему до капитального ремонта. Савкин открыл невиданные еще возможности использования автомашины. За коренные усовершенствования методов эксплуатации автомобиля решением Совета Министров СССР В.Л. Савкину в 1951 году присуждена Сталинская премия.

Автобус "28-60" и сейчас верой и правдой служит своему водителю. Он уже прошел больше полумиллиона километров — путь, который мог бы двенадцать раз опоясать земной шар по экватору! Общая экономия, которую знатный водитель один дал государству за это время, превышает четверть миллиона рублей.

В.Л. Савкину подражают, у него учатся не только крымские шоферы. Со всех концов страны ему пишут шоферы, механики, инженерно-технические и научные работники. Они просят поделиться опытом, дать совет, проконсультировать.

Последний поворот руля, и автобус вкатывает на открытую площадку. Перевал — высшая точка пути, после которой начнется спуск к морю.

Маленький отдых, чтобы поразмяться немного, подышать воздухом, удивительно легким и чистым среди гор и лесов. Голые вершины Чатырдага здесь ощутимее и доступнее: они приблизились наполовину. С противоположной стороны громоздится горная цепь, уходящая на восток, — Демерджи-яйла.

Начинается спуск. Великаньими ступенями идет шоссе вниз. На одной из первых ступеней открывается взгляду Екатерин-гора, или Демерджи. Гигантская голая скала, одна из самых эффектных и своеобразных гор Крыма, она видна вся, от подножия, опершегося на зеленую долину, до зубчатых утесов, купающихся в прозрачной синеве. Зеленоватые и золотисто-розовые, дымно-серые и почти черные тона то возникают на ней, то исчезают среди нагромождения причудливых каменных колонн и шпилей, обрывов и провалов. Гора, как в калейдоскопе, мелькает то справа, то слева, то впереди автобуса, выписывающего свои сложные кривые на закружившемся снова шоссе. Одна из причудливых скал возле вершины с некоторых пунктов напоминает фигуру женщины. Названная "бюстом Екатерины", она и дала название всей горе.

У южного подножия Демерджи нагромождение обломков скал — обвал, происшедший сравнительно недавно — в 1894 году. Скатившиеся с горы камни разрушили часть деревни, ютившейся у подножия. Она была перенесена затем в более безопасное место.

В нескольких километрах от перевала всеобщее внимание привлекает Кутузовский фонтан, воздвигнутый на месте, где в сражении с турками был ранен М.И. Кутузов. На небольшой горной террасе, осененной деревьями и украшенной цветником, бьет из каменной стены струйка горного источника. Барельеф полководца, мемориальные доски напоминают о событиях, происшедших на этом месте.

Это было в том году, когда Россия и Турция подписали Кючук-Кайнарджийский договор, официально установивший между ними мир. А неофициально Турция продолжала интриги в Крыму, предательские нападения. Летом 1774 года к крымским берегам прибыла турецкая эскадра. Отряды янычар высадились на берег, напали на малочисленные русские гарнизоны, охранявшие побережье. В Алуште лавине янычар и татарских конников противостояли сто пятьдесят егерей гарнизона. Шесть часов сражались они. Через перевал на помощь гарнизону спешило подкрепление во главе с молодым подполковником М.И. Кутузовым. Недалеко от деревни Шумы (теперь Кутузовка) на крутом горном повороте вражеская пуля ударила Кутузова в висок и вылетела у правого глаза. В разгоревшемся у Шумов сражении турецкий десант был разбит и сброшен в море.

За Кутузовским фонтаном на одном из поворотов очень неожиданно, хотя и ждешь этого давно, впереди открывается море. Светлое и безбрежное, оно сразу заслоняет всё своим искристым простором, уходящим в небесную даль. И только привыкнув немного к его ослепительной, ликующей красоте, начинаешь замечать остальное.

Тогда видишь, как расступаются перед морем, уходя назад и в стороны, горы. Позади остается нахмуренный Чатырдаг. От него с запада широким полукольцом спускаются к морю лесистые вершины Бабуган-яйлы, Чамны-Буруна, Ураги, и возле самого моря миниатюрный купол горы Кастель. Расступившись, горы образовали просторную Алуштинскую долину, плавно стекающую к морскому простору. Там, где зеленый край долины срезается голубизной моря, на берегу вырисовывается белая россыпь зданий — Алушта.

"Нет ничего прекраснее Алуштинской долины", — утверждал один из деятелей Французской буржуазной революции, Жильбер Ромм, путешествовавший по Крыму в XVIII столетии. Долина действительно очень хороша. Хороши ее холмы в светлой зелени трав, отороченные по балкам густым кустарником. Хороши виноградники, карабкающиеся по струнам шпалер на крутые шиферные склоны и еле удерживающие на тонких побегах тяжелые гроздья. Хороши плодовые сады, полные тугих, налитых соком груш, составляющих особую гордость долины, ароматных слив и абрикосов, персиков, сладкого миндаля.

Появились острые веретена кипарисов — непременных спутников человеческого жилья по всему крымскому южному побережью. Шоссе делает последний поворот и, вытянувшись ненадолго по прямой, ныряет, под сень гигантских платанов, пробирается, сжатое зданиями и садами Алушты, прямо к морю.