Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Во время землетрясения 1927 года слои сероводорода, которые обычно находятся на большой глубине, поднялись выше. Сероводород, смешавшись с метаном, начал гореть. В акватории около Севастополя жители наблюдали высокие столбы огня, которые вырывались прямо из воды. |
В Алуштинской долинеЧерное море. "Оно жило своей широкой жизнью, полной мощного движения. Стаи волн с шумом катились на берег и разбивались о песок, он слабо шипел, впитывая воду. Взмахивая белыми гривами, передовые волны с шумом ударялись грудью о берег и отступали, отраженные им, а их уже встречали другие, шедшие поддержать их. Обнявшись крепко в пене и брызгах, они снова катились на берег и били его в стремлении расширить пределы своей жизни. От горизонта до берега, на всем протяжении моря, рождались эти гибкие и сильные волны и все шли, шли плотной массой, тесно связанные друг с другом единством цели... Солнце все ярче освещало их хребты, — у далеких волн, на горизонте, они казались кроваво-красными. Ни одной капли не пропадало бесследно в этом титаническом движении водной массы, которая, казалось, воодушевлена какой-то сознательной целью и вот — достигает ее этими широкими ритмическими ударами. Увлекательна была красивая храбрость передовых, задорно прыгавших на молчаливый берег, и хорошо было смотреть, как вслед за ними спокойно и дружно идет все море, могучее море, уже окрашенное солнцем во все цвета радуги и полное сознания своей красоты и силы..." Кто, прочтя эти горьковские строки, необычайно поэтичные и точные, не переносился мысленно к морским берегам, кто, даже не видав никогда моря, не ощущал при этом его красоты, мужественной и неистощимой? И вот оно рядом, у самых ног, то самое крымское море, о котором писал Горький, живое, настоящее... Хрустально прозрачна его вода сейчас, летним утром, чуть шелестит она легкой волной о чисто вымытую и отшлифованную прибрежную гальку. Какое наслаждение окунуться в его упругую, прохладную глубину, а потом плыть и плыть навстречу безбрежному солнечному простору!.. Море — самая замечательная из достопримечательностей Алушты, маленького приморского городка, разбросавшегося по берегу. Плеск моря, бьющего волной тут же, совсем близко, его солоноватое, влажное дыхание, его простор, видимый отовсюду, придают Алуште особую прелесть. Здесь один из лучших в Крыму пляжей, и само море теплое и манящее. Купанье продолжается в иные годы до середины ноября. В благоустройстве пляжей, и не только лечебных, но и общих, Алушта, кстати сказать, может служить примером для многих курортных городов Крыма. Живописен и горный простор. Горы здесь далеко, до их подножия семь-восемь километров. Отступившие от берега, они видны все целиком, от подножия до вершины, каждая в своем неповторимом своеобразии. И прямо над Алуштой с севера опять высится древний Чатырдаг. Одинокий и хмурый, по самые плечи закутанный в рваную овчину лесов, от века стоит он над всеми горами, обступившими его с запада и востока. Два перевала отделяют его от сплошной цепи гор: Ангарский с востока и Кебитский — с запада. Две речные долины, разделяющиеся невысокой возвышенностью, спускаются от перевалов к морю, вместе образуя обширную Алуштинскую долину. Перевалы и продолжающие их глубокие долины служат коридорами, по которым степной воздух прорывается к морю, а морской — в степь, образуя постоянный сквозной ветерок. Летом он приятен: здесь прохладнее, чем, например, в Ялте; зимой же значительно холоднее, чем на Южном берегу, но теплее, чем на восточном побережье. Солнца здесь в два раза больше, чем в Москве. Пасмурных дней (по многолетним данным) — всего сорок семь в году. Море, солнце и горы привлекают в Алушту многие тысячи людей. Сюда приезжают отдыхать и лечиться со всех концов страны. Это первый курорт, открывающий цепь санаториев и домов отдыха, разбросанных по всему Южному берегу. Алушта — и своеобразный однодневный курорт для трудящихся Крыма. От Симферополя до Алушты всего полтора часа езды. Летним воскресным утром по Симферопольскому шоссе вереницей мчат сюда автобусы, грузовые и легковые автомашины, заполненные празднично одетым, веселым народом. По прекрасной традиции, установившейся здесь, жители Симферополя, ближайших степных и предгорных районов организованными коллективами едут отдыхать к морю. Они заполняют просторные алуштинские пляжи, совершают прогулки в горы и леса. Вечером поток машин движется в обратном направлении. Люди возвращаются домой, отдохнув, напитавшись солнцем и воздухом, освежившись морским купаньем, унося в себе обогащающую душу красоту этого чудесного уголка нашей земли. Алушта — старый город. Еще в древние времена, тысячи полторы лет тому назад, возникла здесь, у путей, ведущих от моря на север, крепость Алустон. Полуразвалившаяся круглая башня до сих пор возвышается на холме среди города. Она осталась свидетелем тех времен, когда на побережье хозяйничали генуэзцы. Алушта сторожила пути на полуостров, немного торговала. Потом захирела. В прошлом столетии было в ней тридцать семь домов, с начала XX века числится она городом, хотя городского ни в ее облике, ни в быте не было ничего. Только теперь Алушта нашла себя, свое призвание. И год от году все больше растет она и хорошеет. Даже приезжая в Алушту ежегодно, непременно встретишь в ней что-нибудь новое, созданное за зиму к приезду отдыхающих, для их удобства, для их отдыха. Вспоминается, что еще не так давно, в 1927 году, об Алуште писалось: "Собственно говоря, места для гулянья в Алуште нет. Есть небольшая пыльная набережная с пристанью, Стахеевские набережная и аллея, приморская дорога и Рабочий уголок. Недавно посаженный у набережной городской сад мал и находится еще в стадии младенчества. Все эти места мало тенисты, пыльны". Широкая набережная, в которую переходит Симферопольское шоссе, круто поворачивающее у моря вправо, ведет теперь вдоль города. Уютный сквер с террасами, открывающими вид на море, гладкий асфальт шоссе и тротуаров, пролегающих над самым морем и отделенных от него лишь красивым каменным парапетом, тенистые аллеи, укрывающие от солнца, — так выглядит алуштинская набережная теперь. Она — центр города, излюбленное место отдыха. Без нее город сейчас немыслим. К числу мало тенистых и пыльных мест был отнесен и Рабочий уголок. Побываем в нем. В конце города, там, где шоссе резким поворотом уходит к горам, направляясь в Ялту, вторая его ветвь поворачивает еще ближе к морю, выходит на берег, почти отвесно падающий к воде. Стиснутое морем и надвинувшимся на него каменистым склоном, оно пробирается над самыми волнами. Но вот впереди мелькнула зелень. Раздвигая горы, она выходит вперед, к морю, и горы отступают на задний план. Открывается маленькая уютная долина, прильнувшая на западе к подножию горы Кастель, а на севере поднимающаяся складками к мохнатым склонам Ураги. Белоснежные здания санаторных дворцов погружены в зелень, стекающую по склонам, выходят на берег. Только лента шоссе отделяет их от пляжа — просторного, чисто вымытого морем. Широко распластав над берегом свои белые полотняные крылья, вытянулись вдоль пляжа тенты, зовущие под свою прохладную сень. Таков он сегодня, Рабочий уголок, где все — для отдыха и здоровья трудовых людей. Это название утвердилось за ним после революции. Когда-то были здесь, среди зеленых и пустынных склонов, две-три частные дачи профессоров, и долину стали называть Профессорским уголком. Рабочие, взявшие в руки власть, принялись за устройство уголка по-настоящему. Вместо двух-трех профессоров теперь отдыхают и лечатся здесь ежегодно многие сотни ученых. Для них создан специальный санаторий "Профессорский уголок", чуть виднеющийся в зелени парка. Для ученых открыты и все другие здравницы Алушты, куда вместе с ними приезжают отдыхать рабочие авиационной, лесной, пищевой и многих отраслей промышленности, работающие вместе с учеными для всего народа. Путь в будущее Алуште определен. Она и дальше будет расти как курорт — благоустроенный и красивый. Вся ее центральная и прибрежная часть станет парком. Он займет больше сорока гектаров. В тени платанов и ливанских кедров, среди прихотливых субтропических деревьев разместится обширный курзал с библиотекой, театральным залом. На набережной появятся новые здания центрального универмага, крупного ресторана, морского вокзала. Шоссе на Ялту с его непрерывным потоком автобусов и машин повернет направо к Ялте, не доходя до морского берега, и набережная станет тихим, уютным уголком отдыха и прогулок. Вместо оставшихся от старых времен плоскокрыших нескладных зданий будут построены новые двухэтажные красивые дома. Постоянное население возрастет в два с половиной раза. Намного больше людей будет приезжать сюда на отдых и лечение. В Миндальной роще откроется новый санаторий, существующие расширятся, благоустроятся. Новое, просторное здание получат туристы, тысячами приезжающие испытать свою ловкость и выносливость на каменистых склонах Чатырдага и Демерджи. В безмолвной сейчас живописной долине, тянущейся от Алушты на восток, к Судакскому шоссе, затрубят пионерские горны, зазвенят ребячьи голоса. Долина будет отдана детям. Детвора со всего Советского Союза будет приезжать сюда на лето в пионерские лагери. По склонам гор, развернувшимся на полгоризонта, горстями белого бисера рассыпаны колхозные села: Изобильное и Кутузовка у подножия Чатырдага, Лучистое у каменных башен Демерджи. Когда смотришь на Изобильное снизу, от Алушты, кажется, совсем затерялось оно среди громадных каменистых складок, спускающихся от Чатырдага к морю. Где же там размещаться колхозному хозяйству? Нужно взобраться на горные склоны, облазить или объехать верхом на лошади, тогда только составишь себе представление, чем и как живут в Изобильном. Колхозный конек гнедой масти, поджимая круп, привычно карабкается по каменистой осыпи горных троп, переходит на спорую рысь на относительно ровных дорогах, петляющих среди холмов, пробирается меж деревьев, и те гладят ветками его потемневшие от пота бока. Конек трудится добросовестно целый день, а колхозным владениям нет конца. Цепляясь гибкими усиками за опору, ползут по горячим склонам виноградные кусты, шеренгами, колоннами, все ближе и ближе к голым скалам Чатырдага. По лощинам и балкам вслед за ними поднимаются плодовые сады, ореховые рощи. Зелеными полотнищами стелются по серым склонам табачные плантации. Изрядно потеснились уже для них колючие, дикие кустарники, от века хозяйничавшие на склонах, сжались пустоши, заваленные обломками камней. Не миновать им сжиматься еще больше. У дороги веселой порослью мелькают рядки плодового питомника — резерв для дальнейшего наступления. У самых твердынь Чатырдага в прохладной голубизне раскинулись леса: обширные, тенистые, густые. Пускай себе шумят, верные друзья человека, его помощники в переустройстве земли. Только почему бы не стать им еще более полноценными помощниками? На диких грушах, целыми зарослями живущих в лесу, вместо кислиц кое-где зреют "дюшесы" и "бере". Это колхозные лесосады. Привив в крону диких груш культурные сорта, люди получают от леса прихотливые плоды южных сортов. Рокочут на склонах Чатырдага тракторы, сердито урчит бульдозер, срезающий лишние холмы, подправляющий природный рельеф. В гуще садов, в виноградниках, укрывающих резными листьями человека с головой, в догоняющих их по росту лопушистых табаках, мелькают белые платки женщин, слышны голоса. Плавная, певучая украинская речь перемежается горьковским оканьем. В том году, когда салют Победы возвестил по всей стране мир, на пыльные улочки заброшенной деревни у подножия Чатырдага высадились с грузовых автомашин первые переселенцы — колхозники из Горьковской области, с Кубани. Выгрузили имущество, стали осваиваться. Все здесь было странно с непривычки: и испетлявшиеся дороги, которые, словно нечаянно заблудившись среди скал, привели их сюда, в тихий и глухой горный угол, и земля, совсем не похожая ни на кубанские пышные черноземы, ни на горьковский подзол, и нерусское название деревни — Корбеклы. Но раздумывать долго было некогда, земля ждала их. Село, в котором предстояло теперь жить и им и их детям, с надеждой назвали Изобильным. До изобилия было далеко. В сорняках утопали сады и виноградники, клочками торчавшие тут и там на склонах, убогие, засыхающие. Земля, давно не видевшая человеческой руки, сжалась в камень. Только бурьяны и колючки еще способна была она растить. Как неподатлива была эта земля вначале в руках, привыкших иметь дело с рожью и пшеницей, с овсом и подсолнухом, с обширными равнинами у полноводных рек! Здесь все было ново, незнакомо, жило своей особой, часто непонятной жизнью, в которую нужно было вникать, врастать целиком, прежде чем сумеешь повернуть ее по-своему. И вот зеленеют на склонах колхозные сады, плантации, виноградники, возрожденные, раздвинутые далеко за первоначальные пределы. Они вознаграждают труд высоким урожаем, обгоняющим предварительные расчеты. У колхоза уже теперь больше ста гектаров садов, столько же виноградников. Табачные сараи не вмещают гирлянд ароматных листьев, все обширнее с каждым годом колхозные отары. Колхозники дают Родине в полтора раза больше винограда, чем намечали планом, фруктов — в два, шерсти — в три раза больше. Миллионные доходы получает колхоз имени Маленкова. А хозяйство еще совсем молодое, нет ему от роду и десяти лет. Изобилие входит в колхоз, поднимающийся, растущий вместе с людьми, создавшими его. Тропки и дороги, колесящие по колхозным полям и садам, сбегаются к селу. Оно открывается неожиданно за одним из поворотов в небольшой долине. "Ручей, составляющий главную улицу всякой горной татарской деревни, бежит здесь довольно быстро навстречу лошадиным копытам, и подъем нельзя назвать очень легким... ...Наконец мы и в самом Корбеклы; ручей бежит уже не один. По сторонам его не то землянки, не то шалаши бобров. Вернее, и то и другое. В самом деле, трудно изобрести более диогеновскую систему постройки. Хаты так низки, что не надеешься войти з них прямо; до половины они в скале, остальное большей частью сплетено из хвороста и плотно смазано сверху желтой глиной; дверочки — просто дырочки; окон почти совсем нет... Крыша настоящая восточная, плоская и гладкая, как плита; с горы съезжают на них совсем с лошадью и даже с мажарою. Сверху она плотно убита глиною и, вероятно, не протекает даже в сильные дожди". Так описывал это село один из путешественников конца XIX столетия. "Я, — меланхолически добавляет автор, — со своей стороны нахожу весьма экономным такое обращение кровли разом в балкон, в столовую, в сушильню и в улицу..." Не будем спорить о вкусах. Тем более, что ничего из описанного путешественником нет и в помине. Нет ручья. Может быть, вот здесь, где пролегает широкая и чистая улица, неслись когда-то его мутные потоки. Может быть, на месте тех самых слепых землянок, на которые въезжали с мажарою, высятся по соседству два двухэтажных дома — школа и правление колхоза. Далеко вокруг видно из их широких окон. Ручьям теперь определено более подходящее место, чем колхозная улица. Замкнутые в оросительных канавах, они заняты полезным трудом: поят по расписанию сады и огороды. А для людей от горного водопада проложен водопровод. Добротные русские дома — белостенные и краснокрышие, как везде по Крыму, составили новые улицы, целые новые села. За холмами второе село колхоза — Кутузовка. В колхозе две семилетние школы, два детских сада, два медицинских пункта, четыре магазина. В клубе со зрительным залом на триста мест драмкружок ставит пьесы русских классиков, в сельском лектории ученые, агрономы, врачи, учителя читают лекции. Все это есть и в других местах, колхоз имени Маленкова не исключение. Пожалуй, самое замечательное в Изобильном, что встретишь далеко не часто, — колхозный музей. Он возник из стремления колхозников узнать поближе свой край. Что такое Крымские горы, в которых они решили жить, как устроены эти горы, чем богаты? Что растет на них в диком виде полезное и бесполезное, как сделать, чтобы полезного было побольше? Какие птицы, зверьки, насекомые обитают там и какая от них польза, какой вред? Все это надо знать, раз уж всерьез взялись за перестройку края. Агроном колхоза Позднев вместе с комсомольцами стал организатором музея, а его экспонентами все, от ребят-школьников до председателя колхоза Ивана Ивановича Самищенко. Школьники отправились в горный поход — чего только не притащат они оттуда для музея! Колхозница на перекопке виноградника нашла старинную монету — в музей. Другая в саду сняла с дерева гусениц неизвестно какого вредителя, пожиравших листья. Нужно определить, узнать у агронома, что за вредитель, как с ним бороться да в музее показать и всем остальным. Беспокойная душа и у председателя колхоза. Ему хотелось бы иметь в своем хозяйстве все ценное, что только может растить крымская земля. И бывая в бригадах, лазая по горам от участка к участку, где работают люди, насобирает он всегда полные карманы всякой всячины — и семян и растений. Вот среди дикого камня встретился кустик ворсовальной шишки. Как могло выжить тут ценнейшее растение, очень нужное промышленности? Шишка с семенами погружается в карман: надо будет посеять, испытать. Вот попалось дерево дикой фисташки: почему бы не организовать у себя питомничек настоящей фисташки, привитой на дикой. И семена фисташки следуют за ворсовальной шишкой. Вот попался грецкий орех с необычайно крупными плодами... Да мало ли что может встретиться в горах человеку, если он идет туда с открытыми глазами, как хозяин, которому очень нужно все полезное. Так и образовался в колхозе целый музей интересных находок, показывающий людям, какие богатства вокруг них лежат, как широко еще можно расти колхозу, созданному их руками у подножия Чатырдага.
|