Осадный колодец

Нет в мире крепости такой,
Чтоб не взяла измена —
За злато ли, иль за покой…
Найдется непременно
Тот, у кого душа слаба,
В ней трещины и щели,
Пусть в роли жалкого раба…
Спастись, иной нет цели.

Расчеты не действуют, когда в дело вмешивается провидение, руки опускаются от бессилия, а это уже прямой путь к поражению.

Недалеко от села Залесного, на плато Столовой горы, вытянутой с севера на юг и ограждённой обрывистыми скалами, находятся руины раннесредневекового города Эски-Кермен (Старая крепость), основанного в начале VI веке. Первоклассная для своего времени крепость могла противостоять любому противнику. Отвесные скалы практически неприступны, а там, где в скалах есть расщелины, возвышались боевые стены с башнями. В систему обороны входили хорошо защищённые ворота и «вылазные» калитки, а также пещерные казематы — вырубленные в скалах помещения с бойницами и амбразурами. За стенами могли укрыться несколько тысяч жителей окрестных деревень со скотом и личным имуществом. В мирное время вода поступала в город-крепость по керамическим трубам. На случай осады был сооружен осадный колодец, Уникальное сооружение: шесть маршей лестницы в подземелье, с лестничными площадками, чтобы могли разминуться водоносы и при входе помещения для охраны, все искусственного происхождения, вырублено в скале. И, несмотря на это, неприступная крепость во время восстания жителей была взята хазарами. Причем в осадном колодце был произведен пролом. Создается впечатление, что кто-то, находящийся в крепости, помогал хазарам.

А что он заслужил за свою помощь, о том говорит легенда:

787 год Старая Крепость готовилась к осаде. Подходы к крепости заняли военные отряды хазар. С поручением от главы Готской епархии, вдохновляющего своими призывами восставших, направлялся верный ученик епископа Иоанна — Кирилл. Стояла прохладная, безветренная погода. Корабль, на котором плыл посланец, мужчина высокого роста, крепкого сложения, с потемневшим лицом от длительного пребывания на солнце, попал в полосу безветрия и долго болтался в море с повисшими парусами.

Положение походило на то положение, в какое Кирилл попал, возвращаясь из Константинополя, куда он плавал, опять же, по поручению Иоанна. Тогда на пути к Бараньему Лбу, на котором стоял храм Апостолов — резиденция епископа Иоанна, тоже пришлось несколько дней томиться от бездействия, Разница состояла в том, что теперь в крепости его возвращения ждала любимая женщина по имени София. В подарок он вез ей гранатовое ожерелье. Но вот подул попутный ветерок, ожидание кончилось. Он высадился на берег и знакомыми ему тайными тропами, минуя заслоны хазар, расположившиеся в садах и виноградниках, подошел к воротам крепости. Его легко впустили, зная, кому Кирилл служит. Стражникам хорошо был знаком его голубой шерстяной плащ, застегивающийся на плече бронзовой фибулой. На поясе сверкала пряжка с извивающейся серебряной змеей, оберегавшей от нечистой силы.

София ждала его в небольшой каморке неподалеку от большой базилики, где она служила у настоятеля. Здесь он провел с ней немало дней год назад, когда познакомился, сопровождая Иоанна во время его визита в крепость.

— Почему тебя так долго не было? — спросила София, обнимая и целуя любимого.

— Я находился в Константинополе.

Она не спрашивала, что он делал там: женщина не должна знать, какими делами занимается мужчина.

— Я принес тебе оттуда подарок, сказал Кирилл, доставая из сумы, подвешенной к поясу ожерелье из крупных гранатов, и надевая его ей на шею.

Глаза женщины заблестели счастьем: «Значит, он думал о ней»…

— Я часто думал о тебе, сказал Кирилл, целуя женщину в шею.

Долго находиться с Софией Кирилл не мог. Время было слишком тревожное. Кроме того предстояло встретиться с руководителями обороны города и передать им послание епископа Иоанна Готского.

Находиться в осажденной крепости, сложа руки, было невозможно. Нужно было или сражаться, или, если зарок, данный Богу, не позволял этого, иным способом помогать.

Скоро Кирилл стал своим среди воинов одного из Пещерных казематов, защищавших наружные подступы к Осадному колодцу. Он помогал носить каменные ядра для баллист, готовил еду, стоял в ночных караулах.

С Софией он тайно встречался каждый день. Ей было хорошо с ним, она горячо любила этого загадочного мужчину, соратника Великого Иоанна. И он находил в девушке свое успокоение. Они не могли обвенчаться: сейчас это было не к месту. Но София оказалась для Кирилла единственной, страстно любимой женщиной. Почему-то он сравнивал их любовь со светильником, горящим в ее уютной каморке. Его золотой огонек то вспыхивал, то сникал, то вновь оживлялся.

— Если светильник угаснет, я погибну! — как-то промолвил он. Она не ответила, но стала тщательно следить за лампадой, все время подливая в нее масло.

Иногда ночью, урвав от обязанностей мгновения, они сидели у стен базилики и смотрели в горы, в сторону Дороса, где располагалась резиденция Иоанна Готского. Уже подкрадывалась, клубясь белыми холодными туманами, осень. Ночи становились холодными. Он гладил ее волосы. Укрывал стынущие плечи своим плащом. Целовал. Однажды в полночь Кирилл увидел условный знак, который подавал ему Иоанн, — в горах три пылающих костра: два рядом, а третий, словно вытекающая горящая капля смолы, — под ними. Кирилл крепко сжал серебряную змею на пряжке, и острое жало впилось в ладонь. «Что произошло?» — Хотелось крикнуть ему. Но он сдержался, рядом с ним была София. Что будет с нею?» Не мог он сказать Софии о том, что знак с кострами приказывал ему сдать крепость хазарам! Он понимал, что защитники крепости не согласятся с требованием епископа. Ведь все пока шло так успешно, Готия почти очистилась от хазар? И вдруг этот зловещий знак с кострами, приказывающий ему сдаваться врагу. Нужно действовать тайно. Он распрощался с Софией и ушел, чтобы приступить к исполнению присланного приказа. За себя Кирилл не волновался, его оберегал сердоликовый камень, выданный Иоанном. Он служил пропуском по всей Готии, и должен спасти от ненавистных хазар. На отвесную стену, где рядом, в толще скал, был прорублен колодец, он тайно от всех вылил амфору красной краски, взятой у мастеров кожевников. Красный подтек, как кровавый след, прочертил отвесную скалу. А днем осажденные, неожиданно для хазар, да и Кирилла тоже, внезапно предприняли вылазку. Такая дерзость, выполненная решительно и быстро, имела успех: хазарские повозки с вяленым мясом и хлебом были разграблены, участвующие в вылазке, отбиваясь от преследователей, поспешили к отворенным воротам крепости. Ворота захлопнулись перед самым носом хазар. Обозленные хазары решили тут же начать штурм крепости. Появились штурмовые лестницы, полетели на стены железные крючья, привязанные к канатам. Со стен и башен крепости на штурмующих посыпались град каменных ядер и туча стрел. Полилась кипящая смола. Обожженные смолой и кипятком, окровавленные и ожесточенные, хазары упорно лезли по стенам крепости. Осажденные рубили канаты с крючками, сталкивали осадные лестницы, сбрасывали бревна, сметавшие целые ряды противника. Под стенами бушевал кровавый ад. Свистели камни и стрелы, падали тела, стонали раненые, горели снопы соломы и хвороста. И хазары отступили, поняв, что каменный город неприступен, а восставшие живыми не сдадутся.

После дневного штурма Кирилл готовил еду для воинов каземата и подсыпал в пищу снотворного порошка. После сытного ужина, приготовленного из трофейного мяса, защитники Осадного колодца хотели пить и послали Кирилла за водой. Захватив факел и амфору, Кирилл стал спускаться по ступеням. София тоже пришла с двумя амфорами и проскользнула вслед за ним. Во время осады крепости ей поручалось готовить кипяток. Днем всю воду выплеснули на осаждающих, и ей нужно было наполнить котел. За третьим маршем лестницы она шепотом обратилась к Кириллу:

— Любимый, ты чем-то встревожен? — Эхо голоса громко зашелестело в каменном колодце.

— Говори тише…

— Хорошо. — Согласилась София, понимая, что ее встречи с Кириллом едва ли найдут понимание со стороны защитников крепости.

— Сегодня хазары возьмут крепость, — негромко сказал он, глубоко вздыхая.

— Ты пал духом? Откуда такая уверенность? Ведь днем все атаки врагов были отбиты?…

— Я помогу хазарам!

— Ты предашь восставших? — оторопела София.

— Да, я получил приказ от самого Иоанна, — оправдываясь, прошептал он.

— Не может быть!

— Я сам ничего не понимаю, но я обязан выполнять приказ духовного владыки. Ты сама видела расположение костров…

— Но хазары убьют всех, находящихся в крепости!

— Такого не случится, слуги Иоанна должны договориться с хазарами о помиловании его приближенных.

— А как они узнают их в толпе восставших?

— По тайному камню-знаку.

— А что будет со мной?

Он наклонился к ней и прошептал в самое ухо:

— Надень лучшее платье и повесь на шею гранатовое ожерелье: оно будет твоим знаком, хазары не тронут тебя…

Кирилл и София не могли представить себе, что их шепот в колодце разнесся эхом, ударяясь о каменные стены, и обрывки разговора услышал один из защитников каземата, случайно последовавший за ними в колодец. Воин не все понял, из доносившихся обрывков слов, но он четко расслышал фразу о том, что хазары возьмут крепость, что Кирилл поможет им. Воин доложил командиру. Как только Кирилл поднялся из колодца с амфорой в руке, старшина каземата арестовал его. В это время как раз начался ночной штурм крепости.

— Будешь выливать кипящую смолу на своих братьев-хазар! — приказал старшина. — А чтобы ты не убежал, посадим тебя на цепь, а утром разберемся…

Софии удалось незаметно выйти из колодца и пробраться в свою каморку. Огонь лампады дрожал и вдруг внезапно погас, хотя масла в лампаде было еще много, да и ветра не было. Она поняла, что это знак смерти Кирилла.

Хазары пошли на ночной штурм. Со всех сторон на черепичные крыши домов и стены крепости летели огненные стрелы. Стоял страшный шум. Штурмующие колотили палками о железные чаны, били в бубны, кричали и галдели. Встревоженные защитники замерли на своих местах, напряженно всматриваясь в темноту и огненные блики костров — ждали внезапного появления хитрых хазар. Крепость осаждали со всех сторон, и нельзя было понять, откуда враги нанесут свой главный удар. Почти всю ночь стоял небывалый тревожный шум, вспыхивали и гасли костры, летели шальные огненные стрелы, были попытки пробить и сломать главные ворота, и защитники крепости не смыкали глаз. А охрана Осадного колодца крепко спала, валяясь на камнях и в каземате — где кого сразил крепкий сон. Только Кирилл, прикованный цепью, стоял у края обрыва. Рядом в казане кипела смола. Он хорошо видел и слышал, как, пользуясь шумом — ложным штурмом крепости, хазары поднесли стенобитную машину и долбили проход в скалах в том месте, где Кирилл вылил красную краску. Мягкий известняк легко поддавался ударам кованого тарана, и очень скоро стена проломилась. Тут же в рваный проем, наклонившись, стали проскальзывать вооруженные хазары. На ногах у них были войлочные мягкие туфли, и враги бесшумно ступали по каменным ступеням, просачиваясь и просачиваясь в крепость. Кирилл мог закричать, поднять шум, разбудить своего охранника и крепко спавших защитников, но он спрятался за котел со смолой. Оттуда он видел, как тени — одна, вторая, десятая, сотая выбирались из квадратного колодца и исчезали среди кривых переулков. Кирилл выполнил приказ Иоанна и предал восстание.

Побоище началось рано утром, когда защитники крепости еще крепко спали, а хазарские воины уже могли ориентироваться в каменном лабиринте города. Первыми были изрублены защитники ворот, затем распахнуты окованные железом тяжелые створки — и в проем с гиком и свистом хлынула хазарская конница.

Всех защитников, захваченных в плен на крепостных стенах, хазары предали мучительной смерти: одних сжигали на кострах, других бросали в котлы с кипящей смолой или сажали на кол. Кровавый закат и кровавый пожар горели над крепостью.

Хазары оставляли в живых только богатых жителей города, одетых в роскошные наряды.

Кирилл тоже попал в плен и пытался доказать хазарам, что это он помог им во взятии крепости, но тайного знака — камня-сердолика — у него не оказалось: отобрали, когда приковали к цепи. Кирилл был посажен на кол.

София появилась перед ним в алом наряде, с гранатовым ожерельем на обнаженной шее. Он оказался прав: ее спасло гранатовое ожерелье. Девушка, таясь, подкралась к нему, пока хазарские воины гуляли на тризне, и вытерла кровь с его запекшихся губ. Снять его с кола она не смогла, да в этом уже и не было нужды: он доживал последние минуты.

— Прощай, мой возлюбленный! — София не рыдала, бледная, без кровинки в лице, она тяжко страдала. — Твой ребенок стучит в мое сердце.

— Сохрани дитя, берегись и уходи отсюда: хазары нагрянут и тогда уже не пощадят тебя! — говорили его глаза.

А так ли то все было?… Надобно еще раз обратиться к историческому источнику — «Житие Иоанна Готского»?