Византийский период иночества

При рассмотрении вопроса о возникновении первых христианских монастырей в Крыму мы сталкиваемся с малоизученными проблемами распространения вероучения на полуострове.

Историки православной церкви и ряд светских авторов конца XIX — начала XX вв.¹, опираясь на труды Епифания (ум. в 403 г.)² и «Жития епископов херсонесских» (VII в.)³, связывают распространение христианства в Таврике с проповеднической деятельностью апостола Андрея Первозванного и римского папы Климента, то есть не позднее I в. Не исключая появления среди части населения Крыма и, в первую очередь, его крупнейших центров — Боспора и Херсонеса — идей единобожия, почитания Бога Высочайшего и ожидания Мессии⁴, все же нет оснований говорить о широком распространении христианства в первых веках. Во-первых, само христианство как самостоятельное вероучение выделилось из иудаизма не ранее II в., а во-вторых, стержень религии — Символ Веры — сформировался только в IV в. — на I Никейском (325 г.) и II Константинопольском (381 г.) Вселенских соборах. Повествования о гонениях в начале IV в. на упомянутых в «Житии» проповедников посланцев Иерусалимского патриарха — Василия, Ефрема, Евгения, Елпидия, Агафодора и Еферия⁵ лишний раз свидетельствуют о преобладании архаичных и политеистических религий в Таврике во время правления императора Диоклетиана.

Только проповедь епископа Капитона в 325 г.⁶ могла иметь некоторый реальный успех в деле распространения христианства. Этому способствовала официальная позиция византийского императора Константина и опора епископа на прибывший с ним воинский отряд во главе с Феоной. Тем не менее, возникновение христианских общин на полуострове мы, вероятно, можем отнести ко времени не ранее конца IV в. Причем распространение новой религии шло более интенсивно на Боспоре⁷ и значительно медленнее в Юго-Западном и Западном Крыму⁸.

Следует упомянуть, что среди участников II Вселенского собора (381 г.) уже значится херсонесский архиепископ Эвферий⁹, известны имена херсонесских епископов Лонгина и Стефана, поставивших подписи под решениями церковных соборов соответственно в 448 и 535 гг.¹⁰ В целом, по приведенным Д. Струковым данным, до начала VI в. в Таврике известно не менее 20 епископов¹¹. Однако, по мнению В.М. Зубаря, проанализировавшего материалы археологических исследований, широкая христианизация Таврики началась только в VI-VII вв.¹² Этому способствовала активная политика императоров Византии. В Херсонесе строятся первые храмы, канонизируются херсонесские священномученики. Археологами обнаружены склепы и погребения с христианской символикой, относящиеся к данному периоду. Тем не менее, язычество сохраняло сильные позиции вплоть до VIII в., с одной стороны, из-за консервативности части жителей Таврики — далекой периферии империи, с другой — благодаря влиянию кочевых племен раннего средневековья.

История христианской церкви начиная с IV в. плотно увязана с монашеством как особой формой аскетизма в среде верующих. Практика пустынножительства, отречения от мирских благ и посвящения себя служению Богу была распространена в Средиземноморском бассейне задолго до возникновения христианства. Подобные идеи обособления в различных формах встречаются в буддизме, ряде египетских и древнегреческих культов. Аскетические еврейские секты ессеев и терапевтов, придерживавшиеся аналогичного образа жизни, вероятно, были очень близки раннехристианским¹³. Учение Иисуса с самого начала противопоставлялось греко-римской морали и нравственности общества, как представлялось в провинциях, погрязшего в распутстве, богатстве, невоздержанности и лжи. Это обстоятельство подталкивало наиболее ревностных христиан к разграничению мирской, плотской жизни, сопоставлявшейся с «царствием греха», и жизни «по духу». Способствовали развитию христианского отшельничества типа исихазма¹⁴ идеи гностиков и дуалистических учений, аналогичных¹⁵ манихейству¹⁶. Последние характеризовали все материальное как порождение зла, Сатаны. Спасение через Христа рассматривалось как освобождение божественного духа, заключенного в теле каждого. Поэтому высшей целью являлось обуздание плоти, отречение от злого начала, воссоединение с первоисточником духа — Богом, Светом¹⁷.

Несмотря на отторжение дуалистических учений христианской церковью, идеи аскетизма все же сохранились в отшельничестве. Стремление к отказу от мира одновременно представлялось как подражание уединению самого Иисуса в пустыне, где он, согласно Евангелию, устоял перед искушениями Сатаны (Мф. 4:2-11).

Еще одной важной причиной возникновения монашества были изменения в самой христианской церкви. В III и IV вв. она «идет навстречу миру»¹⁸. Во-первых, это отразилось на изменениях в церковном управлении и уподоблении его государственной структуре. Возникла строгая иерархия клира¹⁹, решения соборов получили силу законов, складывались нерушимые нормы церковной жизни. Влияние епископата²⁰ в некоторых регионах было столь велико, что представляло проблемы даже для государственной власти. Например, император Деций говорил: «Я предпочел бы терпеть в Риме второго императора, чем христианского епископа»²¹. Во-вторых, в области культа церковь во многом восприняла элементы предшествующих религиозных традиций. Вместо прежнего «непосредственного» духовного общения с Богом возникает величественный, многословный ритуал богослужения, переполненный символами и риторикой. Вводится культ поклонения многочисленным апостолам, мученикам и святым. Приобретают значение различные амулеты, реликвии, заклинания. В-третьих, в повседневной жизни ранее замкнутых и независимых общин, ориентированных на беззаветное служение Богу, личное спасение, осознание бытия как временного, погрязшего в грехе пристанища, произошли изменения. Христиане, священники и даже епископы начали занимать государственные должности. Христианин перестал быть образцом нравственности, равенство «христианин — святой» потеряло смысл. В результате желающие достичь святости, духовной чистоты, стремящиеся к искреннему служению Богу, должны были оставлять не только мир, но и мирскую церковь, уходить в необитаемые районы, чтобы очистить и уберечь себя от соблазнов²².

Историки церкви связывают возникновение монашества с подвижнической деятельностью святых Антония и Пахомия Великих²³. В итоге уже в IV в. в районах Верхнего Египта, Сирии и Палестины складываются две разновидности монашества: отшельническое и общежительное. Отшельничество было направлено на отрыв от внешнего мира, аскетическую жизнь и полное посвящение себя служению Богу. Общежительное монашество, возникшее по инициативе Пахомия, заключалось в объединении монашествующих в общину с выборным аввой (отцом), выработке и безропотном выполнении монастырского устава, регламентирующего быт, поведение и порядок богослужения в общинах, и коллективном труде. Такая структура и комплекс правил способствовали строгому выполнению иноческих обетов и в целом обеспечивали жизнедеятельность монашествующих. Целью подобных объединений являлось создание оптимальных условий для самосовершенствования, отказа от мирской роскоши и обеспечения возможности наиболее полного служения божеству под руководством опытного наставника.

Монахи поселялись в кельях по 1-3 человека в каждой. Несколько таких келий составляли лавру с общим местом для трапезы и собраний. В отдельных случаях монахи жили в едином помещении. Хозяйственные работы распределялись сообразно силам и способностям каждого и заключались в обработке земли, а позднее — и в ремесле. Излишки производства предназначались для раздачи неимущим. Одежда монахов состояла из коловия (или левитона), то есть длинной льняной или шерстяной рубахи, акалава — шерстяной повязки под мышками, кожаного пояса и милоти — верхней накидки из козьей или овечьей шкуры. Обязательной была купуля — шапочка конической формы и шафария — покров на шапочку типа капюшона или башлыка. Милоти и пояс разрешалось снимать только по субботам и воскресеньям, а также для совершения евхаристии. Монахи дважды в день сходились для совместной трапезы и молитвы, при этом они надевали капюшон так, чтобы не видеть соседей. Запрещалось приближаться друг к другу ближе, чем на локоть; спать они обязаны были в отдельных тесных, запертых помещениях. Связи с окружающим миром были максимально ограничены, а родственные контакты считались грехом. Скудная пища аскетов состояла из хлеба, воды, зелени или бобов, иногда приправленных солью или оливковым маслом. Во время трапезы читалась Библия или иные произведения религиозно-назидательного содержания. Ряд предписаний монашеского устава предостерегал монахов от насмешек, празднословия, лжи и обмана. За нарушение устава предусматривались суровые наказания. Например, по уставу Пахомия, за воровство, бегство и ссоры виновные подлежали телесным наказаниям. Наличие таких жестких санкций уже говорит о том, что даже на первоначальной стадии мир аскетов не был столь идеален, как его часто представляют. Впрочем, в дальнейшем такие виды наказаний из уставов были исключены. Вступлению в монастырь предшествовал трехлетний испытательный срок в качестве послушника²⁴.

Существовал и другой тип киновитного общежития, когда несколько мелких монастырей объединялись вокруг главного. Во главе каждой киновии стоял выборный игумен, который, в свою очередь, подчинялся настоятелю главного монастыря — киновиарху. Впоследствии глава нескольких монастырей и киновий стал называться архимандритом. Такого типа монастыри впервые возникают в Табенне. Заведование доходами и расходами в монастыре возлагалось на эконома. Позднее возникает ряд монашеских чинов, осуществлявших надзор за поведением монахов, заведовавших церковью и богослужением, помогавших эконому в вопросах хозяйства и пр. На все должности лица из числа братии назначались игуменом²⁵.

Первоначально монашество и церковная иерархия имели самостоятельные структуры. Иноки не получали священнослужительных чинов и для совершения литургии²⁶ приглашали священников. Впоследствии их стали назначать из числа монашествующих для богослужения исключительно внутри обителей. В итоге сложился обычай возводить грамотных монахов по выслуге лет в иеродиаконы и иеромонахи²⁷.

Императорская власть первоначально относилась к монашеству враждебно, расценивая его как резерв политической оппозиции. Например, по приказу императора Валента (364-378) иноки изгонялись из городов и принудительно направлялись на военную службу²⁸. Аналогичную политику первоначально проводил и император Феодосий I (379-395). Только после победы никейцев в борьбе с арианами²⁹ при поддержке Феодосия и издания эдикта об обязательном христианском вероисповедании подданных был отменен и эдикт в отношении монашества, которое по-прежнему представляло серьезную политическую силу³⁰. Но причислены к клиру и подчинены епархиальным архиереям монахи были только решением Вселенского собора 451 г.³¹

По сведениям историков церкви, в IV-V вв. число монашествующих в долине Нила, в Сирии, Палестине, Армении и Италии достигало десятков тысяч человек. Устав Пахомия лег в основу поздних монастырских типиков³². В частности, на Востоке его сменил устав Василия Великого, который сохранил большинство статей устава Пахомия, но несколько их смягчил³³. Все последующие наиболее известные уставы — Саввы Освещенного, Феодора Студита и Афонский — в целом повторяли уставы Пахомия и Василия³⁴.

Однако киновитная форма устройства монастырей удовлетворяла не всех. Поэтому, наряду с общежительным монашеством, сохранялось и отшельничество. Со временем возникали новые крайние формы аскетизма: затворничество, молчальничество, столпничество и др.

С другой стороны, по мере распространения монашества в центрах средиземноморских цивилизаций, его активного вмешательства в политическую жизнь империи, постепенно искажались и традиционные формы киновитного общежития. Стали возникать так называемые особожитные монастыри, где каждый, живя в особой келье, сохранял права частной собственности и устраивал быт по собственному усмотрению, нередко наполняя кельи предметами роскоши. Возникали частные монастыри на землях и под покровительством светских лиц. Появилась практика заточения в обители и насильственного пострижения в монахи лиц, неугодных византийскому императору³⁵ или совершивших нравственные преступления³⁶. Светская власть стала активно вмешиваться в церковные вопросы, жизнь и деятельность монастырей. Одновременно и священнослужители втягивались в вопросы политики, используя свой авторитет среди верующих. Монашество на разных этапах истории активно поддерживало императорскую власть либо стояло в оппозиции. Но при этом идеи и цели иночества оставались неприкосновенными³⁷.

В V в., благодаря крупным пожертвованиям светских благотворителей, в восточных провинциях и в самой Византии число монастырей резко возросло. Законы императора Юстиниана I обеспечивали права и преимущества монашества в социальной и экономической сферах³⁸. Например, имущество виновных в прелюбодеянии могло передаваться в пользу обителей. Запрещалось отчуждать церковное и монастырское имущество, церковь выступала наследницей любого лица при наличии завещания, независимо от претензий родственников. Это имело особое значение для монастырей³⁹. Впоследствии было упразднен даже запрет императора Маврикия ухода в монастырь должностных лиц и воинов, не отслуживших срока⁴⁰. В указанный период расширяется практика перехода в монашеское сословие представителей различных слоев населения, далеко не всегда руководствовавшихся соображениями веры, а больше привлеченных социальными и экономическими льготами. Это сказалось на дисциплине и привело к ослаблению религиозно-нравственного значения монастырей⁴¹. Ряд соборов VI в. вынужден был принять специальные решения по обузданию самовольства бродячих монахов⁴², а император Юстиниан подчинил монашествующих суду епископов⁴³. К VI—VII вв. монастыри уже пережили свой подвижнический и героический период личного почина и самоуправления. Их деятельность все плотнее увязывалась с церковной иерархией и светской властью.

Завоевание арабами Египта и Палестины в VII в. привело к сокращению христианских монастырей на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Многие из них были разорены, а строительство новых запрещалось халифом Омаром I⁴⁴. В результате центр монашеского движения перемещается в сокращающиеся пределы Византийской империи, где многочисленные обители строятся вокруг крупных городов, и число братии резко возрастает. В это же время впервые выдвигается Афон. Росту монастырской собственности способствовало покровительство императорской власти. Организация новых монастырей сопровождалась наделением их землей, а иногда и селами, выделением денежных средств. Монастыри получали в дар различные предприятия, например соляные промыслы, и статьи доходов: винные сборы, пошлины и пр.⁴⁵

При столь широком распространении монашества в Византии и его возрастающей политической роли Таврика не могла оказаться за пределами внимания братии. Активная внешнеполитическая деятельность, укрепление империей своих позиций в Северном Причерноморье вполне сочетались с распространением христианства. Свидетельством тому является расширение численности общины верующих, например, в Херсонесе⁴⁶. Монашество, отличавшееся религиозным рвением, должно было использоваться в проповеднических целях на далеких окраинах. Жизнь подвижников церкви на границе языческого мира была не столь привлекательна, как под защитой императорского двора, и требовала действительно религиозно-нравственного подвига. Поэтому в VI-VII вв. в Таврике могли оказаться в основном убежденные, вероятно, фанатично настроенные и ведущие аскетический образ жизни проповедники из числа иноков, менее всего связанных с местной светской властью.

С нашей точки зрения, если монастыри двух вышеуказанных типов и имели место в Крыму, то их обитатели должны были отличаться воздержанием от мирских благ и аскезой. Тогда вполне оправдано, что при столь скромной жизни просто не могло сохраниться существенных материальных свидетельств, археологических материалов, подтверждающих нашу версию. Наивно искать следы крупных киновий. Скорее всего, это могли быть бродячие монахи, ведущие одиночный образ жизни (анахореты), либо объединившиеся в одной келье по два-три инока (келиоты). Кроме того, даже известные нам скромные памятники церковной истории практически не подвергались систематическим археологическим исследованиям. Этим и объясняется тот факт, что сегодня практически невозможно выделить ни одного древнего монастыря или отдельной кельи, которые можно было бы с уверенностью датировать VI-VII вв.

Окончательная победа христианства в Таврике совпадает с иконоборческим периодом. Иконоборческое движение в Византийской империи к VII в. выделяется как самостоятельное мощное течение. К этому времени церковь еще не определила своего четкого канонического отношения к иконопочитанию, и византийская икона продолжала традиции античного изобразительного искусства. Использование и почитание икон воспринималось, вероятно, частью христиан как возврат к идолопоклонничеству. Бесспорно, в VI-VIII вв., в связи с перестройкой социальных отношений в обществе, изменились и представления людей. Христианство все глубже проникало в сознание и требовало разграничения с языческими традициями. Однако этот фактор не являлся основным в развитии иконоборчества, так как христианская церковь на протяжении всей своей истории вела гибкую политику овладения сознанием населения, приспосабливаясь к местным традициям, используя даже языческие праздники. По словам Августина, «христиане меньше чем кто бы то ни было, должны отвергать что-либо хорошее только потому, что оно принадлежит тому или другому, только Бог — создатель и владелец всего. Поэтому продолжать хорошие обычаи, практиковавшиеся у идолопоклонников, сохранять предметы культа и здания, которыми они пользовались, это, значит, отобрать у них то, что им не принадлежит, вернуть истинному владельцу, Богу, посвящая ему непосредственно в его культе и косвенно в культе святых»⁴⁷. Поэтому зарождение иконоборчества и его борьбу с «языческими» проявлениями в христианстве можно расценивать лишь как предлог для размежевания поляризовавшихся социальных сил. Иконоборчество зародилось в первую очередь как протест против богатой городской церкви с ее пышным культом, бесчисленным паразитирующим городским монашеством и античными традициями уклада жизни городского духовенства.

Одновременно с этим борьба с арабами в Малой Азии требовала от императорского двора значительных материальных средств. Поддержка же иконоборческого движения сулила получить их без особых усилий. Причем вооруженная борьба с арабами-мусульманами должна была сочетаться с распространением христианства среди иноверцев, для которых пышность культа и поклонение иконам представлялись слишком большим контрастом. В итоге с 726 г. иконоборчество становится государственной политикой⁴⁸. За счет изъятия части церковно-монастырских сокровищ и ликвидации некоторых податных льгот императору Льву III Исавру (717-741) удалось получить необходимые средства на выплату жалования стратиотам⁴⁹, на строительство укреплений и флота, производство оружия. В результате была создана армия, способная противостоять арабам, которые и были разгромлены в 740 г.

Подрывая экономические основы старого городского духовенства и монашества, тесно связанных с городскими собственниками, Лев III в своей политике опирался не только на светскую верхушку и часть духовенства, но и искал опору в среде крестьянства, где начиная со второй половины VII в. получает распространение павликианство⁵⁰, выросшее на раннехристианских идеалах и дуалистических учениях. То, что иконоборчество на раннем этапе смыкалось с павликианством, подтверждается тем фактом, что в VIII в. павликиане не преследовались властями⁵¹.

Политика Льва III встретила ожесточенное сопротивление иконопочитателей, поскольку подрывала могущество стоящих за ними сил. Во главе оппозиции становится монашество.

Однако византийские монастыри VIII—IX вв. нельзя расценивать как общежития бездельников-иноков, существующих за счет ренты феодально зависимого крестьянства. В своем большинстве они являлись крупными и мелкими объединениями свободных тружеников, эксплуатируемых сросшейся со светской властью монастырской верхушкой. Игумены этих монастырей были бережливыми хозяевами, заботившимися о продаже хлеба, распределении вина, торговле шерстью и ремесленными изделиями⁵².

Большинство монастырей строилось вокруг городов. Часто монастырские строения даже являлись собственностью богатых горожан. В самих городах монастыри являлись центрами ремесла, обслуживавшими не только потребности братии, но и рынок⁵³. Обители играли существенную роль в организации торговли и в целом экономики страны⁵⁴.

К VIII в. число монастырей в Византии достигает небывалых размеров. В начале иконоборческого периода число монахов, по предположению А.А. Васильева, достигало 100 тыс. человек. Количество обителей катастрофически росло, что уже задевало светские государственные интересы. Массовый уход молодых здоровых людей в монахи отразился на пополнении живой силой армии, способствовал сокращению рабочих рук в производственной сфере. При этом следует учесть, что земельные угодья и иное имущество, отходившее к монастырям, не облагалось государственными налогами, что тоже наносило существенный ущерб казне. В моменты экономических кризисов монастыри становились прибежищем для лиц, желающих избавиться от государственных⁵⁵ повинностей⁵⁶.

Однако социальные проблемы были не единственной причиной столь широкого распространения монашества. Добровольный отказ от мира, стремление к нравственной чистоте через пострижение требовали взвешенного решения, соответствующей степени религиозности. Коллективное ведение хозяйства и жизни, строгое выполнение уставов и иноческих обетов, постоянное общение между верующими-единомышленниками укрепляли христианские идеалы в среде иноков, влияли на их мировоззрение, что приводило к развитию религиозного фанатизма. Кроме того, следует учесть, что на фоне сокращения светского образования и науки монастыри постепенно становятся единственными центрами просвещения. Тем не менее, несмотря на поддержку императорской властью иконоборцев, Константинополь по-прежнему оставался оплотом иконопочитания. Старая знать, часть клира и монастыри, придерживавшиеся сложившихся догматов, составляли серьезную оппозицию.

После иконоборческого Собора 754 г.⁵⁷, состоявшегося по инициативе преемника Льва III — императора Константина V Копронима (741-745), монашество выступает как лидер иконопочитания и ярый противник иконоборческой политики. Это явилось следствием того, что, во-первых, монастыри сохраняли определенную независимость от светской власти, во-вторых, сократился их доход от реализации икон и реликвий и, в-третьих, ими была осуществлена попытка выйти из-под контроля епископата, с которым монашество постоянно соперничало. Представился повод не подчиниться центральному церковному управлению из-за несогласия с решениями указанного Собора.

Успешные военные походы Константина V против арабов, возросший авторитет императора в войсках и среди населения позволили, наконец, принять более жесткие меры по отношению к оппозиционно настроенным иконопочитателям. Мятежные монастыри закрывались, превращались в казармы и мастерские, конфискованное имущество пополняло государственную казну, а непокорные монахи отправлялись в ссылку. В самой столице Константин стремился направить население против монахов, которых называл «мраконосителями», поощряя погромы обителей и организуя публичные осмеяния иноков на ипподроме⁵⁸.

Перед лицом реальной опасности произошло разделение монашества. Искавшие выгоды расставались с иноческой жизнью, а убежденные, часто фанатично настроенные братья и сестры предпочитали пострадать за веру, но не покориться. Интересные сведения по этому периоду содержатся в «Житии Стефана Нового» (ум. в 764 г.). Оно было написано всего через 50 лет после его смерти, что позволяет говорить о реальности описанных событий. В «Житии» повествуется, что со всех концов империи к святому, спасавшемуся в горах Малой Азии, стали стекаться монахи, «обитатели пещер и жители гор», которые просили дать наставления и утешение в постигшем их несчастии. Стефан советовал им искать убежище в областях империи, которые не были захвачены иконоборческой ересью, «не находились под властью дракона и не повиновались его суесловию». К этим областям он относил северные склоны берегов Евксинского Понта⁵⁹, его прибрежные области и пространства от Боспора, Херсона и Никопсиса по направлению к низменной Готии, Южную Италию, Юг Малой Азии, остров Кипр, побережье Сирии и Палестины. Преследуемые монахи и сторонники иконопочитания начали стекаться в указанные районы. «Византия осиротела, — говорится в «Житии», — как будто все монашество было уведено в плен. Одни отплыли к Евксинскому Понту, иные на остров Кипр, а другие в старый Рим»⁶⁰.

Однако полное искоренение монашества не входило в намерения Константина V. Монастыри, поддержавшие императора, были сохранены под контролем чиновников. Цель иконоборческой политики в основном была достигнута. Влияние городской верхушки, белого и черного духовенства на население и официальную политику византийского двора ослаблено. В то же время борьба с иконопочитателями и волна репрессий внесли определенный беспорядок в империю. Возникла опасность развала экономики, опиравшейся на крупные городские хозяйства. Вследствие указанных причин борьба с иконопочитателями теряла актуальность. Поэтому в конце VIII в., особенно под влиянием императрицы Ирины, начался процесс ослабления иконоборческой политики. Уже VII Никейский Вселенский собор (787 г.) собрал богословские доказательства в пользу иконопочитания и восстановил его как основное течение. В результате дворцового переворота 15 августа 797 г. Ирина была провозглашена единодержавной императрицей. Она содействовала росту авторитета монастырей, используя их для создания больниц, странноприимных домов и приютов для нищих. Монастырям вновь предоставлялись существенные льготы⁶¹.

Тем не менее, иконоборчество еще около 25 лет волновало империю. Феодор Студит в 819 г. в письме «К братьям рассеянным», под заглавием «Оглашение», имея в виду возобновление иконоборчества, писал: [Византия. — Авт.] «...свергла евангельское иго, сбросила ярмо, как бешеная юница ..., но с нами Бог, восток, запад, север и море»⁶². Окончательное восстановление иконопочитания состоялось только в 842 г. на поместном Константинопольском соборе. Теперь светская власть и церковь обрушились на бывших союзников иконоборцев — павликиан, выразителей идей неимущих классов. Объявленное еретическим, движение было подавлено к 872 г.

События, связанные с борьбой иконопочитателей и иконоборцев, не ограничивались Константинополем и округой. Они оказали существенное влияние на социальные и политические процессы далеких окраин империи. С ними, вероятно, можно связать строительство в Таврике ряда небольших монастырей.

Крым VIII в. отличался этнической пестротой. С утверждением же власти Хазарского каганата на основной территории полуострова влияние Константинополя на провинции в Таврике существенно ослабло.

Как мы уже отмечали, подвергшиеся гонению защитники икон знали о приверженности старым канонам в Причерноморских землях⁶³. Об эмиграции из Константинополя и Малой Азии можно прочесть в «Житиях» Стефана Нового, Феодора Студита, Иосифа Песнописца, Иоанна Психонта, Стефана Сурожского и Иоанна Готского⁶⁴. Опираясь на археологические материалы, изменения этнического состава Таврики VIII — начала IX вв. связывают со временем иконопочитательской эмиграции О.И. Домбровский⁶⁵, И.А. Баранов⁶⁶ и другие исследователи, которые отмечают процесс строительства многочисленных поселений, укреплений, церквей и монастырей. Активная христианизация и рост влияния малоазийских греков на культуру народов Таврики прослеживаются даже по изменившемуся погребальному обряду⁶⁷.

Для эмиграции иконопочитателей в столь отдаленные районы причин было достаточно. В решении Собора 754 г. было сказано: «Если же кто-либо с этого времени дерзнет установить икону, или поклоняться ей, или поставить ее в церкви, или в собственном доме, или же скрывать ее, такой, если это будет епископ, или пресвитер, или диакон, то да будет низложен, а если монах или мирянин, то да будет он виновен и перед императорскими законами, так как он противник Божьих распоряжений и враг отеческих догматов»⁶⁸. Кроме того, не исключено, что переселению ортодоксальных христиан в Таврику способствовала и агрессия арабов-мусульман в районах Малой Азии.

Прилив христиан-переселенцев на полуостров послужил толчком к возникновению ряда, как правило, мелких обителей. Можно предположить, что иконопочитательские киновии в Крыму, начиная с середины VIII в., являются наиболее активными пропагандистами ортодоксального христианства, а также культуры нового, уже созревшего в Центральной Византии и Малой Азии экономического уклада. Вероятно, эти мелкие монастыри вполне отвечали идее Феодора Студита, который ратовал за их полную независимость. Его теории преследовали цель — создание натуральных монастырских хозяйств, находящихся на самообеспечении и совершенно не зависящих от внешних условий. В одном из поучений Феодора Студита (начало IX в.) упоминаются различные группы ремесленников, живущих в монастыре: каменщики, плотники, художники, переплетчики книг, кузнецы, гончары, медники и пр.⁶⁹

Эмиграция иконопочитателей в Таврику совпадает с укреплением на полуострове Хазарского каганата — политического и экономического соперника Византии, временем ослабления влияния империи на северные провинции и процессом установления раннефеодальных отношений⁷⁰. Осваивая территории, монастырские общины становились не только центрами проповеднической деятельности и христианской культуры, но, не исключено, и феодальными собственниками.

В архитектурном плане монастыри представляли комплекс сооружений, состоящий из культовых построек: храма, часовни, крещальни, усыпальницы, а также жилых и хозяйственных помещений. К числу интересующих нас памятников церковной истории VIII-IX вв. можно отнести, например, монастыри на юго-восточной седловине горы Аю-Даг, Панеа в Симеизе⁷¹, Челтер-Кобу⁷², на горе Перчем под Судаком⁷³, монастырь в Партените, основанный предположительно еще при Иоанне Готском⁷⁴, а также, как полагает В.Ф. Филиппенко, три монастыря в Инкерманской долине вблизи устья реки Черной⁷⁵ и, возможно, ряд других, требующих углубленного археологического исследования.

Проблем с выживанием на территории Таврики у переселенцев, вероятно, не было. О богатстве флоры и фауны Крыма упоминают даже путешественники и авторы трудов XVIII в.⁷⁶ Охота, рыбная ловля и собирательство на начальном этапе вполне могли удовлетворить братию, ограниченную обетами и многочисленными постами. Последующее развитие скотоводства, пчеловодства, земледелия и, в частности, выращивание злаков, винограда и овощных культур в относительно мягком климате способствовало росту благосостояния монастырей. Подробно состояние хозяйства раннесредневековых монастырей на примере Челтер-Кобы проанализировано в статье В.Н. Даниленко «Монастырское хозяйство в Крыму»⁷⁷. С его выводами трудно не согласиться.

Вероятно, церковно-монастырская жизнь в Таврике VIII-IX вв. не была лишена внутренних проблем. В начале IX в. архимандрит Готии обратился за разъяснениями ряда вопросов в Константинополь к Феодору Студиту. Феодор не только дал авторитетный ответ, но и направил послание с аналогичным содержанием к некоему «боголюбезнейшему отцу и архиерею господину Филарету», иерарху Сугдейской епархии, в котором говорилось, что «самое необходимое... — это установление мира, которого нет ничего полезнее и которым должны отличаться избранные ученики Христовы»⁷⁸. Надо полагать, что между священнослужителями двух епархий существовали какие-то спорные проблемы. Кроме того, вероятно, возникали проблемы с соблюдением положений церковного права. Из письма видно, что случавшиеся среди монахов проступки отдавались на суд мирянам, то есть «отверзалась дверь тому, кому не следует вмешиваться в наши дела». В этом же письме речь идет о нарушениях монастырских уставов. Касаясь необдуманного пострижения и дисциплины в обителях Таврики, Феодор Студит пишет: «А слагать монашество то же, что слагать крещение. Однако осмеливаются и это делать; страшно даже слышать [об этом]... Легкомысленные, убегающие из киновии не должны быть принимаемы другими братствами, чтобы у всех их во всем было взаимное содействие и согласие и чтобы им не разрушать трудов друг друга». Судя по письму, имели место и случаи, когда монахи уклонялись от «достижения первобытного состояния монашескою жизнью» и, не желая подражать «беспечной райской жизни», заводили у себя в монастыре рабов: «А иметь раба монаху в монастыре так же странно, как и иметь жену»⁷⁹.

До недавнего времени большинство исследователей, в том числе А.А. Васильев, В.Г. Васильевский, О.И. Домбровский, Ю.А. Кулаковский, А.Л. Якобсон⁸⁰, придерживались единого мнения об иконоборческом времени происхождения большинства средневековых монастырей Таврики. В современных трудах активное распространение христианства в Крыму, включая и строительство монастырей, связывают с массовым переселением ортодоксальных христиан в VIII—X вв. И.А. Баранов, В.И. Даниленко, В.Ф. Филиппенко⁸¹.

В то же время А.Г. Герцен и Ю.М. Могаричев в ряде опубликованных работ⁸² подвергают критике данную гипотезу, основываясь на археологических исследованиях пещерных церквей и монастырских комплексов Горного Крыма, датируя их не ранее X—XII вв., тем самым доказывая незначительную роль иконопочитательской эмиграции в христианизации Таврики.

Обе гипотезы, бесспорно, имеют право на существование, и мы не склонны, учитывая тему настоящей работы, подробно останавливаться на этой проблеме. Однако, основываясь на собственных археологических исследованиях монастыря на горе Перчем, с уверенностью можем утверждать, что материал VIII—X вв., кроме осыпи, был обнаружен в нижнем слое, что указывает на время строительства наземного монастыря. Например, Ю.М. Могаричев не связывает археологический материал VIII—X вв., обнаруженный на склонах близ пещерных монастырей Шулдан, Челтер-Коба и Челтер-Мармара, с памятниками

Пещерный монастырь Челтер-Мармара

и датирует их X-XIV вв. по редким находкам фрагментов керамического материала при зачистках пола помещений отдельных обителей, архитектурным аналогам Каппадокии и другим спорным признакам. Особенность пещерных монастырей, расположенных на скальных обрывах, подверженных природному воздействию, вымыванию мягких культурных наслоений, такова, что там и не могло сохраниться материала раннего периода, и его действительно надо искать на склонах. Аналоги крымским пещерным монастырям в Каппадокии, относящиеся к ІХ-ХІ вв., также не отрицают их более раннего происхождения, равно как широкие даты использования изображений «процветшего» креста и иные аргументы, выдвинутые Ю.М. Могаричевым. Свидетельством наличия монастырей в Таврике конца VIII — начала IX вв. являются уже упомянутые отрывки переписки Феодора Студита. В послании Филарету говорится о монашеских братствах во множественном числе. Сан архимандрита Готии также, хоть и косвенно, указывает на наличие группы киновий или, по крайней мере, крупного монастыря в епархии. Вероятно, одной из причин спора, судя по содержанию послания, стало то, что какие-то монашеские братии, предположительно в Сугдейской епархии, приняли самовольно ушедших из киновий Готской епархии. Напрашивается вывод, что ряд киновий существовал в конце VIII -начале IX вв. как минимум в двух епархиях.

Недостаток археологических доказательств основания ряда монастырей в VIII-X вв. в настоящее время говорит только об одном — отсутствии систематических исследований данных памятников. Сегодня же, опираясь на публикации Ю.М. Могаричева, можно с уверенностью согласиться лишь с фактом активного функционирования христианских монастырей в Горной Таврике в период X-XIV вв., что, собственно, никто и не отрицает. Бесспорно, истина восторжествует только после углубленного изучения памятников церковной археологии. Мы же склонны придерживаться аргументации, приведенной в статье В.Ф. Филиппенко, охарактеризованной Ю.М. Могаричевым как «...повторение гипотезы О.И. Домбровского, Е.А. Паршиной и И.А. Баранова...»⁸³.

Итак, иконоборческая политика Византии VIII-IX вв. и агрессия арабов в Малой Азии вызвали прилив эмигрантов на побережье Таврики, основавших, наряду с поселениями, и группу монастырей. В первую очередь этот процесс затронул Юго-Восточный и Южный Крым, где в меньшей степени ощущалось влияние Херсонеса, придерживавшегося на определенных этапах государственной иконоборческой политики. Этот вывод четко прослеживается в «Житиях Стефана Сурожского», ярого сторонника иконопочитания, и Иоанна Готского⁸⁴. Таким образом, иконопочитатели, вероятно, чувствовали себя более уверенно на землях, подконтрольных Хазарскому каганату, чем в Херсонесе. Не зря монах Епифаний, посетивший Таврику в конце VIII — начале IX вв., отмечал, что «херсаки же народ коварный и до нынешнего дня туги на веру, лгуны и поддаются влечению всякого ветра»⁸⁵.

Процесс оседания иконопочитателей в Горном Крыму, возможно, шел медленнее, так как готские земли, или «климаты», находились под влиянием Херсонеса. Здесь могли возникать небольшие монастыри типа отшельнических скитов или киновий, которые впоследствии стали основой для строительства более крупных общежительных монастырей X-XIV вв. В.Ф. Филиппенко прав, отмечая, что «...вряд ли будет правильным считать церковно-монастырскую жизнь Готии периода иконоборчества (а с нашей точки зрения и всей Таврики) движением в одном направлении, а именно только от почитания икон к их отрицанию, либо представлять ее как территорию, «наводненную фанатиками-иконопочитателями», или область с «сильными иконоборческими традициями»⁸⁶. Иконоборческая политика не была стабильной и постоянной даже в самой Византии, где с императорами менялись и взгляды. В Южнобережном, Юго-Восточном и Горном Крыму противостояние двух религиозных направлений было, вероятно, еще менее острым.

В VIII(?)-IX вв. в Крыму упоминаются архиереи Боспорской, Херсонской⁸⁷, Готской и Сугдейской епархий⁸⁸, а в X в. — Фулльской. По предположению некоторых исследователей, она первоначально называлась епархией Ходзиров или Хазария⁸⁹. В раннем средневековье понятие «епископия» и функции епископов несколько отличались от современных. Не совсем ясна ситуация и со статусом епископий. Главы Готский, Сугдейский и Херсонский в разное время носят названия епископов, архиепископов или даже митрополитов. И.А. Баранов считает, что церковный ранг зависел от их политической и религиозной роли, а также активности епархии в регионе⁹⁰. Попробуем разобраться в сложной церковной структуре того периода.

До середины VIII в. все известные нам архиереи греческой церкви в Таврике упоминаются в сане епископа или митрополита. Причем термин «митрополит» применялся только по отношению к иерархам Боспорского региона, например, митрополиты Феофил (325 г.) и Иоанн (519 г.). Не исключено, что главы епископий так называемых «Скифии», «Готии» и «Томитании», известные до 520 г., также имели кафедру в Боспоре. Данные регионы периодически упоминаются в сочетании с провинцией Боспорской. С середины VIII в. отдельные архиереи Таврики стали именоваться архиепископами. Сан митрополита по отношению к иерархам таврических епархий, за исключением 839 г., не употребляется до конца XIII в. Бесспорно, различия титулов архиереев, упомянутых церковными и светскими источниками, не являлись случайностью. Церковные институты, по крайней мере к VIII в., уже имели четкую структуру, закрепленную решениями соборов. Какие-либо «вольности» в протоколах соборов и иных церковных документах, как правило, не допускались.

Целесообразно вспомнить истоки возникновения института архиереев епископий и особенности их положения в христианской общине. Институт епископства известен еще с апостольских времен. Первоначально это были главы христианских общин в городах, «имеющие через чреду рукоположений благодатную связь» с апостолами⁹¹. По учению св. Иоанна Дамаскина, «им вручена Церковь». Епископы, имевшие небольшое число клириков при одном, позднее — при нескольких храмах города, непосредственно управляли немногочисленными общинами. Еще в III в. в их обязанности входило личное осуществление надзора и управления паствой. Верующие, проживавшие в сельской округе, посещали городские храмы. В случае отдаленности поселений епископами для богослужения отряжались священники либо поставлялись постоянные пресвитеры. Только епископам принадлежало право прощения публично кающихся, освящения храмов (впоследствии эти права передаются и пресвитерам) и право хиротонии. Без их позволения пресвитеры не могли совершать евхаристии, крещения и миропомазания. Согласно 39-му Апостольскому правилу, «пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего не совершают, ибо ему вверены люди Господни, и он воздает ответ о душах их». Что касается посвящения в епископы, то по 1-му Апостольскому правилу «Епископа да поставляют два или три епископа», а по 39-му правилу III Карфагенского собора для посвящения требовалось не менее трех епископов и присутствие митрополита.

Многочисленные требования к кандидатам на возведение в третью, высшую степень священства известны еще в Апостольских Посланиях⁹² и систематизированы Апостольскими правилами. Впоследствии они были формально закреплены и дополнены решениями Трулльского, I и VII Вселенских, Неокесарийского и Лаодикийского соборов, а также рядом актов признанных авторитетов церкви.

Рост численности христианских общин уже во ІІ-ІІІ вв., необходимость разрешения множества религиозно-философских и организационно-церковных вопросов требовали централизации и упорядочения управления. Не исключено, что для этой цели из среды равных выделились «первенствующие» епископы.

Учитывая, что христианство раньше всего утвердилось в главных городах Римской империи и провинций, на епископов этих центров христиане смотрели как на епископов старейших. От центральных епископий отпочковывались все новые округа, архиереи которых рукополагались из числа клира, воспитанного старейшими епископами, пользовавшимися авторитетом в среде верующих. Это обстоятельство само собой подразумевало их первенство среди равных. Соответственно, на поместных соборах председательствовали наиболее авторитетные архиереи старейших епископий.

Институт митрополитов возникает только с созданием соборной системы управления в церкви. Собственно термин «митрополит» появляется в III в. одновременно с наименованием главных городов империи митрополиями. Уже на II Вселенском соборе (381 г.) были приведены в соответствие с гражданско-административным делением империи пределы влияния отдельных архиереев и определены права митрополитов разных категорий, а правилами Халкидонского собора (451 г.) предписывалось именовать митрополитами епископов столичных городов. В их функции входило надзирать за епископами округа, созывать поместные соборы, разрешать спорные вопросы и жалобы на окружных архиереев, определять порядок суда над ними и выступать в качестве апелляционной инстанции по отношению к суду епископскому. Митрополит пользовался правом рукополагать и надзирать за хиротонией епископов. Без его грамоты духовные лица не имели права являться к императору. В соответствии с 9-м правилом Антиохийского собора (341 г.), митрополиты обязывались наблюдать за доходами епархии, оглашать либо публиковать решения соборов, указы императора и послания патриарха, а также следить за их исполнением⁹³. В то же время митрополиты формально считались равными среди епископов и пользовались только преимуществами чести. Все важнейшие дела митрополии решались на поместных соборах.

Касаясь вопроса о статусе архиепископа, следует отметить, что в IV в. этот церковный титул был тождественен митрополиту. Подтверждением этому являются решения I Никейского (325) и I Константинопольского (381) Вселенских соборов, где подчеркивается их равенство в правах даже с экзархами и патриархами. После Трулльского собора (691-692 гг.), на котором уточнялся статус патриарха, митрополита и пресвитера, архиепископами стали именовать первенствующих епископов автокефальных церквей, не принадлежавших к числу первых епископов Вселенской Церкви, то есть патриархов. Впоследствии в Восточной Церкви статус архиепископа получают и архиереи епископий, чьи области находились на территории митрополичьего округа, но являлись автокефальными по отношению к митрополиту и находились в прямой юрисдикции патриархов⁹⁴.

В Таврике VIII-XIV вв. структура церковной иерархии не могла отличаться от принятой в Восточной Церкви. Учитывая, что на раннем этапе основная часть побережья и гор полуострова являлась провинцией Византийской империи либо, при захвате территории иным владетелем, могла номинально приравниваться к таковой, соответственно и кафедра митрополита или архиепископа могла находиться только в городе, который императорская власть и патриарх признавали на данной территории столицей либо важнейшим политическим центром. Причем вариант архиепископства, автокефального по отношению к митрополии, здесь не уместен, так как, если проанализировать известные нам статусы архиереев до XIV в., нет случая, когда при наличии кафедры митрополита существовала бы кафедра архиепископа либо существовали бы одновременно две архиепископии. Только с 1338-1340 гг. возникли условия, при которых в Таврике учреждаются три митрополии Константинопольского патриархата. Таким образом, можно предположить, что в средневековой Таврике несколько епископий составляли автокефальную Церковь, управляемую, согласно правилам, принятым на Трулльском соборе, архиепископом, подотчетным непосредственно патриарху.

Наши сведения об архиереях средневековья отрывочны и основаны на «Житиях» святых, документах соборов, записях в «Синаксаре» и некоторых церковных источниках, где упоминалось об участии в соборах, рукоположении или смерти архиереев. Еще реже упоминается об их деятельности. Поэтому, оперируя датой из того или иного источника, необходимо учитывать, что избрание и хиротония архиерея осуществлялись на длительный период, и к известной дате необходимо добавить хотя бы несколько лет вперед или вычесть несколько лет назад, в зависимости от исторического события. Тогда хронологически структура церковного управления в Таврике приобретает более-менее стройный вид.

Совместив сведения о кафедрах и санах иерархов с основными известными нам политическими событиями на полуострове, попытаемся проследить реакцию на них Константинопольского патриарха. Такой анализ одновременно позволит определить, как фактически перемещался экономический и политический центр Таврики, проследить изменения в административно-территориальном делении полуострова.

Как мы уже отмечали, источники IV-VI вв. упоминают митрополитов только в Боспорской епархии⁹⁵, и справедливо было бы предположить, что именно архиереи Боспора занимали старшинствующее положение по отношению к таврическим епархиям, возникшим впоследствии в Херсонесе, Готии и Сугдее. Это лишний раз подтверждает гипотезу о распространении христианства в Крыму через Боспор. Поэтому на ранних этапах вполне естественно, что старшим из епископов становился архиерей, от клира которого отпочковывались главы новых таврических епископий.

В VI в., при императоре Юстиниане I, Боспор переходит под власть Византии и, вероятно, длительное время являлся ее административным центром в Таврике. Подтверждением этому является возведение Иоанна, известного по источникам в 519-536 гг., в сан митрополита, что вполне соответствует решениям Халкидонского собора, определявшего место митрополита в центральном городе провинции. Херсонская епископия, возникшая не ранее начала IV в., была немногочисленной и, следовательно, впоследствии находилась под старшинством Боспорского архиерея. Упоминание о том, что христианская община в Херсонесе даже в VII в. не имела существенного влияния, сохранилось в письмах папы Мартина I. Что касается некой епископии Готской IV-VI вв., то не исключено, что она вообще не имеет отношения к полуострову.

Вторжение хазар в Таврику на рубеже VII—VIII вв. и их расселение в степных, восточных, юго-восточных и предгорных регионах полуострова не могло не изменить положения в церковной иерархии. Боспор, вероятно, потерял свое политическое значение опорного города империи в провинции⁹⁶. Не исключено, что именно в это время и кафедра Боспорского митрополита была ликвидирована, а управление паствой могло перейти либо к епископу Херсонесскому, либо к Сугдейскому, кафедра которого была учреждена в 715 г. Во всяком случае, на одном из важнейших в истории христианской Церкви Трулльском соборе (691-692) от паствы Таврики присутствует единственный представитель — Георгий I, епископ Херсонесский.

Представительство на Соборе всего одного архиерея от Таврики в сане епископа уже подчеркивает отсутствие здесь на данном этапе автокефалии. Это обусловлено потерей основной территории провинции Византией, разрушением сложившейся административной системы и, соответственно, временным падением влияния христианской Церкви, связанного с оттоком верующих в Христа из захваченных язычниками местностей. На относительно короткий период времени церковное управление сосредотачивается в руках епископа Херсонского. Небольшая по численности епископия Херсонеса, единственного города Византии, сохранившего относительную независимость от хазар, оказалась под прямым управлением патриарха Константинопольского. Византийский административно-территориальный, а следовательно, и церковный округ, ограничивался в конце VII в. только Херсоном и тяготеющими к нему территориями. Со временем Боспорская епархия была восстановлена, так как в 787 г. известна подпись под решением VII Вселенского собора диакона Боспорской церкви от имени епископа Андрея, а в 839 г. епархия Боспора управлялась митрополитом Херсонеса.

Интересно, что именно в период хазарского владычества в Крыму мы впервые встречаем использование термина «архиепископ». Среди известных по письменным источникам архиереев Таврики упоминается архиепископ Сугдеи Филарет, рукоположенный из числа клириков св. Стефана. Бесспорно, время возведения его в сан было немногим позднее смерти самого Стефана, то есть в конце 40-х гг. VIII в. Появление сана архиепископа свидетельствует о восстановлении автокефалии в Таврике. Не исключено, что центром автокефалии становится не византийский Херсонес, а подконтрольная Хазарскому каганату Сугдея. Чем можно объяснить, что кафедра старшинствующего епископа располагается на территории, вышедшей из-под юрисдикции императора?

К середине VIII в. Херсонес, с одной стороны, находился на пике экономического кризиса, «обнищал и обезлюдел»⁹⁷, а с другой — оказался в сфере абсолютного контроля императорской властью, а значит, официально поддерживал иконоборчество. Сугдея хоть и являлась ставкой хазарского тархана, но в лице св. Стефана и клира приобрела ореол центра защиты икон на полуострове. До иконоборческого Собора 754 г. Константинопольский патриарх Анастасий в епископе Сугдейском мог видеть единственного надежного и авторитетного борца с ересью в Таврике. Кроме того, Сугдея уже являлась крупным торговым городом, политическим центром Хазарии на полуострове, имела, судя по «Житию» св. Стефана, крупную христианскую общину, юридически и политически независимую от государственных чиновников Византии. Поэтому экономическое значение Сугдеи в Таврике и противодействие иконоборческой политике официальных властей могли стать причиной рукоположения в архиепископы не архиерея Херсона, а сподвижника св. Стефана — Филарета, выделив его как старшего среди равных.

Однако после подавления противостояния иконопочитателей в среде высших иерархов Константинопольской церкви старшинство среди епархий в Таврике официально перемещается в Херсонес — единственный крупный центр империи в Северном Причерноморье, уцелевший под ее контролем и вступивший в фазу очередного экономического подъема⁹⁸. Следует предположить, что здесь создается кафедра митрополита, о которой упоминается в 839 г., то есть до собора 843 г., восстановившего иконопочитание. Причем говорится о митрополите Херсона и управителе епархией Боспора. Учитывая, что христиане восточных регионов Таврики могли поддерживать ортодоксальное направление в церкви, о чем вполне определенно указывается в послании Стефана Нового⁹⁹, передача Боспорской епархии под непосредственное управление Херсонского митрополита становится объяснимой. Администрация Херсонеса как официального центра Византии в Таврике обязана была придерживаться государственной политики, а следовательно, здесь могла находиться кафедра архиерея, придерживавшегося только иконоборческих взглядов. Противостояние в середине VIII в. архиерея Сугдеи, восстание, возглавленное епископом Готским, вероятно, заставили патриарха ввести в Таврике сан митрополита, позволяющий не только контролировать деятельность архиереев, но и, не обращаясь в Константинополь, рукополагать на епископство лиц из клира, верных императорской власти и иконоборчеству.

Одновременно можно выдвинуть и иную гипотезу. Возникновение митрополии Херсонской не обязательно могло означать ее старшинство по отношению к епископиям Готской и Сугдейской, расположенным на территориях вне юрисдикции византийского императора. Дополнение к сану митрополита фразы «управитель епархией Боспорской» могло означать учреждение Херсонским архиереем малых епископий, не фигурирующих в патриарших документах. Фактически до IV в. епископии возникали не только в центральных, но и в малых городах округов и даже в селениях. Только на Лаодикийском и Сардикийском соборах (соответственно правила 57 и 6) было запрещено «без особой нужды умножать число епископий и ставить епископов в малые города и селения»¹⁰⁰. Потеря Византией контроля над частью региона, угроза раскола церкви приверженцами иконоборчества и иконопочитания были достаточно вескими причинами для создания в Таврике сети малых епископий, подконтрольных Херсонскому митрополиту. Более поздним аналогом учреждения епископских кафедр в селах служит учреждение митрополитом Сугдейским в 1327 г. епископии в селении Элиссос с целью закрепления его за епархией. Причем об указанном епископе мы знаем только благодаря переписке, связанной с территориальными спорами архиереев.

Учитывая, что после 839 г. Боспорская епархия не упоминается, можно предположить, что с середины IX в. она как крупная церковная единица была окончательно упразднена и управлялась пресвитером, что вполне оправдано падением экономического и политического значения данного региона для империи. На рубеже ХІ-ХІІ вв. Византия вернула лишь значительно опустевший населенный пункт, давно лишенный былого могущества. О «пресвитере от Боспора» упоминается в надписи на надгробной плите в Партените, датируемой 906 г.¹⁰¹ Впоследствии Боспор подвергался неоднократным набегам завоевателей, вошел в состав Тмутараканского княжества¹⁰². Что касается церковно-административного деления, то с конца XIII в. данный регион, вероятно, оказался в составе митрополии Зикхия.

С 842 по 966 гг. в известных нам документах упоминаются только архиереи Херсонской епархии в сане епископов. Напомним, что в 842 г. на поместном Константинопольском соборе официально было восстановлено иконопочитание. Таким образом, ликвидация митрополии Херсонской могла быть связана с необходимостью подавления противостояния приверженцев различных догматических направлений в церкви. В процессе борьбы иконопочитателей и иконоборцев наметились тенденции разрушения организационного единства и предпосылки очередного раскола Восточной Церкви. Данная ситуация всегда была особенно опасна для сепаратистски настроенных периферийных регионов. Церковь уже имела исторический опыт, когда решение догматических споров в центре не означало устранения опасности раскола на окраинах. Так, например, откололись армяно-григорианская церковь, ряд церквей монофизитского и монофилитского направлений. Сепаратистские тенденции, вероятно, были сильны и в этнически пестрой Таврике. В такой ситуации патриарх должен был стремиться максимально ограничить самостоятельность периферийных епископий и осуществлять управление ими непосредственно. Отсутствие сведений о наличии Сугдейской и Готской епархий еще не является фактом ликвидации этих кафедр в середине IX в., однако такая гипотеза может иметь место и вполне объяснима.

На рубеже IX-X вв. начался активный процесс централизации управления в Византийской империи¹⁰³, непосредственно связанный с выходом государства из экономического и политического кризиса. В Херсоне уничтожаются местные органы самоуправления¹⁰⁴. Еще в 833-834 гг. здесь создается Херсонская фема, возглавляемая стратигом. Общеимперские тенденции не могли не коснуться церковных институтов, занимавших одно из узловых мест во внутренней и внешней политике государства. К началу X в. централизация церковного управления также достигла своего апогея. С укреплением империи на политической арене и административной власти на местах отпала необходимость создавать промежуточные звенья управления. Можно предположить, что часть многочисленных автокефалий и митрополий была ликвидирована, а вся власть над клиром сосредоточена непосредственно в руках Константинопольского патриарха и пяти высших епископальных чинов его окружения. С укреплением Византии в Таврических провинциях военно-административная власть стратигов распространялась, вероятно, не только на сам Херсон и климаты, но и на иные прибрежные населенные пункты, включая, по крайней мере, уже известный к тому времени крупный торговый порт — Сугдею. На протяжении столетия на территориях, подконтрольных византийскому стратигу, епархиальное управление было сосредоточено в руках непосредственно только епископа Херсонского.

Что касается Готской епархии, то мы склонны относить ее возникновение и первый этап существования к периоду иконоборчества. Нет оснований утверждать, что упоминаемые в источниках архиереи Готии IV-VI вв. имеют отношение к Готии Таврической. Епархия возникла в середине VIII в. на территории, неподконтрольной Византийской империи, под управлением иконопочитателя св. Иоанна Готского, рукоположенного в Иверии¹⁰⁵, и, судя по «Житию», противостояла иконоборческой ереси, а значит, и официальной императорской власти. С восстановлением иконопочитания как основного течения в 787 г. на VII Никейском Вселенском соборе (где присутствовал от имени епископа Готского Никиты монах Кирилл) указанная епархия до 1066 г. в источниках не упоминается. Не исключено, что впоследствии не только данная территория возвращается под контроль херсонских стратигов в качестве так называемых климатов, но и паства переходит под руку Херсонского архиерея. Именно ликвидация кафедры Готского епископа в конце VIII в. могла стать причиной спора Готского и Херсонского митрополитов о принадлежности приходов ряда населенных пунктов Южнобережного Крыма (Сикиты, Партенита, Лампаса, Алусты, Фуны, Алании) в конце XIII в. и противоречивых решений по данному поводу патриархов Нила Керамевса и Макария¹⁰⁶.

Несмотря на то, что Херсон на рубеже ІХ-Х вв. переживал период своего очередного подъема, его можно рассматривать только как важный военно-политический опорный пункт в Таврике. Некоторое оживление транзитной торговли, прежде всего с печенегами и славянами, не означало возрождения былого значения города как экономического и культурного центра. Начиная с 966 и по 1276 гг. в церковных документах вновь упоминаются двенадцать архиереев Сугдейской епархии, причем десять из них — в сане архиепископов. Параллельно упоминаются архиереи Херсонской и восстановленной, вероятно не позднее 1066 г., Готской епархии. С X в., по мнению И.А. Баранова, в Восточной Таврике учреждается и новая епархия — Ходзиров¹⁰⁷. Таким образом, во второй половине X в. на полуострове вновь возрождается автокефалия, в которой старшинствующая роль переходит архиереям Сугдейской епархии. Возрождение архиепископской кафедры в Сугдее и, соответственно, в целом автокефалии Таврических епископий совпадает со временем разгрома Хазарского каганата, ослаблением военной активности половцев на полуострове и усилением влияния в регионе Киевской Руси. Об архиепископской кафедре в Сугдее упоминается сразу после разгрома хазар в 965 г. князем Святославом. Вероятно, только с этого времени крупный, экономически развитый торговый город, известный далеко за пределами Таврики, выходит из-под юрисдикции уже не существующей Хазарии и окончательно подпадает под управление византийской администрации. Можно предположить, что Херсон как официальный провинциальный центр и своего рода военная база империи уже во второй половине X в. утерял свое значение как экономический и культурный центр. К сказанному остается добавить известную осаду и захват Херсона князем Владимиром в 989 г., что не могло не усугубить нестабильную ситуацию.

Вопреки традиционно сложившейся точке зрения, можно предположить, что экономическим и культурным центром Таврики Сугдея становится не в XI в., а уже во второй половине X в. Только этим можно объяснить учреждение здесь архиепископской кафедры, которая, в соответствии с церковными правилами, располагалась в центральном городе округа или провинции. Церковные институты управления всегда чутко реагировали на малейшие политические и экономические факторы, что позволяло христианству не только закрепляться на обширных территориях, но и постоянно расширять свое влияние. Возможно, существовали еще какие-то, пока нам неизвестные, причины перемещения центра провинции в Сугдею в конце X в.

В период существования архиепископской кафедры в Сугдее исключение составляют только епископ Арсений (участвовал в соборах при патриархе Алексии в 1025-1043 гг.) и епископ Николай, упоминаемый в 1237 г. Перемещение кафедры в указанное время находит объяснение в исторических событиях.

С 20-х гг. XI в. по 40-е гг. XII в. архиепископами рукополагаются архиереи Готской епархии. Можно с уверенностью констатировать, что причиной этому были, прежде всего, активизация кочевников и угроза их нового нашествия. В 1050 г. половецкие орды вторглись на территорию полуострова. Округ, подконтрольный Византии, значительно сократился. В самом

Пещерный город Эски-Кермен

Херсонесе отмечаются частая смена стратигов и даже восстания населения. Влияние стратигов настолько ослабело, что во время восстания херсонеситов в 1066 г. император Михаил VII Дука вынужден был обратиться за оказанием военной помощи к князю Всеволоду, который направил в Херсон войско в 1073-1074 гг.¹⁰⁸ Сугдея также на некоторое время пришла в экономический упадок. В первой половине XII в. арабский историк Элайн упоминал о ней как о небольшом городе кипчакском.

С другой стороны, укрепление городов и феодальных центров Горной Таврики должно было способствовать временному перемещению экономического и политического центра в данный регион. Именно эти территории составили основу Готской епархии. Исходя из правил Халкидонского собора, предусматривающих размещение кафедры архиепископа автокефалии или митрополита в центральном городе провинции или области, можно предположить, что центром автокефалии в Таврике с 1066 по 1147 гг. могли стать Мангуп либо Эски-Кермен. Причем время перемещения архиепископской кафедры в Готскую епархию совпадает с периодом активного строительства пещерных церквей и монастырей в данной местности¹⁰⁹.

Со временем половцы, как и их предшественники, оценили достоинства Сугдеи. Город вновь возродился из пепла, и архиепископская кафедра возвращается в Сугдею.

Ликвидация архиепископской кафедры в Сугдее в 30-х гг. XIII в. также оправдана историческими событиями. Восточные регионы Таврики, вышедшей из-под власти Византии на рубеже XII-XIII вв., подверглись вторжению новых завоевателей: турок-сельджуков (1222) и татар (1223, 1238, 1248-1249). Кроме того, город оказался в сфере влияния Венеции, выступившей союзником крестоносцев против Византии, а значит, оказался на стороне сил, враждебных Константинопольскому патриарху. В комплексе это предопределило на короткий период очередное падение Сугдеи как центра ортодоксальной христианской Церкви в Таврике. Херсон, уже с XI в. утративший свое значение как политический и экономический центр, также не мог претендовать и на роль центра Таврической автокефалии. Поэтому, несмотря на отсутствие источников, архиепископскую кафедру в промежуток времени с 1237 по 1274 гг., если такая вообще существовала, следует вновь искать в Готской епархии, на территории которой возникло княжество Феодоро. Косвенным подтверждением этому является новая волна активизации строительства пещерных храмов и монастырей Юго-Западного Крыма в XIII-XIV вв.¹¹⁰

С 1274 г. в Сугдее вновь была восстановлена архиепископская кафедра. В синаксаре и церковных архивах упоминается архиепископ Сугдейский Феодор (1274-1283). Уже в 1275 г. Сугдея впервые становится митрополией¹¹¹, а глава епископии Феодор оказался избранным старшим среди архиереев Таврики. Можно предположить, что столь высокого личного положения, а также подъема ранга самой епископии Феодор достиг благодаря поддержке рукоположившего его патриарха Иоанна Векка, сторонника унии с Латинской Церковью. Это обстоятельство, на фоне усиления влияния в Таврике венецианцев и позднее генуэзцев, могло сыграть решающую роль при определении статуса кафедры Сугдейского архиерея.

Касаясь самого названия епархии, надо отметить, что упоминаемый в начале XIII в. Никита — архиепископ Сугдеи и Фулл — указывает лишь местность, на которой жила паства, подконтрольная архиерею. Ничто прямо не говорит о Фулльской епархии. Если бы такая епископия существовала ранее, то в официальных письменных источниках это нашло бы отражение, как, например, в 787 и 839 гг., когда речь шла о епископах

Херсонских, управителях Боспорской епархией. В данном случае четко указывалось на наличие Боспорской епископии как структурной церковной единицы. И.А. Баранов, опираясь на ряд предыдущих исследований, предполагает, что в Фулльскую епархию была переименована ранее существовавшая епархия Ходзиров¹¹². Таким образом, либо епархия Ходзиров была упразднена и впоследствии часть ее территории и паствы вошли в состав Сугдейской митрополии под новым названием, либо новая епископия была учреждена митрополитом Сугдейским Феодором, как, например, сделал впоследствии архиерей Сугдеи Лука, рукоположив в 1327 г. епископа селения Элиссос¹¹³. Причем следует отметить, что нигде не упоминается епископ Сугдо-Фулльский, а речь идет только об архиерее в сане архиепископа или митрополита. Указанный сан, как мы отмечали выше, подразумевает старшинство между епископами и право рукоположения в епископы. В 1283 г. Сугдейская и Фулльская епархии разделились (в списке епископий они упоминаются соответственно под номерами 32 и 36), но уже в 1322 г. вновь объединяются под управлением архиепископа Иоанна. Из этого следует, что изначально епархии не объединялись, а Фулльская епархия отпочковалась от Сугдейской архиепископии или митрополии и, за исключением указанных 45 лет, продолжала оставаться ее структурной единицей.

В 1292 г. кафедра митрополита вновь упоминается в Готской епархии. Это обусловливалось укреплением княжества Феодоро, владетели которого сохраняли верность ортодоксальной христианской церкви, осложнением экономической ситуации в Сугдее, вызванной борьбой Генуи и Венеции за торговые пути в Черном море, а также разгорающейся междоусобной борьбой в Орде. Итогом же осложнившейся политической ситуации в конце XIII в. становятся набеги войск татарского темника Ногая в 1299 г., Телектемира и апокрисария Узбека — в 1322 г., сопровождавшиеся разграблением христианских храмов и их разрушениями. Кроме того, в период 1308-1338 гг. Сугдея выдержала не менее пяти крупных набегов татарских орд. Немаловажную роль в ослаблении роли Сугдейской епархии как центра ортодоксальной христианской церкви в Таврике играла близость к городу формирующегося татарского административного центра — Солхата, активное проникновение в регион ислама. Именно к этому времени относится переход христианских общин ряда населенных пунктов Сугдеи под юрисдикцию митрополита Готии, ставший причиной последующих споров о границах епархии и жалоб архиерея Сугдеи 1317-1318 гг. к Константинопольскому патриарху.

Таким образом, в XII-XIII вв., несмотря на падение в регионе политического значения Византийской империи, церковная структура в Таврике не претерпела существенных изменений. Епископии полуострова, объединенные под управлением архиепископа или митрополита, продолжали сохранять статус автокефалии по отношению к Константинопольскому патриархату. Однако в связи с постоянно меняющейся экономической и политической ситуацией в регионе кафедра старшего среди архиереев епископий постоянно перемещалась. Центром автокефалии определялся город, отличавшийся экономической и политической стабильностью, высоким уровнем развития и политического влияния, а также, вероятно, значительной численностью христианского населения. В этот период прежнее административное деление византийской провинции и сопредельных государственных объединений оказалось разрушенным, а новое не сформировалось. Шел активный процесс первоначального становления феодальных государств, сопровождающийся территориальным дроблением и нестабильностью в регионе. В таких условиях церковная иерархическая структура оказалась более гибкой, и на определенном этапе епархиальные власти, вероятно, подменяли светские институты управления, во всяком случае для христианского населения. Что касается перемещения кафедры архиепископа и митрополита, то оно отображает весь спектр социально-экономической и политической ситуации на полуострове, дает ответ на то, какие центры и в какое время, с точки зрения патриарха Константинопольского, можно было считать реальными центрами экономики, политики и культуры в Крыму.

Только к середине XIV в. политическая ситуация на полуострове относительно стабилизировалась. К этому времени четко определяются три основных политически самостоятельных региона Крыма: прибрежные города, укрепления и населенные пункты, контролируемые венецианцами и позднее генуэзцами; княжество Феодоро, с тяготеющими к нему южнобережными поселениями; предгорье, степной и Восточный Крым, контролируемый ханами Крымского юрта (позднее — Крымским ханством).

Православное население Крыма, объединенное в епископиях Сугдейской, Готской и Херсонской, соответственно, также оказалось живущим в различных социально-экономических и политических условиях. Сложившаяся система управления епископиями в Таврической автокефалии уже не соответствовала политической ситуации. Учитывая, что священнослужители того времени в большей или меньшей степени принимали участие в светском управлении, исполняли отдельные судебные и контрольные функции, владели земельными наделами и угодьями, выступали в качестве представителей от православного населения перед главами феодальных государств, их влияние могло распространяться только на паству, проживающую в пределах этих государств либо государственных объединений. Духовная и судебная власть, например, архиерея Готской епархии, охватывающей в основном территории княжества Феодоро, не могла распространяться на жителей генуэзских населенных пунктов, живущих по собственным уставам. Более того, вмешательство в дела паствы соседней епархии могло расцениваться как вмешательство в дела сопредельного государства. Не исключено, что споры между архиереями епископий о принадлежности уже упоминаемых нами пограничных сельских общин местечек Элиссос, Кинсанус, Сикита, Партенит, Лампас, Алуста, Фуна и Алания, которые пришлось разрешать Константинопольским патриархам на протяжении с 1376 по 1390 гг.¹¹⁴, являются отражением процесса формирования политических границ между регионами.

В связи с новым территориальным делением полуострова, в соответствии с церковными правилами, изменилась и структура церковного управления в регионе. Начиная с 1338-1340 гг. во всех трех епископиях учреждаются кафедры митрополитов. С одной стороны, это упорядочивало систему церковного управления в Таврике, позволяло ликвидировать спорные ситуации внутри бывшей автокефалии, подчиняя каждого из митрополитов непосредственно патриарху Константинопольскому. С другой стороны, сан главы митрополии позволял каждому из равных архиереев епископий сопредельных государств вести более гибкую и эффективную религиозно-церковную политику с учетом местных законов, традиций и обычаев, отстаивать интересы православной паствы и удовлетворять ее религиозные потребности, создавать церковную инфраструктуру внутри митрополии. Повышение статуса архиереев не означает увеличения численности христиан, а лишь отображает изменение политической ситуации и административного деления.

Несмотря на сложившуюся в Константинопольском патриархате традицию размещения кафедр в центральных городах округов, кафедры митрополий, вероятно, сохранялись в прежних центрах епископий. Таким образом, с новыми административными центрами совпадала только кафедра митрополита Готии. Во всяком случае, это косвенно подтверждается текстом надписи, гласящей о том, что в 1427 г. митрополит города Феодоро и всей Готии Дамиан восстановил базилику Петра и Павла в Партените¹¹⁵. Какие-либо упоминания о перемещении кафедр митрополитов Сугдейского и Херсонского в новые административные центры XIV-XV вв. неизвестны. Погребение в 1339 г. в Кафе митрополита Сугдеи Луки, бесспорно, не может свидетельствовать о перемещении кафедры. Можно только предположить, что на позднем этапе размещение центров Таврических митрополий сохранялось традиционно и определялось не столько политическими интересами доживающей последнее десятилетие Византийской империи, сколько этническим составом и концентрацией православного населения. После захвата Османской империей в 1453 г. Константинополя и в 1475 г. Крыма вновь изменилось административное деление. Феодоро и генуэзские фактории перестали существовать. Территория Крыма оказалась в пределах одного государства под управлением султана. Крымское ханство, так и не успевшее оформиться окончательно в самостоятельное государство, превратилось в вассала Османской империи. Что касается греко-православной церкви, то после территориального объединения Крыма в XV в. исчезла необходимость церковного деления полуострова на три митрополии. Кроме того, православная церковь быстро уступала свои позиции исламу. В итоге здесь была сохранена лишь одна кафедра митрополита Готии, которая просуществовала вплоть до присоединения Крыма к России.

Резюмируя сказанное, можно представить, как изменения в иерархической церковной структуре средневековой Таврики отражали политические и социально-экономические события того времени.

1. Наличие нескольких епископий и рукоположение одного из равных архиереев в сан архиепископа или митрополита позволяет предполагать наличие в Таврике с 40-х гг. VIII в. по 842 г. и с 966 г. по 1347 г. церковной автокефалии.

2. До 536 г. старший среди равных архиереев занимал кафедру епископии Боспорской. Таким образом, административным центром Византии в Таврике до середины VIII в. являлся Боспор.

3. В период иконоборчества изменения в церковной иерархии Таврики могут объясняться двумя гипотезами:

— в 40-х гг. VIII в. кафедра архиепископа первоначально учреждается в независимой от византийской администрации Сугдее, придерживающейся ортодоксальных взглядов. Только после поражения иконоборцев на поместном Константинопольском соборе 842 г. епископии Сугдейская и Готская подчиняются архиерею Херсонскому, произведенному в сан митрополита и представляющему теперь интересы иконопочитателей в Таврике;

— епископии Сугдейская и Готская остаются независимы по отношению к иконоборческому патриархату, а учреждение кафедры митрополита Херсонского в 839-842 гг. означает создание подконтрольной Константинополю автокефалии на управляемых императорской администрацией землях, в противовес существующим иконопочитательским епископиям.

4. После восстановления иконопочитания, на рубеже IX-X вв., Сугдейская и Готская епископии могли быть упразднены (во всяком случае, не упоминаются в источниках), и церковное управление сосредотачивается в руках Херсонского епископа. Это отражает государственные и церковные тенденции к централизации управления, совпадает с ликвидацией органов самоуправления в Херсоне и установлением власти стратига во всей провинции. Не исключено, что централизация церковного управления в Таврике была предпринята с целью подавления сепаратистских тенденций на периферии, которые могли возникнуть из-за догматических разногласий.

5. Анализируя имеющиеся источники, можно предположить, что Готская епархия имеет два периода существования.

Первый период: епархия возникает не позднее 741 г. и существует по 787 г. Ее учреждение непосредственно связано с деятельностью св. Иоанна Готского и иконопочитательским противостоянием центру части клира и паствы. Епископия ликвидируется в 787 г. одновременно с признанием иконопочитания как официального течения на VII Никейском Вселенском соборе.

Второй период: епархия учреждается на рубеже X-XI вв., что совпадает прежде всего с разгромом Хазарского каганата, усилением влияния в регионе Киевской Руси и назревающим вторжением половцев. Кроме того, причиной воссоздания епархии могло стать возникновение крупных феодальных владений в Горной Таврике и укрепление нового политического центра в Мангупе.

6. Причиной споров между архиереями Херсонской, Сугдейской и Готской митрополий и противоречивых решений патриархов Константинопольских Нила Керамевса и Макария в XIII в. о подчиненности паствы ряда южнобережных поселений (Элиссоса, Сикиты, Партенита, Лампаса, Алусты, Фуны, Алании) могла стать вышеупомянутая ликвидация на рубеже IX-X вв. Готской и Сугдейской епархий с последующим переходом общин под руку Херсонских архиереев. Последующее возрождение епархий, естественно, вызвало территориальные споры.

7. Учреждение архиепископской кафедры в Сугдее не позднее 966 г. и ее существование здесь до начала XIII в. означает признание Византией со второй половины X в. данного города центром Таврической провинции. Херсонес, вероятно, оставался только военно-стратегической базой и ставкой стратига. Кратковременные перемещения кафедры архиепископа (позже -митрополита) в Готскую епархию совпадают, а значит, связаны только с обострением политической ситуации из-за чередовавшихся вторжений на полуостров очередных захватчиков.

8. Учреждение в Таврике Сугдо-Фулльской епархии не означает слияния двух епископий. Можно предположить, что Фулльская епархия возникала как составная часть Сугдейской епархии. Не исключено, что данная епископия могла быть учреждена на месте части упраздненной епархии Ходзиров. В таком случае архиепископ или митрополит Сугдеи, как рукоположивший епископа Фулльского, являлся по отношению к нему старшим. Аналогичная ситуация возникает с рукоположением Сугдейским митрополитом епископа селения Элиссос. Таким образом, упоминаемая епархия Фулльская в 1283-1328 гг. (судя по номеру в списке епархий, ниже по рангу, чем Сугдейская) могла на время отпочковаться, например, в связи с выделением города как центра самостоятельного феодального княжества. Во всех остальных случаях начиная с 1158 г. название епархии Сугдо-Фулльская (а не наоборот) означает первенство Сугдеи и, возможно, территориальную зависимость от нее Фулл. Следует учесть, что в 1347-1369 гг. архиерей Евсевий упоминается как митрополит Сугдеи и Гипперии. О местонахождении указанного населенного пункта — Гипперии, как, впрочем, Фулл и Элиссоса, нам остается только догадываться, но данные названия подчеркивают то, что на территории Сугдейской епископии учреждались более мелкие, подконтрольные архиепископам или митрополитам, епископские кафедры. Не исключено, что такая же структура была и в остальных епископиях Таврики. Отсутствие сведений о мелких епископиях объясняет лишь то, что главы этих епископий непосредственно не участвовали в патриарших соборах и их интересы представляли старшие архиереи.

9. Учреждение кафедры митрополита Сугдеи в 1275 г. при архиерее Феодоре могло быть связано с занятой им позицией унии с Латинской Церковью, что должно было способствовать улучшению отношений с администрацией венецианских и генуэзских факторий на территориях, входивших в состав всех трех епархий и прежде всего Сугдейской.

10. Ликвидация предполагаемой нами автокефалии в Таврике и учреждение в конце XIV в. трех равноправных митрополий совпадает с наметившимся более четким территориальным разграничением в Крыму между княжеством Феодоро, генуэзскими колониями и Крымским юртом. Захват Османской империей в 1475 г. территории Таврики и, соответственно, ее объединение послужили причиной ликвидации двух митрополий и объединения паствы под духовным управлением Готского митрополита, представлявшего интересы православных христиан перед султаном и крымским ханом.

Предложенные нами выводы¹¹⁶ являются лишь гипотезой, построенной на основе немногочисленных источников, и, бесспорно, требуют дальнейшего уточнения. Тем не менее, касаясь темы наших исследований, они достаточно подробно иллюстрируют епархиальную структуру церкви в средневековой Таврике. Во всяком случае, перемещение епархиальных центров имело непосредственное влияние на время и место возникновения монастырей, бесспорно к ним тяготеющих.

Итак, мы остановились на том, что отдельные монашеские общины, возникшие в Таврике, спасаясь от иконоборческих притеснений, а также часть христианского населения не признавали Константинопольских патриархов и представителей официальной власти в Херсонесе. Это могло стать одной из причин строительства первых обителей за пределами административного центра, то есть на землях, подвластных Хазарскому каганату либо находящихся под ослабленным контролем Византии. В то же время стремление к безопасности на политически нестабильных территориях требовало устройства обителей в естественно защищенных районах. При этом использовался и распространенный в Малой Азии опыт сооружения келий и иных помещений, вырубленных в труднодоступных скалах. Такие сооружения не могли защитить от уничтожения, например, при военных походах хазар, когда разрушениям подверглись многие крупные населенные пункты в VIII-IX вв.¹¹⁷, но вполне годились для защиты от грабителей, всегда сопутствующих нестабильной ситуации. Для поселений данного периода также характерно строительство примитивных убежищ и отток населения в труднодоступные горные районы. Параллельно фиксируется временный упадок экономики и регресс культуры. Даже отдельные церкви создаются в естественных пещерах, отличаются скромными размерами и «архитектурным убожеством»¹¹⁸. В то же время, по примеру Византии, раннесредневековые монастыри создаются в густонаселенных местностях. Причинами этому являются стремление к безопасности, возможности активной проповеднической деятельности, экономические интересы. Соседство с крупными населенными пунктами позволяло регулярно получать доход в виде платы за различные требы, с торговли и промыслов, развивать сельскохозяйственное производство¹¹⁹.

Средневековый монастырь Качи-Кальон

Решения поместного Константинопольского собора 842 г. под председательством патриарха — иконопочитателя Мефодия -и последующая иконопочитательская ориентация императора Михаила III положили конец иконоборческой политике. Это благоприятно сказалось на авторитете церкви. При активной поддержке императорской власти монастыри восстанавливают свое влияние. Они расширяют земельные владения, превращаясь постепенно в коллективных феодалов, которые, наряду с собственными доходами, получали еще и солемнии — дополнительные выплаты от государства. Монастырские владения интенсивно расширяются за счет императорских и частных пожертвований. Существенное влияние на рост монастырского землевладения оказала практика жалования земель, изъятых у общин или конфискованных государством класм¹²⁰. В конце X в. для населения был введен дополнительный налог в пользу церкви¹²¹, а также практика передачи инокам права на взимание государственного налога с крестьян не подвластных монастырю деревень¹²². Перечисленные меры способствовали росту численности и экономическому могуществу монастырей как в целом в Византии, так и на ее далеких окраинах.

Процесс феодализации монастырей в средневековой Таврике, вероятно, протекал так же, как и в Византии¹²³. Тем не менее, нестабильная социально-политическая ситуация на полуострове наложила отпечаток на судьбу монашества. В процессе хазаро-византийских конфликтов, последующего проникновения печенегов, походов древнерусских князей и разгрома Хазарского каганата население было вынуждено принимать меры к собственной безопасности, укрепляя поселения и возводя убежища.

Опираясь на выводы, изложенные в монографии В.Л. Мыца «Укрепления Таврики X-XV вв.»¹²⁴, можно представить, что процесс феодализации на полуострове имел некоторые особенности. В годы нестабильности в первую очередь возрастает роль военных вождей. Выстроенные общинниками — стратиотами — небольшие, но достаточно надежные укрепления постепенно утрачивают значение убежищ для всего населения и становятся местом обитания военных предводителей и их дружин. Отсутствие жесткой централизованной власти и необходимость каждого вождя самостоятельно защищать интересы подконтрольного ему населения приводят к вытеснению восстановленных в период социально-политических конфликтов родоплеменных отношений и замене их феодальными. Аналогичные процессы затронули и монастыри, которые на рубеже IX-X вв. опоясываются оборонительными стенами. Они постепенно становятся владельцами определенных территорий, то есть коллективными феодалами, и играют роль религиозно-административных и хозяйственных центров принадлежащих либо зависимых от них сельских поселений¹²⁵. Примером этому служат церковно-феодальный комплекс IX-XV вв. на горе Бойка, огражденный оборонительными сооружениями, возведенными предположительно в IX-X вв.; крупный укрепленный монастырь X-XV вв. Качи-Кальон рядом с с. Баштановкой; монастыри X-XIII вв. на г. Панеа около Симеиза, Ай-Тодор — XIII-XV вв. и Ильяс-Кая — X-XIII вв.; монастыри X-XIII вв. на скале Пахкал-Кая и св. Иоанна около Ялты¹²⁶. В.Н. Даниленко упоминает также о наличии примитивных оборонительных сооружений в пещерном монастыре VIII-XV вв. Челтер-Коба¹²⁷.

Однако так называемые монастырские оборонительные комплексы можно считать таковыми условно. Это, скорее, ограды, защищающие от разбойников. Межфеодальные конфликты для обителей Таврики, при доминирующей численности населения христианского вероисповедания, не представляли опасности для монастырей, а противостояние немногочисленной братии при межгосударственных конфликтах или крупных набегах было просто нереальным.

К X в. христианство окончательно побеждает и закрепляется как ведущая религия на территории Прибрежного и Горного Крыма, заселенного в основном грекоязычным, готским и аланским населением. Об этом свидетельствует устройство христианских храмов не только в городах, но и в большинстве исследованных на сегодняшний день поселениях¹²⁸. Причем следует отметить, что христианство активно проникает в среду тюркского населения¹²⁹. В то же время пошатнувшееся влияние Византии в северных провинциях не стимулировало строительства новых обителей и развития монастырского хозяйства. Это отмечает в своих исследованиях и О.И. Домбровский¹³⁰. Согласно его гипотезе, при разросшейся численности мелких феодальных владений на Южном берегу Крыма длительное время сохранялся теократический образ правления, сложившийся еще во времена епископа Иоанна Готского и его предшественников. Власть в данном регионе и в горной части Юго-Западного Крыма сосредоточивалась в руках епископов, бывших и духовными, и светскими правителями¹³¹. Лишь учреждение Херсонской фемы и объединение независимого населения Юго-Западной Таврики под эгидой Херсонеса способствовали некоторой стабилизации экономики и политической безопасности данного региона, противостоявшего агрессии хазар, восточных славян и печенегов. Поэтому после X в. монастырская жизнь также сосредоточивается в этой же, наиболее безопасной зоне.

Качи-Кальон. Алтарь пещерного храма

Однако период относительной стабильности оказался непродолжительным. Уже в XII в. арабский географ Идриси упоминает, что путь от Херсона до Ялиты лежит в стране «куман», и население платило половцам дань¹³². Как отмечает в упомянутой монографии Ю.М. Могаричев¹³³, до XIII-XIV вв. пещерные монастыри в Горном Крыму также не получили широкого распространения¹³⁴, и строительство большинства из них совпадает с возникновением княжества Феодоро. К ним он относит монастыри Челтер-Коба (XIV-XV вв. —?), Челтер-Мармара (XII-XIII вв.), Шулдан (XIII—XIV вв.), часть монастырских комплексов Инкермана (XIV-XV вв.), Успенский монастырь, четыре комплекса на Мангупе¹³⁵, монастырь в районе южных ворот Чуфут-Кале и скит с храмом «Донаторов» близ Эски-Кермена. Сомнителен, с нашей точки зрения, тезис о том, что развитию монастырей в Горной Таврике способствовали политическая и экономическая ситуации. Если вторжение сельджуков в 1222 г. и татаро-монголов под предводительством темников Джебе и Субедея в 1223 г. затронуло только Восточный Крым, то со второй половины XIII в. татары совершали набеги не только в юго-восточные районы, но и в юго-западные. Междоусобные конфликты в Золотой Орде привели к известному набегу в 1299 г. темника Ногая, разорившего многие города и поселения полуострова. В это же время в прибрежных районах активизировалась борьба генуэзцев с княжеством Феодоро. Даже перечисленные события явно противоречат тезису о политической стабильности. Конечно, нельзя представлять жизнь местного населения как бесконечное участие в войнах. Были, бесспорно, и длительные периоды относительного затишья.

Касаясь причин концентрации монастырей на территории Южного и Горного Крыма, в первую очередь надо отметить: доминирующее христианское вероисповедание среди населения; малодоступность данного региона и его естественную защищенность от набегов кочевников; активное развитие феодальных отношений, что позволяло получать поддержку от местных владетелей; возможность в отдельных долинах иметь существенную земельную собственность. Кроме того, в поздний период монастыри концентрировались в пределах государства Феодоро, князья и население которого традиционно придерживались православного вероисповедания, что на фоне язычества, активного утверждения ислама, а в генуэзских колониях — влияния римской церкви имело решающее значение.

Надо отметить, что в Крыму имелся еще один регион концентрации православных монастырей с центром в Судаке. Христианство, доминировавшее здесь еще с периода иконоборчества, не утратило своего влияния и в X-XIV вв. В Восточном Крыму вторжение волн кочевников, бесспорно, оказывало серьезное влияние на этнический состав населения, и, кроме того, здесь византийские позиции не были настолько сильны, как в Херсоне. Но в то же время развитие крупного торгового центра средневековья, связывающего страны Средиземноморья с кочевыми народами Северного Причерноморья, Средней Азией и Русью, предоставление Византией льготных условий для торговли Генуе согласно договору 1169 г. способствовали не только интенсивному развитию этого региона, но и распространению христианства. К сожалению, в отличие от Южного и Юго-Западного Крыма этот регион слабо исследован в археологическом отношении, однако даже имеющиеся сведения говорят о наличии здесь мощного религиозного центра епархии¹³⁶.

Мангуп. Монастырский пещерный комплекс «Барабан-Коба»

В настоящее время в непосредственной близости к древнему городу нами исследован монастырь VIII-XIV вв. на горе Пер-чем¹³⁷. Во время археологических разведок нами там же были обнаружены еще две обители. К сожалению, И.А. Баранов не успел завершить исследования крупного монастыря указанного периода на мысе Димитраки¹³⁸. По ряду субъективных причин нам так же до настоящего времени не представилось возможности продолжить исследования указанных памятников в Судаке, завершить работы, начатые И.А. Барановым, и детально изучить монастыри, обнаруженные во время многолетних визуальных археологических разведок на той же горе Перчем, в Долине Роз, Анастасьевской балке, горе Ай-Георгий, с южной и восточной стороны горы Сокол, долине Кизил-Таш¹³⁹. В целом даже проведенные исследования свидетельствуют о большой концентрации культовых построек и монастырей как в самом Судаке, так и в его окрестностях. Причем православное духовенство и монастыри пользовались защитой консулов генуэзских колоний¹⁴⁰.

Что касается Боспорской епархии, то здесь, за редким исключением, исследования средневековых памятников христианства вообще не проводились. Раскопки монастыря на горе Сююрю-Кая (Карадагский природный заповедник), по не зависящим от нас обстоятельствам, также пришлось прекратить, и дата его основания осталась невыясненной¹⁴¹. В то же время о наличии монашества на Боспоре свидетельствует текст на надгробной плите, найденной в 1884 г. в Партените. Вероятно, о памятнике авве Партенитского монастыря Никите, умершему в 906 (907) г., позаботился монах из Боспора. Надпись оканчивается словами: «Молись, отче, о сыне твоем Николае, монахе и пресвитере от Боспора, да помилует меня Бог»¹⁴².

Пещерный город Бакла

Итак, что же представляли собой монастыри X-XIV вв. в Таврике? Прежде всего необходимо отметить, что в Крыму сложилось два типа монастырей: крупные монастыри-феодалы, напоминающие, вероятно, аббатства и характерные для феодальной Западной Европы, и многочисленные мелкие киновии.

К первой группе монастырей можно с известной долей уверенности отнести только церковно-феодальные комплексы в урочище Бойка и на мысе Аю-Даг. Бойка (IX-XV вв.) представляет собой отдельный горный массив между истоками р. Бельбека и р. Коккозки. Защищенная площадь составляет 225 кв. км. Главенствующее положение занимает храм Спасителя на горе Сотере. Расположенные вокруг шесть поселений были объединены в замкнутый удел. Оборонительные сооружения Бойки представлены стенами, перегораживающими горные перевалы, двумя укреплениями на южной оконечности хребта Курушлюк и рвом, пересекавшим перешеек, соединявший Бойку с Ай-Петринской яйлой¹⁴³. Второй комплекс на мысе Аю-Даг (предположительно, монастырь св. Апостолов — VIII-XIV вв.) расположен между поселками Партенит и Артеком. Возможно, он был основан еще Иоанном Готским. Периметр горы составляет до 30 км. На ее территории выявлены фундаменты нескольких церквей XII- XIV вв., следы поселений и оборонительный комплекс, состоящий из трех линий заградительных стен и укрепления на вершине горы¹⁴⁴.

Основная же группа монастырей Таврики представлена небольшими киновиями или скитами, насчитывавшими от 3 до 10-14 иноков. Киновитная форма пустынножительства была наиболее характерной для византийского православного монашества. Компактное расположение обителей в средневековой Таврике (например, монастырские комплексы Мангупа, включая Челтер-Кобу, Челтер-Мармару и Шулдан, комплекс киновий в Инкермане и на горе Перчем под Судаком) дает основание предположить, что в средневековом Крыму практиковалось объединение нескольких киновий под управлением киновиарха (старшего аввы). Такая форма управления, как мы отмечали, сложилась еще при Пахомии Великом и получила широкое распространение на православном Востоке. Киновиарх был обязан наблюдать за жизнью в киновиях, представлять в своем лице высшую монастырскую власть. Обычно киновиарх был в сане архимандрита¹⁴⁵.

Средневековые киновии занимали сравнительно небольшие площади. Центральной постройкой в них был, как правило, однонефный одноапсидный храм, сложенный из местного камня на известковом растворе или глине и не превышающий в длину 8-10 м. Алтарная часть отделялась от нефа предалтарной преградой. В ряде случаев вдоль стен нефа тянулись узкие каменные скамьи. Дверные проемы и окна в апсиде обычно имели перекрытие в виде арки и иногда украшались резными наличниками. Двускатная крыша наземных храмов чаще покрывалась черепицей-керамидой. В Горном Крыму помещение храма обычно высекалось в скальном известняковом грунте. Внутри храмов имелись фресковые росписи. Пол в наземных храмах выстилался сланцевыми плитами или плинфой. Вторым по площади помещением была трапезная. Однако в ряде мелких обителей она не встречается. Жилые помещения ограничивались одной общей или несколькими кельями.

Подробное описание типичной для большинства монастырей средневекового Крыма трапезной и кельи на примере монастыря Челтер-Коба представил В.Н. Даниленко¹⁴⁶. В огражденных каменной оградой двориках располагались хозяйственные пристройки, винодельни, мастерские.

Интересно, что стремление разместиться в индивидуальной келье характерно для монастырской братии более позднего периода. В то же время ранние киновии, как, например, на г. Перчем-Кая, имеют одну общую келью, что напоминает раннюю форму общинножительства — келиотство, когда два-три инока объединялись в одной келье под управлением опытного старца.

Примечания

1. Гермоген, епископ. Таврическая епархия. — Псков, 1887. — С. 133; Латышев В.В. Жития епископов херсонесских: Исследования и тексты // Записки АН. — Т. 8. — № 3. — СПб ., 1903. — С. 1-81; Латышев В.В. Страдания святых священномучеников и епископов херсонесских Василия, Капитона и иных с ними // ИАК. — Вып. 23. — СПб., 1907. — С. 55-59; Ливанов Ф.В. Херсонес (Древний Корсунь) в Крыму с открытым в нем ныне первоклассным монастырем св. Владимира. — М., 1874. — С. 1-96; Макарий, архиепископ. История христианства в России до равноапостольского князя Владимира, как введение в историю русской церкви. — 2-е изд. — Спб., 1846. — С. 4-20; Петровский C.B. Апокрифические сказания об Апостольской проповеди по Черноморскому побережью // ЗООИД. — Т. 20. — Одесса, 1897. — С. 29-148; Т. 21. — Одесса, 1898. — С. 1-184; Смирнов П., протоиерей. История христианской православной церкви. — М.: Православная беседа, 1994. — С. 31; и др.

2. Струков Д. Жития святых Таврических (Крымских) чудотворцев. — М., 1878. — С. 4.

3. Латышев В.В. Страдания святых священномучеников и епископов херсонесских Василия, Капитона и иных с ними. — С. 108-112; Струков Д. Жития святых Таврических (Крымских) чудотворцев. — М., 1878. — С. 10-16; Струков Д.М. О доисторических памятниках Тавриды. — М., 1879. — 20 с.

4. Крым христианский / Глушак А.С., Антонова И.А., Филиппенко В.Ф., Наумова Н.В., Червяков С.Н. — Севастополь, 1996. — С. 19-39; Кубланов М.М. Религиозный синкретизм и появление христианства на Боспоре (I—IV вв. н. э.) // Ежегодник музея истории религии и атеизма. — Вып. 2. — М.; Л., 1958. — С. 63.

5. Иванов А. О ссылке и мученической смерти Климента, епископа Римского, в Херсонесе Таврическом. — Симферополь: ТЕВ, 1909. — № 21. — С. 891-900; № 22. — С. 929-937; № 23. — С. 975- 988; № 24. — С. 1051-1059; Избранные жития святых / Сост. Бахметьева А.Н. — М., 1882. — 136 с.; Латышев В.В. Страдания святых священномучеников и епископов херсонесских Василия, Капитона и иных с ними. — С. 108-112.

6. Зубарь В.М. Проникновение и утверждение христианства в Херсонесе Таврическом // Византийская Таврика. — К.: Наук. думка, 1991. — С. 19-21; Макарий, архиепископ. История христианства в России до равноапостольского князя Владимира, как введение в историю русской церкви. — С. 24-26.

7. Марти Ю.Ю. Описание Мелек-Чесменского кургана и его памятников в связи с историей Боспорского царства // ЗООИД. — Т. 31. — Ч. 3: Приложение. — Одесса, 1913. — С. 19; Цветаева ГЛ. Грунтовый некрополь Пантикапея, его история, этнический и социальный состав // Материалы и исследования по археологии СССР. — М.: Наука, 1951. — С. 83-84; Шкорпил В. Три христианские надписи, найденные в окрестностях Керчи // ЗООИД. — Т. 21. — Одесса, 1898. — С. 10-11.

8. Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья // Феодальная Таврика: Материалы истории и археологии Крыма. — К.: Наук. думка, 1974. — С. 22; Зубарь В.М. Херсонес Таврический и Римская империя: Очерки военно-политической истории. — К.: Київська Академія Свробізнесу, 1994. — С. 145.

9. Деяния Вселенских соборов // Православный вестник. — Казань, 1899. — № 5. — С. 280.

10. Деяния Вселенских соборов // Православный вестник. — 358 с.; Сиротенко В.Т. Письменные источники по истории Херсонеса IV-VI вв. // Ученые записки Пермского государственного университета им. A.M. Горького. — Пермь, 1964. — С. 101-102.

11. Струков Д. Древние памятники христианства в Тавриде. — М., 1876. — С. 7-11.

12. Зубарь В.М. Проникновение и утверждение христианства в Херсонесе Таврическом. — С. 24; Зубарь В.М. Херсонес Таврический и Римская империя. — С. 145.

13. Христианство: Энциклопедический словарь / Ред. С.С. Аверинцева: В 3 т. — М.: Изд-во «Большая Российская энциклопедия». — Т. 1. — 1993. — С. 148.; Т. 2. — 1995. — С. 20; Руфин, пресвитер. Жизнь пустынных отцов / Пер. с лат. священника М.И. Хитрова. — М., 1898: Репр. воспр. — М.: Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1991. — С. 11-15.

14. Исихазм — молчание. Это особая форма созерцания Божественной сущности, Божественных энергий и Божественного Света, которая достигается в состоянии озарения через практику молчаливой медитации. Данная форма отшельничества известна на ранней стадии формирования христианского учения.

15. Манихейство — одно из еретических учений раннего христианства, возникшее в III в. и представлявшее собой слияние христианства с элементами зороастризма и иных древневосточных религий. Сам основатель учения, пресвитер Манес (Мани), был казнен в Персии в 276 г. В различных аскетических течениях VII-X вв. (павликиан, богомилов, альбигойцев и т.п.), воспринявших элементы дуалистического учения, отвергался Ветхий Завет, многие таинства и учение о Богородице.

16. История религии / Ельчанинов А., Эрн В., Флоренский П., Булгаков С. / Репр. воспр. изд. 1909 г. — М.: Центр «Руник», 1991. — С. 138-140; Порублев Н. Культы и мировые религии. — М.: Благовестник, 1994. — С. 138-140; Тур В.Г. Очерки истории религий. — Симферополь: Таврия, 1997. — С. 109-112.

17. Порублев Н. Культы и мировые религии. — С. 144-147, 149- 151; Тур В.Г. Очерки истории религий. — С. 113-114.

18. История религии. — С. 154.

19. Клир — духовенство (греч.). В широком смысле слова — состав духовных лиц, посвященных на служение по правилам христианской церкви.

20. Епископ — буквально переводится как надзиратель (греч.). В христианской церкви третья, высшая степень церковной иерархии, совмещающая в себе всю полноту апостольской власти. Первоначально епископы избирались мирянами или клиром при участии лучших граждан. С XII в. — избирались на соборах епископов.

21. Там же.

22. Там же. — С. 155-156.

23. Древние иноческие уставы. — М., 1892. — С. 11-52; Ладинский А. Церковная археология. — СПб., 1873. — С. 10-12; Свенцицкая И.С. Раннее христианство: страницы истории. — М.: Политиздат, 1988. — С. 181; Смирнов П., протоиерей. История христианской православной церкви. — С. 76-80; Флоровский Г.В., протоиерей. Восточные отцы IV века: Из чтений в православном богословском институте в Париже. — Париж, 1931. — Репр. воспр. — М.: Паломник, 1992. — С. 57-64; Руфин, пресвитер. Жизнь пустынных отцов. — С. 21-33.

24. Древние иноческие уставы. — С. 90-153, 156-191, 276-506; Ладинский А. Церковная археология. — СПб., 1873. — С. 10-12, 27; Смирнов П., протоиерей. История христианской православной церкви. — С. 76-80; Христианство: Энциклопедический словарь. — Т. 2. — 1995. — С. 149-150.

25. Христианство: Энциклопедический словарь. — Т. 2. — 1995. — С. 150; Святой преподобный Феодор Студит // Добротолюбие. — М., 1901. — Репр. изд. — М.: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1992. — С. 39-41, 121.

26. Литургия — христианское богослужение, выражающее главные идеи христианского миросозерцания и главные цели христианской церкви. Центральным моментом литургии является совершение евхаристии, возношение даров.

27. Иеромонах — священник-монах, назначавшийся только для монастырей. Иеродиакон — монах с саном диакона, первой низшей ступени священства.

28. История Византии / Под ред. С.Д. Сказкина: В 3 т. — Т. 1. — М., 1967. — С. 176.

29. Ариане (сторонники учения александрийского священника Ария) -не признавали догмат о единой сущности Бога-Отца и Бога-Сына. С их точки зрения, Бог-Сын был творением Бога-Отца, а следовательно, стоящим ниже. В 325 г. I Никейский собор осудил учение Ария и установил иное понимание догмата: Бог определялся как единство трех его ипостасей, где Сын, вечно рождающийся от Отца, единосущен Отцу, есть истинный Бог. На Соборе было дано определение божественности Иисуса. Учение Ария имело массу последователей и поддерживалось императорами Констанцием и Валентом. Повторно арианство осуждено и предано проклятию как ересь в 381 г. на II Константинопольском соборе.

30. Там же. — С. 179-180.

31. Свенцицкая И.С. Раннее христианство: страницы истории. — С. 182; Христианство: Энциклопедический словарь. — Т. 2. — С. 150.

32. Типикон (Типик) — Устав, церковно-богослужебная книга, содержащая в себе систематическое указание порядка и образа совершения церковных служб.

33. Древние иноческие уставы. — С. 10-512.

34. Христианство: Энциклопедический словарь. — Т. 2. — С. 150.

35. Там же. — С. 151.

36. История Византии. — Т. 1. — С. 261; Удальцова З.В. Италия и Византия в VI в. — М.: Изд-во АН СССР, 1959. — С. 261.

37. История Византии. — Т. 1. — С. 267-281.

38. Там же. — С. 269; Свенцицкая И.С. Раннее христианство: страницы истории. — С. 180.

39. Удальцова З.В. Италия и Византия в VI в. — С. 261, 268-269.

40. Столбуненко M.M., Тур В.Г. До питання про правове становище православних монастирів XIX ст. у Російській імперії: (за церковними архівними матеріалами Криму) // Вісник Одеського інституту внутрішніх справ. — № 4. — Одеса, 1998. — С. 151.

41. Курбатов Г.Л. История Византии: (От античности к феодализму). — М.: Высшая школа, 1984. — С. 45-46.

42. Христианство: Энциклопедический словарь. — Т. 2. — С. 151.

43. История Византии. — Т. 1. — С. 269.

44. Христианство: Энциклопедический словарь. — Т. 2. — С. 151.

45. Удальцова З.В., Осипова К А. Формирование феодального крестьянства в Византии (VII-XI вв.) // История крестьянства в Европе: Эпоха феодализма / АН СССР. Институт всеобщей истории: В 3 т. — Т. 1: Формирование феодально-зависимого крестьянства. — М.: Наука, 1985. — С. 405.

46. Васильевский В.Г. Русско-византийские отрывки. — С. 23-24; Зубарь В.М. Херсонес Таврический и Римская империя. — С. 144-146.

47. Ранович А. Очерки истории раннехристианской церкви. — М.: Наука, 1941. — С. 285.

48. Васильевский В.Г. Русско-византийские отрывки. — С. 296; Курбатов Г.Л. История Византии. — С. 84.

49. Стратиоты — свободные крестьяне, обязанные нести военную службу. Они заносились в списки-каталоги и пользовались льготами в отношении налогов и повинностей. За ними закреплялись неотчуждаемые земельные участки, которые могли передаваться по наследству при условии продолжения несения службы. Таким образом, стратиоты становились профессиональными воинами. Стратиоты получали жалование, но за счет предоставления земли и льгот государством экономились средства на содержание армии.

50. Христианство: Энциклопедический словарь. — Т. 2. — С. 270.

51. Курбатов Г.Л. История Византии. — С. 84.

52. Доброклонский А. Преподобный Федор, исповедник и игумен Студийский. — Т. 1. — Одесса, 1913. — С. 412; История Византии. — Т. 2. — С. 15; Святой преподобный Феодор Студит. — С. 11.

53. Доброклонский А. Преподобный Федор, исповедник и игумен Студийский. — С. 412-413.

54. Васильев А.А. Лекции по истории Византии. — Т. 1. — Петроград, 1917. — С. 26-27.

55. Наряду с пострижением, в VIII-X вв. получает распространение практика ухода под покровительство монастырей отдельных мелких земельных собственников и общин земледельцев с целью избежать государственного налогообложения.

56. Там же. — С. 239-240.

57. Васильевский В.Г. Русско-византийские отрывки. — С. 286-287, 310-413.

58. Васильев А.А. Лекции по истории Византии. — Т. 1. — С. 243-246.

59. Черное море.

60. Лoпapeв Х.М. Византийские жития святых VIII-IX вв. // ВВ. — Т. 18. — Вып. 1-4. — СПб., 1913. — С. 1-47; Vasiliev А.А. The Goths in the Crimea. — Cambridge, Massachusetts, 1936. — P. 88.

61. История Византии. — T. 2. — С. 67.

62. Васильев А.А. Лекции по истории Византии. — Т. 1. — С. 88; Лопарев Х.М. Византийские жития святых VIII-IX вв. — С. 1-47.

63. Кулаковский Ю. Прошлое Тавриды. — К., 1914. — С. 70.

64. Лопарев Х.М. Византийские жития святых VIII-IX вв. — С. 1-47.

65. Домбровский О.И., Паршина Е.А. Опыт хронологизации средневековых памятников на территории Крымского южнобережья // АДСВ. — Вып. 10. — Свердловск, 1973. — С. 296; Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 15-17.

66. Баранов И.Л. О восстании Иоанна Готского // Феодальная Таврика. — К.: Наук. думка, 1974. — С. 154.

67. Айбабина Е.Л. Могильники VIII — начала X вв. в Крыму // МАИЭТ. — Симферополь: Таврия, 1993. — С. 130.

68. Васильев А.А. Лекции по истории Византии. — Т. 1. — С. 243-244.

69. Доброклонский А. Преподобный Федор, исповедник и игумен Студийский. — Т. 1. — С. 422.

70. Баранов И.Л. О восстании Иоанна Готского. — С. 153; Домбровский О.И., Махнева О.Л. Столица Феодоритов. — Симферополь: Таврия, 1973. — С. 29-30.

71. Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 28, 38.

72. Даниленко В.Н. Монастырское хозяйство в Крыму // Проблемы истории и археологии Крыма. — Симферополь: Таврия, 1994. — С. 127-144.

73. Варанов И.Л., Тур В.Г. Средневековый монастырь на г. Перчем // Археологические исследования в Крыму. — Симферополь: Крымский филиал Ин-та археологии НАН Украины; СОНАТ, 1997. — С. 61-64; Тур В.Г. Монастырь на горе Перчем // АК. — Симферополь: Крымский филиал Института археологии НАН Украины; Южногородские ведомости, 1997. — №1. — С. 117-125.

74. Vasiliev А.Л. The Goths in the Crimea. — P. 90.

75. Филиппенко В.Ф. К истории Инкерманского пещерного монастыря: (первый этап существования) // История и археология Юго-Западного Крыма. — Симферополь: Таврия, 1993. — С. 112.

76. Зуев В.Ф. Выписка из путешественных записок, касающихся до полуострова Крыма 1782 г. // Месяцеслов на 1783 г.: Оттиск. — Б. м. — С. 271; Поденная записка путешествию его сиятельства князя В.М. Долгорукова в Крымский полуостров, во время компаний 1773 г. // ЗООИД. — Т. 8. — 1872. — С. 187; Тунманн М. Крымское ханство / Пер. с нем. Н.Л. Эрнста и С.Л. Белявской). — Симферополь: Таврия, 1936. — С. 20.

77. Даниленко В.Н. Монастырское хозяйство в Крыму. — С. 127-145.

78. Vasiliev А.Л. The Goths in the Crimea. — P. 104.

79. Ibidem. — P. 104-105.

80. Васильев А.А. Готы в Крыму // ИГАИМК. — М.; Л., 1927. — Вып. 5. — С. 200-201; Васильевский В.Г. Житие Иоанна Готского. — С. 86-154; Васильевский В.Г. Житие Стефана Нового // Труды. — Т. 2. — Вып. 2. — СПб., 1912. — С. 297-350; Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 17; Кулаковский Ю. Прошлое Тавриды. — С. 75; Якобсон АЛ. Средневековый Крым. — М.; Л.: Наука, 1964. — С. 32-33.

81. Баранов И А. Памятники раннесредневекового Крыма // Археология Украинской ССР / АН УССР. Ин-т археологии: В 3 т. — Т. 3. — К.: Наук. думка, 1986. — С. 240-241; Даниленко В.Н. Монастырское хозяйство в Крыму. — С. 128; Филиппенко В.Ф. К истории Инкерманского пещерного монастыря. — С. 108-112.

82. Герцен А.Г., Могаричев Ю.М. О возникновении Готской епархии в Таврике // МАИЭТ. — Симферополь: Таврия, 1991. — № 2. — С. 119-121; Герцен А.Г., Могаричев Ю.М. Крепость драгоценностей Кырк-ор. Чуфут-Кале. — Симферополь: Таврия, 1993. — 128 с.; Герцен А.Г. Византийско-хазарское пограничье в Таврике // История и археология Юго-Западного Крыма. — Симферополь: Таврия, 1993. — С. 58-65; Герцен A.Г., Могаричев Ю.М. О времени и причинах возникновения пещерных монастырей Таврики // Крымский музей. — Симферополь: Таврия, 1995. — Вып. 1. — С. 7-12; Герцен А.Г., Могаричев Ю.М. Пещерные церкви Мангупа. — Симферополь: Таврия, 1996. — С. 128; Могаричев Ю.М. Пещерные сооружения средневековых городищ Юго-Западного Крыма // Проблемы истории «пещерных городов» в Крыму. — Симферополь: Таврия, 1992. — С. 5-132; Могаричев Ю.М. К дискуссии о скальной архитектуре Крыма // История и археология Юго-Западного Крыма. — Симферополь: Таврия, 1993. — С. 213-224; Могаричев Ю.М. Пещерные церкви Таврики. — Симферополь: Таврия, 1997. — 384 с.

83. Могаричев Ю.М. К дискуссии о скальной архитектуре Крыма. — С. 216.

84. Струков Д. Древние памятники христианства в Тавриде. — С. 39-40.

85. Васильевский В.Г. Хождение Апостола Андрея в сторону мирмидонян // Труды. — Т. 2. — Вып. 1. — СПб., 1909. — С. 286.

86. Филиппенко В.Ф. К истории Инкерманского пещерного монастыря. — С. 110.

87. Херсон — средневековое название города Херсонеса. Под старым именем он упоминается редко.

88. Герцен А.Г., Могаричев Ю.М. О возникновении Готской епархии в Таврике. — С. 121; Струков Д. Древние памятники христианства в Тавриде. — С. 9-12.

89. Баранов ИЛ. Таврика в эпоху раннего средневековья. — К.: Наук. думка, 1990. — С. 139.

90. Баранов И.Л., Степанова Е.В. Церковная и военная администрация византийской Сугдеи // АК. — Симферополь: Крымский фил. Ин-та археологии НАН Украины, 1997. — № 1. — С. 85-86.

91. Цыпин В.Л. Церковное право: 2-е изд. — М.: Изд-во МФТИ, 1996. — С. 135.

92. Библия, Тим. III, 1-6 и др.

93. Лопарев Х.М. Византийские жития святых VIII-IX вв. // ВВ. — Т. 18. — Вып. 1-4. — СПб., 1913. — С. 29; Христианство: Энциклопедический словарь / Ред. С.С. Аверинцева: В 3 т. — Т. 1. — С. 532.

94. Цыпин В.Л. Церковное право. — С. 142-145.

95. Феофил, митрополит готов и провинции Боспорской, участвовавший в I Вселенском соборе 325 г.; Иоанн, митрополит Боспорский, участвовавший в синоде 519 г. и в Константинопольском соборе 536 г.

96. Баранов И.Л. Таврика в эпоху раннего средневековья. — С. 33-34, 54.

97. Якобсон A.Л. Крым в средние века. — М.: Наука, 1973. — С. 29.

98. История Византии. — Т. 2. — С. 148.

99. Лoпapeв Х.М. Греческие жития святых VIII-IX вв. — Петербург, 1914. — 237 с.; Vasiliev A.A. The Goths in the Crimea. — P. 88.

100. Христианство: Энциклопедический словарь. — T. 1. — С. 531.

101. Васильев АЛ. Готы в Крыму // ИГАИМК. — М.; Л., 1927. — Вып. 5. — С. 233.

102. Якобсон A.Л. Крым в средние века. — М.: Наука, 1973. — С. 63.

103. История Византии. — Т. 2. — С. 155.

104. Якобсон А.Л. Крым в средние века. — С. 61.

105. Баранов И.А. О восстании Иоанна Готского. — С. 159.

106. Байер Г.В. Митрополии Херсона, Сугдеи, Готии и Зикхии по данным просопографического лексикона времени Палеологов // Византия и средневековый Крым. — Вып. 27. — Симферополь: Таврия, 1995. — С. 70-71.

107. Баранов И.А. Таврика в эпоху раннего средневековья. — С. 139.

108. Якобсон A.Л. Крым в средние века. — М.: Наука, 1973. — С. 79.

109. Мыц B.Л. Укрепления Таврики X-XV вв. — К.: Наук. думка, 1991. — С. 121-122; Могаричев Ю.М. Пещерные церкви Таврики. — С. 97-102.

110. Могаричев Ю.М. Пещерные церкви Таврики. — С. 100-102.

111. Байер Г.В. Митрополии Херсона, Сугдеи, Готии и Зикхии по данным просопографического лексикона времени Палеологов. — С. 66.

112. Баранов И.А. Таврика в эпоху раннего средневековья. — С. 139.

113. Байер Г.В. Митрополии Херсона, Сугдеи, Готии и Зикхии по данным просопографического лексикона времени Палеологов. — С. 67.

114. Там же. — С. 70-73.

115. Латышев В.В. Сборник греческих надписей христианских времен из Южной России. — СПб., 1896. — С. 78.

116. Тур В.Г. Высшие степени священства в средневековой Таврике // Крымский контекст. — Симферополь: КАГН, 2001. — № VII. — С. 51-70.

117. Баранов И.А. О восстании Иоанна Готского. — С. 157; Веймарн ЕЯ. Оборонительные сооружения Эски-Кермена // ИАСК. — М.: Изд-во АН СССР, 1958. — С. 53-54; Веймарн Е.В. О двух неясных вопросах средневековья Юго-Западного Крыма// АИСК. — К.: Наук. думка, 1968. — С. 75-77; Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 17; Репников Н.И. Партенитская базилика // ИАК. — Вып. 32. — СПб., 1900. — С. 34.

118. Баранов И.А. О восстании Иоанна Готского. — С. 158.

119. Филиппенко В.Ф. К истории Инкерманского пещерного монастыря. — С. 112.

120. Удальцова З.В., Осипова К.А. Формирование феодального крестьянства в Византии (VII-XI вв.). — Т. 1. — С. 412.

121. Катунин Ю.А. Из истории христианства в Крыму: Таврическая епархия (вторая половина XIX — начало XX века). — Симферополь: Таврия, 1995. — 111 с.

122. Удальцова З.В., Осипова К.А. Формирование феодального крестьянства в Византии (VII-XI вв.). — Т. 1. — С. 413.

123. Там же. — С. 412-418.

124. Мыц В.Л. Укрепления Таврики X-XV вв. — 164 с.

125. Там же. — С. 122.

126. Веймарн Е.В. «Пещерные города» Крыма в свете археологических исследований 1954-1955 гг. // СА. — М: Изд-во АН СССР, 1958. — № 1. — С. 73; Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 28-29, 31-32, 44; Мыц B.Л. Укрепления Таврики X-XV вв. — С. 129, 143, 141, 144-145, 150; Эрнст H.Л. Историко-археологические памятники Южного берега Крыма // Социалистическая реконструкция Южного берега Крыма. — Симферополь, 1935. — С. 431, 436.

127. Даниленко В.Н. Монастырь Чильтер-коба: архитектурный аспект // История и археология Юго-Западного Крыма. — Симферополь: Таврия, 1993. — С. 102.

128. Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 5-55.

129. Баранов И.Л. Таврика в эпоху раннего средневековья. — С. 129-139.

130. Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 55.

131. Там же.

132. Васильев А.Л. Готы в Крыму. — С. 255.

133. Могаричев Ю.М. Пещерные церкви Таврики. — 384 с.

134. Там же. — С. 101.

135. Там же.

136. Богданова Н.М. Церковь Херсона в X в. // Средиземноморье: Славянский мир. — М.: Наука, 1991. — С. 48-65.

137. Тур В.Г. Монастырь на горе Перчем. — С. 117-128.

138. Отчет Судакской археологической экспедиции об исследованиях 1982 г. — Архив Крымского фил. Ин-та археологии АН Украины.

139. Тур В.Г. К вопросу о Сугдейской епархии // Материалы международной научно-практической конференции «Проблемы греческой культуры». — Симферополь: СГУ; КЦГИ, 1997. — С. 109; Тур В.Г. Крымские православные монастыри XIX — начала XX вв.: История. Правовое положение. — Симферополь: Таврия-Плюс, 1998. — С. 29 и др.

140. Устав для Генуэзских колоний в Черном море, изданный в Генуе в 1449 г. / Пер. и коммент. В.Н. Юргевича // ЗООИД. — № 5. — Одесса, 1863. — С. 730-731.

141. В процессе проведения охранных археологических работ по исследованию Монастырской церкви на г. Сююрю-Кая были изучены ограниченные площади на глубину до 0,5 м и установлена только верхняя дата культурного слоя — XV в.

142. Васильев А.Л. Готы в Крыму. — С. 233.

143. Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 54-55; Мыц B.Л. Укрепления Таврики X-XV вв. — С. 66, 131-132.

144. Домбровский О.И. Средневековые поселения и «исары» Крымского Южнобережья. — С. 39-41; Мыц B.Л. Укрепления Таврики X-XV вв. — С. 147; Репников Н.И. Разведки и раскопки на Южном берегу Крыма и в Байдарской долине // ИАК. — Вып. 30. — СПб., 1909. — С. 102-103.

145. Христианство: Энциклопедический словарь. — Т. 2. — С. 732-734.

146. Даниленко В.Н. Монастырь Чильтер-коба: архитектурный аспект. — С. 95-98.