§ 2. Крымское ханство и его международные отношения

Среди государств-наследников Джучиева улуса Крымское ханство занимало особое место. Удобное географическое положение Крымского полуострова, самой природой защищенного от нападений¹, казалось бы, создавало предпосылки для формирования независимого политического организма. Однако Крымское ханство сложилось довольно поздно — в 30-е гг. XV в.², в 1456—1465 гг. подчинялось Золотой Орде и в качестве самостоятельного просуществовало очень недолго, хотя, как подчеркивают новейшие исследователи — французские, и отечественные³ — процесс потери Крымом самостоятельности и превращения в вассала Османской империи был весьма длительным.

Причины недолговечности существования Крымского ханства объясняются его политической и экономической слабостью. Оно представляло собой не чисто кочевое государство с незначительным числом городов⁴, а полукочевое-полуоседлое государственное образование, приближавшееся по своему типу к Казанскому ханству или государству Тимуридов в Средней Азии. Экстенсивное кочевое скотоводство, сочетавшееся с кочевым земледелием, было недостаточным для удовлетворения потребностей населения⁵. Грабительские набеги на соседние страны служили не только источником пополнения ханской казны, но и способом извлечения доходов феодальной верхушкой и родовой знатью, включая поступления в виде предметов ремесла, практически отсутствовавшего в Крыму.

Территория ханства разделялась на две части: постоянную территорию зимнего пребывания — собственно Крым и прилегавшую к ней территорию летних кочевий⁶. Ханам принадлежал степной Крым, северные склоны Крымских гор⁷; побережье же с 1475 г., т. е. с того самого времени, с которого русско-крымские отношения документированы, перешло под власть Османской империи. Впрочем, и до этого оно было независимым от ханства, принадлежа генуэзским колониям.

Северные сухопутные границы собственно ханства, а не территории его летних кочевий, были предельно малы — это узкий перешеек Перекопа. В начале XVI в. после разгрома Большой Орды, когда в распоряжении Менгли-Гирея оказалось значительное количество рабочей силы, с одной стороны, а с другой, представлялась серьезной угроза нападений потомков Ахмата, было предпринято укрепление Перекопа, после чего территория к югу от вала и крепости получила название Старого Перекопа. Между 1504—1507 гг. была воздвигнута крепость Феррах-Кермен или Феррах-сарай (Фаряг-Кермень в русских переводах). Вплоть до 1502 г. в степях Причерноморья и Приазовья господствовали улусы Большой орды⁸; после 1502 г. сюда стали отваживаться выходить и крымцы, особенно в период недородов (как, например, в 1517 г.)⁹. Однако даже в 20-е гг., когда территория ханства значительно увеличилась, северным пределом ханства была река Конские воды¹⁰.

На западе после строительства Ислам-Керменя на Таванском перевозе через Днепр (1504—1506 гг.) ханство стало контролировать все южное течение этой реки¹¹. Борьба за него началась еще раньше, когда в устье реки Тягинки воздвигли городок, уничтоженный в 1493 г. в результате набега черкасского воеводы Богдана Федоровича Глинского¹² и царевича Издемира (Уздемира, брата Менгли-Гирея), находившегося в то время в Великом княжестве Литовском. Несколько южнее этой крепости в 1492 г. возник Ак-Чакум — Очаков¹³, ставший основным опорным пунктом крымцев на южном течении Днепра¹⁴. Этот район в 1510-е гг. стал местом постоянных кочевий крымцев. На крайнем западе владения ханства простирались до бассейна р. Синяя вода, при ее впадении в Буг. Восточной границей ханства был бассейн р. Миусс (Молочная вода), однако до самого Миусса постоянные обиталища крымцев, как правило, не доходили.

Столицей ханства был Киркор (Кырк-Ер) — типичный кочевой феодальный замок¹⁵, бейлик (княжество) беков Яшлавских (Сулешевых), который в начале 60-х гг. XIV в. имел своим главою татарского князя Хачибея, потом попал в зависимость от хана Тохтамыша, а на рубеже XIV—XV вв. — от Тимур-Кутлуга. Последний, провозглашенный золотоордынским ханом, правил лишь в Крыму. Позднее во главе княжества находились ставленники Едигея¹⁶.

Хан Менгли-Гирей жил по преимуществу в Кырк-Ере¹⁷. Замок из камней, бревен и глины был не только местопребыванием ханов, но и местом хранилища их казны и темницей. Старый Крым — резиденция рода Ширинов — к этому времени полностью потерял свое значение¹⁸. Зато быстро рос Сарай-Даулет (Счастливый); название его иногда переводилось как Веселый город, Счастливый город, Счастливый Кермен или Сарай. После строительства замка в 1503 г. Бахчисарай становится главной резиденцией крымских ханов.

Государство чингизидов Гераев (достойных, почтенных)¹⁹ и на Руси, и в ВКЛ первоначально именовалось не иначе, как «Орда», иногда отдельно²⁰, а иногда в сочетании с именем хана — Орда Менгли-Гирея, Хаджи-Гиреева сына. Употребление слова «орда» (ставка хана, в значении всей земли, народа-государства-правительства кочевников) характерно именно для русскоязычных источников²¹. В начале XVI в. Крымское ханство приобрело новое наименование — «Великой Орды»²² или «Великого улуса». Улус, по Б.Я. Владимирцову, это объединение родов, племен, зависимых от хана или любого представителя знати, т. е. государство²³. В то же время, по Г.А. Федорову-Давыдову, — это народ, переданный во владение²⁴. Л. Коллинз предлагает иное толкование данного термина: улус — административно-экономическая общность рядового населения Орды, занимавшегося производительным трудом — коневодством, земледелием и т. д., однако частично остававшегося кочевым. Улусы находились под непосредственным руководством «князей» — представителей ханского семейства и высшей знати²⁵. Наряду с вышеперечисленными в Крымском ханстве употреблялся и термин юрт, в собственном значении слова — территория кочевок улуса²⁶. Его применяли по отношению не только к соседним кочевым государствам, но и к Великому княжеству Литовскому. Обращаясь к царевичам Уздемиру и Девлету, Менгли-Гирей писал: «В чужом юрте стоишь»²⁷. К вопросу о политическом значении нового крымского самоназвания государства придется вернуться несколько ниже.

Русские же переводы крымских посланий упоминают и другой термин — «земля», соответствовавший, вероятно, улусу²⁸. Наиболее же расхожими наименованиями ханства на Руси и в ВКЛ были Крым²⁹ и Перекоп; последнее большее распространение получило в ВКЛ³⁰. Однако и русские дипломаты иногда употребляли этот термин. Так, сообщая о своем передвижении в Крым, Гр. Мамонов писал: «Пришли к первым людем Перекопъские орды»³¹.

Абсолютные цифры населения Крымского ханства восстанавливаются с большим трудом. Лишь изредка в посольских книгах указаны размеры войска, направляемого ханом для военных действий. Разумеется, к таким цифрам следует относиться с осторожностью, ибо сообщения крымских послов имели своей целью преувеличить численность населения ханства. Данные о размерах войска колебались от 15 до 100 тыс. (15, 25, 30, 40, 60, 90 тыс.) человек³². 5 августа 1506 г. в битве с литовцами под Клецком полегло, по утверждению Михалона Литвина, 27 тысяч татар³³. 12 сентября 1509 г. крымские послы сообщали, будто хан «250 тысяч рати, переписав, направил на ногаев»³⁴.

Плотность населения в Крымском ханстве, по-видимому, намного превышала обычный для средневековой Европы уровень. Во времена Менгли-Гирея и Мухаммед-Гирея плотность не только не уменьшилась, но увеличилась. По-видимому, после захвата Османским султанатом южного побережья Крыма часть греческого населения переехала на север в пределы Крымского ханства, южное же побережье, как считают археологи, опустело³⁵. Количество населения не было стабильным. В конце 60-х — начале 70-х гг. XV в. Большая Орда Туки Тимурида покинула наследников Хаджи-Гирея и двинулась на восток к Астрахани под контроль Наманганов³⁶. Вторая волна переселений относится к началу XVI в. Перетекание населения из Большой Орды приняло особенно заметные размеры с 1500 г. Три тысячи человек из Орды, откочевавшей под Черкасы к Пяти-Горам (ее, по словам И.Г. Мамонова «голодну кажут и безконну добре»), привели в Крым улан Ебага с братом Ченбулатом и Кирей Менгли-Шиков сын Китай («голодны и наги добре»); ордынцы приходили в Крым мелкими группами — человек по 50 вместе с семьями. Холодная зима 1501—1502 гг. напомнила Менгли-Гирею время, когда его отец «взял Орду». В мае 1502 г. к Перекопу двинулись целыми улусами. В конце июня в Москве стало известно, что Менгли-Гирей взял все улусы Ших-Ахмата³⁷.

В начале XVI в. в Крымском ханстве нашла прибежище часть большеордынской знати и рядовых жителей этой Орды³⁸. В присяжной грамоте Тювикеля Сигизмунду I со всей очевидностью обнаруживается, что количество подданных Менгли-Гирея после разгрома Большой Орды Шиг-Ахмата значительно увеличилось. Князь заволжский Тювикель, перешедший на службу крымскому хану, приносил ему клятву от имени разных категорий населения «обеюх тых орд Заволское и Перекопъское, которые ж подъданы ему мает»³⁹. В данном случае, видимо, имел место второй вариант «переразвития», выделяемый С.А. Плетневой, когда при завоевании основная масса жителей продолжает существовать под властью новых орд, теряя удобные угодья, политический престиж и собственное имя⁴⁰, однако существует и иная оценка произошедших перемен.

Население Крымского ханства было далеко не однородным в социальном и в этническом отношениях. Татары являлись не единственной этнической единицей, велика оставалась прослойка караимов, итальянцев и греков-христиан⁴¹. Со времени завоевания Крыма особые подати накладывались на христиан (греков, армян) и евреев, в связи с чем они, несмотря на ярлыки Хаджи-Гирея, Нурдаулета и Менгли-Гирея⁴², оставались на положении податных иноверцев⁴³. По-видимому, османское завоевание Крыма не уничтожило старого распределения «улусов», так что крымцы могли иметь свои улусы там, где жили их подданные, например, караимы — в Кырк-Ере (Чуфут-Кале), Гезлеве (Козлове), Евпатории, Кафе, Мангупе⁴⁴.

Возможно, в состав каждого улуса входили и инородцы. Вызывая из Русского государства или Великого княжества Литовского живших там крымцев, Менгли-Гирей или его сын сообщали, что ближайший родственник вызываемого умер, а его улус остался бесхозным. Так, в 1504 г. хан извещал Ивана III, что брат касимовского Али-улана Берю-улан умер, и «иные слуги его и ясачники его порожжи стоят». Менгли-Гирей просил прислать в Крым Али-улана, отъехавшего в Москву к царевичу Саталгану, для получения наследства: «А он бы слуги свои взял и малой свой ясак ел, да тем бы жил». После смерти Тевекеля-улана оказалось, что «его слуг и людей его никто не держит»⁴⁵.

Социальную структуру Крымского ханства с его суюргальной военно-ленной системой⁴⁶, иерархией царевичей, князей и слуг хорошо изучил В.Е. Сыроечковский на основании русских посольских книг. К картине, нарисованной им, можно добавить немногое. Пожалуй, некоторым преувеличением является его вывод, сделанный на основе анализа ярлыков Хаджи-Гирея⁴⁷ о том, что все население Кыркора, независимо от его этнической принадлежности, было «тарханами» и, в соответствии с этим, освобождалось от уплаты податей и исполнения повинностей⁴⁸. По-видимому, тарханами являлись только жители Верхнего города. В целом, можно говорить о привилегированном татарском населении⁴⁹. Положение же «слуг» изменялось во время походов. Тогда они самостоятельно выбирали себе начальников. «Таков их обычай, когда они выходят в поход», — писал Мухаммед-Гирей султану в 1521 г. Особое положение занимали «кочевники, люди степи» (biabani), которые не были «слугами» (muvazaf qullari) и лишь условно подчинялись хану: в походах они, по существу, были совершенно самостоятельными⁵⁰.

Несколько больше данных, нежели приводит В.Е. Сыроечковский, содержат посольские книги о рабском населении Крыма. В начале 1487 г. Тевекель-улану и Лухбердей-дувану были переданы люди «юрта» Менгли-Гирея, ошибочно захваченные «под Ордою» в 1486 г. ханским братом Нурдаулетом, перешедшим на службу к Ивану III, и русскими воеводами. Из 23 человек (14 женщин, 4 детей и 5 мужчин) пятеро наверняка оказались рабами: раба Тархановой внуки Сиуни с двумя детьми, девочка-раба Сарыки, один холоп чагадаянин, которым владел Саргул⁵¹. Неясно, к какой категории относились «паробок» с женою, принадлежавшие, как и «мужик» с семьею, некоему Тюбетею. Если сам Тюбетей может быть причислен к непривилегированному населению, именовавшемуся «чернью» — кара-татарами, простым народом⁵², то его «мужик» и «паробок» должны были стоять на социальной лестнице еще ниже. Отметим, кстати, что тот и другой термин посольской книги, в особенности «мужик», обнаруживают влияние старобелорусской лексики. В Северо-Восточной Руси термин «мужик» получил распространение позднее.

Неоднородным был и «этнический» состав самих крымцев, в том числе и политической элиты, объединенной в несколько родов или кланов⁵³. Коренными крымскими родами были Ширины (улус которых находился в Старом Крыму от Карасу до Керчи и соседствовал с Османской Кафой⁵⁴), Кипчаки — наместники в Киркоре (в 1496 г. — Мамыш-улан, в 1516 г. — его сын Аппак, в 1524 г. — его внук Магмед-Ага)⁵⁵. В Карасубазарском каймаканстве располагались улусы Барынов (Абдуллы, его брата Казыя, сына Казыя Довлет-Бахты и брата последнего Исенека)⁵⁶.

Особенно важную роль в политической жизни ханства играли Ширины, в частности Эминек, в османских документах — beylerbeg⁵⁷, сын бея Тэгене, в свое время поддерживавшего Улу-Мухаммеда. Эминек наследовал роль «делателя» ханов, был главной, по мнению В.Е. Сыроечковского, пружиной переворота в пользу Менгли-Гирея, хотя его брат Хаджика поддерживал кандидата Большой Орды Джанибека⁵⁸. Судя по посланию Ивана III, Эминек стал правой рукой хана. Великий князь московский писал: «Приказал ко мне царь со своими послы, да и ты»⁵⁹. Велика была роль Ширинов и в 1475 г., когда поддержка ими султана привела к подчинению Крымского ханства Османской империи⁶⁰, равно как и в 1480 г., при заключении русско-крымского договора⁶¹. Одновременно, впрочем, Эминек участвовал и в переговорах с литовским великим князем Казимиром⁶². Значение Эминека в политической жизни ханства подчеркивает и тот факт, что султан Мухаммед II обращался с ним, как с равным самим ханам Гиреям⁶³. Позиция Эминека внутри ханства не отличалась особой устойчивостью. В 1482 г. он покинул Крым и отправился в Большую Орду, которую начал «наводить» на Крым, однако уже в следующем, 1483 г., вернулся в Крым, где занял прежнее положение⁶⁴. После смерти Эминека ему наследовал его брат Азика, после 1486 г. — сын Эминека Бараш, затем другой сын — Довлетек-мурза. В иерархии крымской знати все они последовательно занимали первое место после царевича⁶⁵. Мухаммед-Гирей I выдал дочь замуж за Мемеша из этого рода. Тем не менее в XVI в. ширинские беи пытались воздействовать на султана в целях свержения Мухаммед-Гирея I⁶⁶. В начале столетия они располагали около 20 000 воинов⁶⁷. По словам Мухаммед-Гирея, половину войска, двинувшегося на Москву в 1521 г., составляли ширинские татары, однако в 1543 г. все крымское войско, отправившееся на Черкасские земли, насчитывало лишь 10 000 человек: из них 5000 вывели Ширины, 3000 — Аргыны и Кипчаки, 2000 — Мангыты⁶⁸.

К служебным, а не улусным князьям принадлежали Кипчаки, занимавшие важные административные должности в ханстве. Наиболее известным представителем этого рода был многолетний сторонник сближения с Русью Аппак⁶⁹. Аргыны играли меньшую роль в ханстве.

Политическая организация Крымского ханства имела много общего с ордынской⁷⁰. Элита состояла из хана, его старшего и прочих сыновей-султанов, остальных членов ханской семьи — огланов, бегов — карачей, глав четырех важнейших родов, мирз — сыновей бегов, нукеров — ханских слуг⁷¹. Из ведущих родов Крыма выходили Карачи, главные советники хана. Х. Иналджык называет ханство своего рода федерацией четырех родов под главенством старшего карачи из ведущего рода Ширинов⁷². Ш. Лемерсье-Келькеже полагает даже, что политическая власть в Крыму была разделена между династией Гиреев и кочевнической знатью — четырьмя родами, восходящими к окружению Батыя⁷³.

Периодически собирался совет, на котором присутствовали все карачи, представители родовой знати и улусов. На Руси после 1502 г. эти советы называли «Земской думой»⁷⁴. При участии карачей проходила и церемония поставления хана. Так, Агыш говорил о Мухаммед-Гирее: «Сего царя Бог царем учинил, да яз в головах с Карачи сам-четверт царем его учинил»⁷⁵. Ссылка Агыша на Бога тем более уместна, что выборы хана происходили в святом месте Кайялар-Альт, где на камне были вырезаны родовые тамги⁷⁶.

Борьба за господство в Крыму представителей отдельных родов была основной политической проблемой этого государственного образования⁷⁷. Ситуация особенно обострилась после появления в Крыму представителей рода Мангытов. Их кочевья располагались в Ногайской степи. Мангыты возводили себя к Едигею, к старшей ветви потомков которого принадлежали ногайские князья, к младшей — крымские Мангыты⁷⁸. Как убедительно показал В.Е. Сыроечковский⁷⁹, род Мангытов был ведущим в Большой Орде. Князь Темир, сын Тенсобуя и отец Нур-Салтан (жены казанского хана Ибрагима, с 1485 г. — Менгли-Гирея), был правой рукой Ахмата, к которому в 1471 г. обращался Казимир, пытаясь направить Большую Орду на Московское княжество⁸⁰. После смерти Темира его место в Заволжской орде занял его брат Азика, судьба которого сложилась крайне неудачно. Заключив в 1491 г. союз с Крымом, нарушенный осенью того же года, он в 1494 г. был изгнан из Большой Орды вместе с сыном последнего хана Орды Шиг-Ахмата — Муртазою, долго скитался на Тереке и лишь в 1504 г. был принят Ахматом, сыном Менгли-Гирея, в Крымское ханство⁸¹. После 1494 г. (по Л. Коллинзу — после 1498 г.⁸²) место главного князя в Большой орде перешло к его племяннику — сыну Темира и брату царицы Нур-Салтан — Тювикелю. Черед его скитаний пришел в 1502 г. Весной 1503 г. его принял в Крым Менгли-Гирей⁸³. Здесь юрт Тювикеля занял равнину от Перекопа до Днепра. В Крымском ханстве влияние рода Мангытов временно сравнялось с влиянием Ширинов. В 1516 г. сын Тювикеля, требуя увеличения поминков от русского великого князя, заявлял, что у него, кроме отцовских слуг «Ординского юрта, да и Ногайского уланы, и князи, и мурзы, и добрые люди — мои холопи и слуги»⁸⁴. Род киятов, возможно, был связан с литовскими татарами. Выходцы из Большой Орды, они еще в XV в. разделились. Одна ветвь ушла в ВКЛ (где от князя Лексы якобы пошли Глинские⁸⁵), другая оказалась в Крыму и в изучаемое время была представлена кн. Скиндером⁸⁶.

Полная победа крымцев над Большой Ордой или, по мнению Л. Коллинза, прекращение династической борьбы за овладение Ордой коренным образом изменили всю ситуацию в регионе. Крымский хан превратился в «великого хана Великой Орды». Однако изменение титулатуры Менгли-Гирея произошло еще в конце XV в. Тогда он стал именовать себя «великим царем татарским», а свое государство эпизодически «Великой Ордой», как, например, 14 июля 1485 г. Великий князь литовский писал Менгли-Гирею как «могущественному господину... великому хану земли татар»⁸⁷. Еще ранее, в 1471—1472 гг., чешский король обращался к нему как «хану Татарской земли... великому императору» («Thartarorum terre imperator Mengli Giray, magnus caesar»)⁸⁸. Видимо, эта общеевропейская традиция была усвоена Менгли-Гиреем. В начале XV в. «Великой Татарией» в Византии именовали Крым, который, по словам Иоанна Галонифонтийского, граничит на севере с Россией, предположительно с Сибирью (Yhabri), и имеет весьма пестрое население: много христиан — греков, армян, зиков, готов, татов, валахов, русских, черкесов⁸⁹. Изменение титулатуры крымского хана точно соответствует изменению его внешнеполитической ориентации, особенно заметному по сравнению с первой половиной XV в., когда он признавал династийное старшинство золотоордынского престола. В конце же XV столетия его основная внешнеполитическая деятельность была направлена на утверждение главенства среди наследников Золотой Орды и на борьбу с конкурентами в Подонье, Приднепровье и Поволжье.

После 1502 г. «ханство Гиреев, — по словам М.А. Усманова, — поставило под вопрос существование самой Большой Орды в качестве основной наследницы Золотой Орды»⁹⁰. С начала XVI в. Крым в собственных глазах превращается в «Великую Орду» или «Великий улус», а хан — в «великого хана Великой Орды». Ханские послания дополнились развернутой формулой адресанта: «Великие орды великого царя Менгли-Гиреево слово»⁹¹ или инскрипции: «Великого улуса правящим огланам и бекам туменов, тысяч, сотен, десятков». Нельзя сказать, что наименование Великой Орды или Великого улуса закрепилось исключительно за Крымским ханством. В течение первых двух десятилетий XVI в. приближенные хана кн. Азик и «богомолец» Баба-ших, пользовались той же формулой по отношению к Василию III⁹². В латиноязычных грамотах, направленных в ВКЛ, титул крымского хана еще более пышен: «хан Татарской и Хазарской орды»⁹³. С притязаниями хана согласились и ближайшие соседи Крымского ханства — ВКЛ и Русское государство. Уже 28 июня русские и 3 июля крымские послы в Москве сообщали о победе Менгли-Гирея над ордынцами. 15 июля Иван III признал, что Менгли-Гирей получил «отцовскую орду»⁹⁴. 8 июля 1502 г. татарский посол объявил великому князю литовскому и королю польскому Александру о победе Менгли-Гирея над Шах-Ахматом и о том, что Менгли-Гирей стал «ханом двух орд» («sic factus duplicis hordae imperator»)⁹⁵. Прилив великоордынских устремлений заставил Менгли-Гирея в 1507 г. гордо заявить панам Рады ВКЛ: «...и мы станем великими, не в лихом месте живем, на отца своего столце⁹⁶. Менгли-Гирей постоянно подчеркивал преемственность от Хаджи-Гирея. На мавзолее отца в 1502 г. он велел высечь слова «Помощь Бога и быстрая победа»⁹⁷. Очень показательна и ктиторская надпись на «Железных вратах» Бахчисарайского дворца 1503 г.: «Приказал построить этот величественный порог и эту возвышенную высочайшую дверь султан обоих материков и хакан обоих морей султан, сын султана, Менгли-Гирей хан, сын султана Хаджи-Гирея».⁹⁸ Обращает на себя внимание факт почитания Менгли-Гиреем именно отца; в ктиторской надписи он упомянут дважды. О преемственности от основателей Золотой Орды хан умалчивает.

Как же оценивать все эти перемены в Крымском ханстве? Л. Коллинз считает 1502 г. завершением династической борьбы, увенчавшейся победой Гиреев. По его мнению, Большая Орда продолжила свое существование, но уже под главенством Крыма, а Менгли-Гирей действительно стал ордынским ханом. В качестве доказательства он приводит факт устойчивой традиции употребления титула крымского, вернее ордынского хана («великий царь Великой Орды») вплоть до 1783 г., т. е. до потери ханством самостоятельности⁹⁹. Думается, речь шла не только о династической борьбе, но о борьбе двух государственных образований, одно из которых, пусть не сразу, но в течение двух десятилетий потеряло свое имя, политический престиж, территории кочевий с удобными угодьями. Видимо, в данном случае имел место тот вид «переразвития», который С.А. Плетнева назвала «вторым вариантом» (см. выше).

Изменился и территориальный раздел Восточной Европы: владения Орды продвинулись на запад. Ногаи, жившие за Яиком, во главе с Мангытами, также переселились западнее — к Волге¹⁰⁰. Это создало, по Л. Коллинзу, более серьезную угрозу для Руси, нежели при Наманганской династии. Князья Мангыты по традиции считали московских князей «улусниками», т. е. зависимыми от хана, но равными себе, а посему при сношениях с ними принимали во внимание лишь возраст. Темир Мангыт, сын Тенсобуя, отец Нур-Салтан, обращался к Ивану III как к сыну, а тот звал его отцом. Племянник Темира — Янкуват, живший в Крыму¹⁰¹, звал князя всея Руси «братом»¹⁰².

Главной внешнеполитической задачей крымских ханов стало создание огромного государства Золотой Орды (Takht Memleketi в крымских документах) под эгидой Крыма, которое бы включало все территории кочевки ее бывшего главного соперника Большой Орды. Место последней заняла орда сыновей Ахмата, гораздо более аморфное образование, нежели Большая Орда, сохранившее в ВКЛ прежнее наименование Заволжской Орды. В низовьях Волги утвердился хан Абд аль-Карим астраханский (сын или брат дяди Шиг-Ахмета — Махмуда). Территория Заволжской Орды почти соответствовала Астраханскому ханству середины XVI в. Однако вплоть до этого времени у современников сохранялось представление о враждебности соседних «орд»-«народов»: ногаев, астраханцев, заволжских — к «перекопцам», т. е. крымским татарам¹⁰³, что, пожалуй, опровергает мнение о превращении Крымского ханства в Великую орду, равнозначную Большой, или даже Золотой орде¹⁰⁴. Борьба за «наследие» продолжалась, и довольно долго¹⁰⁵.

Наряду с межгосударственными связями вплоть до конца изучаемого времени существовали межродовые и внутриродовые. Поскольку большинство ведущих родов Крымского ханства представляло собой отпочковавшиеся ветви общетюркских родов, возводивших свое начало ко временам Чингис-хана или Тохтамыша, в пределах ордынского мира сохранялось единство. Переходы из одного ханства или орды в другое или в другую облегчались общими родовыми корнями. Общеродовые корни облегчали и переход не только отдельных представителей, но и целых улусов из одного государства в другое.

Разделение прежних единых родов между различными государствами кочевников создавало предпосылки для ожесточенной борьбы за территории, которые каждый род считал своими собственными. Так, напряженная борьба с потомками Ахмата определялась претензиями Мангытов, часть которых осела в Крыму, на Ногайские степи. Несмотря на глубочайшие противоречия, раздиравшие мир наследников Джучиева улуса, родовые связи между отдельными ордами и ханствами обнаруживали необычайную крепость, когда речь шла о противодействии общим противникам, некогда бывшим данниками целостного государственного образования — Золотой Орды.

Этого постоянства, однако, не было в отношениях с Османской империей¹⁰⁶. В связи с войнами за большеордынское наследие и в условиях смены хана на крымском престоле, Османский султанат, казалось бы, всецело погруженный в войну с Ираном¹⁰⁷, предпринял усилия для упрочения своего положения в Крыму. В 1516 г. царевич Ахмат ожидал «больших послов» и «дворян» османского султана¹⁰⁸. Положение вассала Османской империи не вполне удовлетворяло крымского хана Мухаммед-Гирея, и идея турецкого посла Кемала о всевластии султана в Крыму казалась ему весьма далекой от истины: «Кемал бредил... будто сь турской говорит: «Царь Махмет-Кирей вся Орда в моей воле, яз во всем волен»»¹⁰⁹.

Особенностью стратегического положения Крымского ханства было не только то, что оно практически не имело собственного выхода к морю, и в этом отношении полностью зависело от Османской империи, но и то, что его границы нигде непосредственно не подходили к землям соседних государств. Между Русью и Крымским ханством простирались огромные территории пока все еще ничейного, но постепенно сужавшегося Поля, неосвоенные части которого в конце XVI в. стали именоваться Диким. Эти степи в начале XVI в. были объектом притязаний то остатков Большой Орды, то Ногайской, то возникшей в середине второго десятилетия Казацкой Орды. Несколько ближе границы ханства подходили к территории ВКЛ, хотя и здесь районы южнее Киева и Черкасс оставались малонаселенными. Их освоение тормозилось непрерывными набегами и стычками с крымскими татарами, которые видели в землях Поля бесплатную житницу для себя. В случаях нехватки хлеба они устремлялись на южные районы ВКЛ и Короны Польской — Волынь и Подолье. Набеги — обычное в жизни ханства явление. С их помощью крымская знать обеспечивала себя предметами роскоши¹¹⁰, все воинство — рабами, постоянным предметом продажи в Османский султанат. Подобные набеги были условием существования кочевых обществ. В Крыму с участников набегов взимался особый налог «за так называемых полоняников-рабов»¹¹¹.

Для Крымского ханства характерны несколько типов международных связей: с главенствовавшим над ханством Османским султанатом; полусюзеренные отношения с государствами, зависевшими в той или иной степени от самого ханства или государств, ему предшествовавших, в частности, Золотой Орды; конкурентные с другими ханствами и ордами, их наследниками. Отношения с Османской империей, как явствует из обзора историографии, не получили однозначной оценки. Вопросы о степени и характере вассалитета Крымского ханства до сих пор остаются спорными в исторической литературе. Тем не менее, можно отметить главные особенности этих связей. Они строились на политическом верховенстве султаната, сопровождались полунезависимыми-полуконкурентными отношениями в области военных начинаний ради овладения новыми территориями — Османской империей в Венгрии и Иране, Крымским ханством — на юге Восточной Европы. В экономической сфере их основой было распределение между вассалом и сюзереном доходов от торговли в Кафе, заинтересованность в которой прочно цементировала эти связи.

Сохранившиеся источники не позволяют в полной мере охарактеризовать степень зависимости Крымского ханства от Османской империи. Еще в октябре 1469 г. Менгли-Гирей обращался к султану Мехмеду II как к «своему брату»¹¹². Установление власти Менгли-Гирея в Крыму в 1478 г. не сопровождалось появлением османских представителей в качестве султанских наместников или советников крымского хана. Проникновение турецких по происхождению писцов (ханским был Ибре-хозя турчин) отмечено лишь в 1516 г., после того как крымский престол занял Мухаммед-Гирей, поставленный на него, впрочем, безо всякого участия султана¹¹³. Впрочем, «османизацию» языка крымских делопроизводственных и актовых документов В.П. Остапчук относит к более раннему времени¹¹⁴.

Ко временам правления султана Селима современный комментатор сочинения Эвлии Челеби возводит передачу чтения хутбы (торжественной пятничной молитвы) на имя османского султана, что означало официальное признание его верховенства над ханом¹¹⁵. Для царицы Нур-Салтан турецкий султан — высшая власть. Требуя возвращения в Крым Абдул-Латифа, она в разговоре с Аппаком угрожала: «Не возьмешь ты у великого князя сына моего, ино не сором ли ти будет? Яз бью челом турьскому, а турской прикажет тебе — велит сына моего просити, и тебе и турьского не слушати ли?»¹¹⁶. Однако искушенным русским послам и дипломатам при всей их осведомленности не всегда был заметен вассалитет крымского хана по отношению к Османской империи. В.Г. Морозов, согласно наказу, должен был узнавать, «как Менгли-Гирей царь с литовским и с волошским и с турским и с угорским, и как турской с угорским и с волошским и с литовским... и где ныне турской и што его дела»¹¹⁷. Примечательно, что отношения крымского хана с османским султаном поставлены на одну доску с его отношениями с независимыми Молдавией и Великим княжеством Литовским. Материалы архива Музея Топкапы дают основание полагать, что отношения зависимости ханства от султаната, которые установились далеко не сразу, были весьма своеобразными. Даже в 1521 г. Мухаммед-Гирей счел возможным отказать султану в помощи и участии в походе последнего на Венгрию¹¹⁸.

Султан и в начале XVI в. располагал сравнительно незначительными воинскими контингентами в Крыму — в Кафинском санджаке. Приведем некоторые статистические сведения:

Эти цифры включают и глав отрядов, и простых азебов (воинов), и ремесленников (в первую очередь, кузнецов), содержание которых в 1520 г. обходилось в 1 728 336 акче¹²⁰, т. е. свыше 22 тыс. золотых дукатов.

Экономические отношения установились с 1484 г. и были, по-видимому, более стабильными, нежели политические или военно-политические. С 1484 г. крымские ханы получали ежегодные отчисления от таможенных доходов Кафы (saliyane) как возмещение за утраченную дань с генуэзцев, а также Стамбула, Измира и других городов, достигавшие весьма значительной суммы в 1—1,5 млн акче, причем сам кафинский эмин — глава таможни Яхъя в 1487 г. собирал 1 млн акче¹²¹. Все поступления из Стамбула, как полагает А. Фишер, были ничтожной долей того дохода, который ханство получало от торговли пленными. Кроме того, по случаю возведения хана на трон ему самому, калге и нуредлину шли денежные подарки от султана (tesnifat). За участие в походах полагалось возмещение (tirkes baha), впервые полученное Менгли-Гиреем I в 1484 г. Изгнанники или заложники из числа Гиреев получали содержание (хаш)¹²². В Стамбул же, Белгород и Кафу из Крыма отправлялась часть поминков, поступавших из Московского княжества (после 1485 г. княжества всея Руси)¹²³ и Северного Кавказа¹²⁴. Вероятно, именно с необходимостью переправлять в Стамбул эти «дары» связаны и путешествия туда крымского казначея Синан-аги («подскарбия и писаря царева»), загружавшего ими целые корабли. К середине XVII в. Крым, по-видимому, не платил поминков в Турцию. Эвлия Челеби рассказывает лишь об обмене роскошными дарами султана и крымского хана, причем в дарах последнего преобладали пленники¹²⁵.

В целом можно согласиться с характеристикой политического статуса ханства, данной В.П. Остапчуком. «Хотя Крымское ханство, — пишет он, — было вассалом Порты, вместо уплаты дани оно получало ежегодные дотации от Порты, взамен за которые крымские военные силы должны были присоединяться к османским во время военных компаний. Династия Гиреев из-за своего чингизидского происхождения занимала более высокое место в тюрко-монгольском обществе, нежели выскочки из османской династии. Тем не менее многие послания ханов Гиреев были адресованы визирю и другим официальным лицам, занимавшим высокое положение, но не самому султану», что свидетельствовало о ранговом превосходстве последнего¹²⁶.

Связь османских владений с метрополией была затруднена расстоянием и системой двойного подчинения. Так, азовский бурган подчинялся кафинскому ших-заде и не имел, по-видимому, права непосредственного сообщения с султаном. Поэтому информация в Азов о деятельности султана очень запаздывала¹²⁷. В. Коробов, находясь в Азове, не мог сообщить в Москву, ходил ли султан на «кизилбаша»¹²⁸.

По-видимому, османам приходилось прикладывать некоторые усилия для того, чтобы упрочить свою власть в Азове, крайней северо-восточной части черноморских владений Османского султаната. Особенно сложной ситуация в Азове стала с тех пор, как сформировалась прослойка азовских казаков, существование которой угрожало турецкой власти. Поддерживая своего сюзерена, крымский хан выполнял административные функции по отношению к Азову. В 1503 г. Баязид направил посла к Менгли-Гирею и кафинскому султану Мухаммеду и «велел... в Азове паш и турков и казаков всех лихих переимати, иных... велел лихих казнити, а иных... в тюрму пометати». Для выполнения этой карательной миссии Менгли-Гирей повелел сыну Бурнашу-салтану выйти в поход с 1000 человек; какими силами располагал кафинский султан, неизвестно. «А в Азове... быти царевым Менгли-Гиреевым людем, а на шубашстве... быти в Азове Алакозю¹²⁹.

Историки порой подчеркивают важную роль «сотрудничества» Крымского ханства с Османской империей в области агрессивной внешнеполитической деятельности в Восточной Европе, утверждая, что вся внешняя политика Крыма диктовалась интересами Османского султаната, а сам Крым был послушным орудием в руках турок. При этом главным доказательством являются не показания источников относительно непосредственного руководства внешней политикой Крыма из Османской империи или общей координации усилий крымского хана османским султаном, которых в распоряжении исследователей пока нет. Наоборот, имеются свидетельства, хотя и более поздние — времени Эвлии Челеби — о предоставлении султаном Селимом полной самостоятельности Крыму в области крымско-русских отношений. Анонимный автор вставки сокращенного списка «Книги путешествия» Эвлия Челеби пишет об отсутствии зависимости османо-русских и крымско-русских отношений: «И столь же был бы прочен мир дома Османова с Москвой, крымские ханы в этом мире не принимали участия. С крымским ханом Москве нужно было иметь особый мирный договор¹³⁰.

В качестве же доказательства того, что Крым и в конце XV — начале XVI вв. был послушным орудием в руках османов, используются ссылки (из книги путешествий Эвлии Челеби) на многочисленные последствия внешнеполитической активности Крыма, расшатывание системы взаимоотношений восточноевропейских государств, ослабление Русского государства и т. д.

Что касается последствий крымской внешней политики, то в их оценке историки правы, хотя приписывать все агрессивные выступления Крымского ханства османской инициативе, на наш взгляд, нет никаких оснований. Мнение об этом высказал неизвестный автор вставки в сокращенном списке «Книги путешествия» Эвлии Челеби. Он писал: «...почитая закон Селима хана (т.е. султана. — А.Х.), крымских ханов не назначали в набеги на другие земли, а направляли их на борьбу именно с этими неверными»¹³¹.

Обычно не обращают внимания на цикличность и прерывность агрессивных устремлений Османского султаната в Восточной Европе. Промежуток между 70—80-ми годами XV в. и 20-ми годами XVI в. — это период относительной пассивности султаната в данном регионе. В это время сфера военных действий султаната находилась в Средиземноморье и отчасти Иране, не достигая северных берегов Черного моря. Пожалуй, некоторым исключением был район Подолья¹³² и устьев Днестра, куда были направлены турецкие походы конца XV в.

По сообщению Эвлии Челеби, именно крымской помощи (Менгли-Гирей якобы привел войско в 200 тыс. чел.) султан Баязид обязан успехами в осаде Аккермана (Белгорода Днестровского) в 1484 г.¹³³ Памятником победы осталась мечеть Менгли-Гирея, построенная за счет «отказа» хана (в пользу вакфа)¹³⁴. По датировке З. Абрахамовича, к 1495—1504/6 гг., или точнее 1497 г., относится проект нападения османского флота на Киев, изображенный проводником Ильясом в виде карты-схемы низовьев Днепра¹³⁵.

Султан рассчитывал на помощь крымского хана в упрочении позиций в районе Белгорода Днестровского, куда сам он направлял весьма значительные воинские соединения («1000 янычар в десяти судех» в 1491 г., и какие-то силы в 1515 г.)¹³⁶. Однако интересы Крыма и Османского султаната в этом регионе не совпадали полностью. Можно даже предполагать, что здесь соперничали Крым и Османская империя. Соперничество имело весьма своеобразный характер, являясь одновременно и сотрудничеством. Помощи у османского султана искал и царевич Ахмат¹³⁷, находившийся в состоянии постоянной конфронтации с Мухаммед-Гиреем.

И позднее феодальные распри в Крыму имели своим следствием ориентацию части крымской знати на султанат. После убийства Ахмат-Гирея царевичем Алпом племянник убийцы и сын убитого — Геммет-Гирей нашел прибежище в Стамбуле¹³⁸. Вместе с Саадат-Гиреем «у Асманова сына в службе» находился Магметша (по его словам, он «нас держит на алафе (жаловании. — А.Х.) у своих ворот») из рода Кипчаков. По ходатайству Магметши, сторонника сближения с Русью, в Москву был послан Кемал, «в Манкупе татских князей сын»¹³⁹, первый представитель османского султана. Ранее Русь поддерживала связи лишь с кафинским султаном, в качестве посла которого на Русь приезжал Алакозь¹⁴⁰. По-видимому, не без его участия Саадат-Гирей просил у султана рати, чтобы «с турки... Литовскую землю воевати¹⁴¹.

Позднее Саадат-Гирей настаивал на поездке Аппака на Русь, чтобы «делать дела» против Мухаммед-Гирея. Нельзя сказать, что положение царевичей, находившихся в Стамбуле, было особенно устойчивым. Поддерживая связи с Русью и Аппаком, они одновременно вели переписку («обсылались») с Бахтияр-мурзой Ширином, уверяя его, что «турской хочет доставать им отчины»¹⁴². Текст перевода послания царевичей не очень ясен, поэтому трудно с определенностью решить, чью отчину собрался «доставать» султан — царевичей, т. е. Крым, или Ширинов, т. е. Мещеру, находившуюся во владении великого князя всея Руси.

Однако выше шла речь о связях с Османской империей крымских «оппозиционеров». Поддерживал эти связи и сам крымский хан, особенно в начале века. Менгли-Гирей обращался в Стамбул с просьбой о помощи против Большой Орды. Османский султан в 1501 г. обещал ему такую помощь. По ходатайству крымского хана и Кафинского «салтана» Баязид предложил Менгли-Гирею не вступать в бой с Ордой одному; в случае, если Большая Орда пересечет Днепр, он обязался выслать своих людей из Белгорода с тем, чтобы крымцы ударили по Орде с тыла¹⁴³. Однако реальной помощи от османов не последовало, как не последовало ее и на просьбу в начале XVI в. овладеть Астраханью. В целом, можно сказать, что султаны поддерживали или обещали поддержку крымским ханам в военных начинаниях последних, не проявляя, однако, собственной инициативы на большей части юга Восточной Европы.

Сферой наиболее постоянного и прочного «сотрудничества» Крыма с османским султанатом был Западный Кавказ¹⁴⁴. Именно сюда направлялись агрессивные устремления османских султанов и крымского хана, их вассала. Османские походы 1475 и 1479 гг. (во втором участвовал и крымский хан) открывают, по справедливому мнению А.М. Некрасова, серию османских завоевательных походов на земли адыгов¹⁴⁵. Эти походы особенно участились в конце XV в., когда стала ясной недолговечность существования Большой Орды, и интересы османского султаната переместились из Центральной Европы в Иран. В 1498 г. Менгли-Гирей совершил очередной набег на земли адыгов, а в 1501—1504 гг. его войска неоднократно участвовали в османских походах на Западный Кавказ. В связи с борьбой Сефевидского государства против Османского султаната усилилась и крымско-османская агрессия против адыгов. В 1518 г. был предпринят новый крымский поход на Западный Кавказ, и хотя крымцы потерпели поражение, часть адыгских племен признала верховенство Крыма. Одновременно началось строительство двух османских крепостей — Темрюк и Кызыл-Таш¹⁴⁶. Этим временем и следует датировать крутой поворот в русско-крымских отношениях, окончательное изменение их характера, полное подчинение крымской политики по отношению к Руси османским интересам.

Раздел прибылей от торговли между османским султаном и крымским ханом, по-видимому, был традицией, унаследованной султаном от генуэзских времен. Татарское население Южного берега Крыма (Готия) и 18 деревень, расположенных на ней, — так называемой «кампании», уступленной ханом Тохтамышем генуэзцам в 1387 г.¹⁴⁷, управлялись «троном» — представителем крымской знати. Накануне османского завоевания в этой роли выступал Эминек: он-то и сыграл значительную роль в захвате Кафы, оказав помощь османским войскам, осаждавшим ее¹⁴⁸. Вероятно, в качестве платы за оказанную услугу султаном и была дарована хану привилегия на право получения половины торговых доходов в Кафе. Единственный конфликт османских войск с русскими произошел, по-видимому, лишь в 1475 г.¹⁴⁹, в остальное же время русско-османские отношения сохраняли характер торгового сотрудничества. Поддерживались и тесные торговые связи Крымского ханства с различными частями Османской империи, как, вероятно, и культурные, отразившиеся даже в пословицах. «Расспрашивая, отыщешь Стамбул»¹⁵⁰, — говорили в Крыму.

Отношения с равными по рангу государствами — с другими ханствами (в частности, Казанским и Астраханским) и ордами, такими, как Большая, Заволжская, Ногайская, по преимуществу выливались в конкурентную борьбу за территории кочевий или обитания. Особое место в международных сношениях Крымского ханства занимал Мисюрь — Египет. Крым и Египет связывали традиции взаимной поддержки. Египетский султан в 1490 г. или в начале 1491 г. напоминал Менгли-Гирею о том, что первый крымский хан оказал гостеприимство султану («яз у отца твоего Ази-Гирея царя есми его видел и хлеб есми его ел»), а также помощь в получении престола. В 90-е годы XV в. он предлагал возобновить традиции былой дружбы и без ложной скромности перечислял «добрые поминки», которые он направлял в Крым — кони, товар, сабли с золотом. В ответ Менгли-Гирей решил отправить со своими дарами «молну» (муллу) Багавадына вместе с послом египетского султана, находящимся в Кафе¹⁵¹. К тому же к 1491 г. относятся и сведения о сношениях Крыма с тевризским князем Ягупом, посол которого Усеин посетил Кафу, но до самого хана, кажется, не добрался («недруги пришли»)¹⁵².

Наконец, третьим типом международных связей ханства являлись отношения с некогда зависимыми государствами. К ним следует причислить Великое княжество Литовское, объединенное личной унией с Короной Польской. Несмотря на то, что Хаджи-Гирей сумел создать ханство лишь благодаря поддержке Казимира, о чем Александр ему неоднократно напоминал¹⁵³, «прысяга» отцов не действовала. В отношениях с ВКЛ и Короной также присутствовали территориальные споры (в частности, из-за Тягини), однако не они выступали на первый план.

Крым рассматривал соседние славянские государства как источник поступления доходов в виде «выхода». И если в последнюю четверть XV в. ВКЛ и КП принадлежали к активным противникам Крымского ханства, и отношения этих государств, несмотря на ряд договоров, оставались, в основном, враждебными, в силу чего «выход» в Крым оттуда не поступал, то в первые десятилетия четверти XVI в. ханству удалось добиться получения регламентированного ежегодного «выхода», хотя и носившего менее ущемлявшее престиж государя этих земель наименование «поминков».

В отношениях как с равными по рангу государствами, так и с государствами, некогда зависевшими от Золотой Орды, преобладали войны, набеги, грабежи, сопровождавшиеся разделом добычи, пожалованиями денег, платья, оружия¹⁵⁴.

Чем определялась агрессивность Крымского ханства? Прежде всего демографическим фактором, усугубляемым чрезвычайными событиями, недостатком пищи в результате сравнительного слабого развития земледелия и, в особенности, пашенного¹⁵⁵. Так, после ликвидации Большой Орды значительная часть ордынских феодалов, и, соответственно, всего их многочисленного окружения, нашла прибежище в Крымском ханстве, что, несомненно, вызвало его перенаселение. Уровень развития земледелия становился уже недостаточным для того, чтобы прокормить всех. Призывая Сигизмунда I «не ленитися», собираясь в поход на Русь, крымские послы откровенно объясняли ему ситуацию: «Ест ли ж в том деле лениво будете ступати, царю господару нашему людей своих не мочно на весне будет вняти. Зануж люди голодъны, мусят (должны. — А.Х.) кормится, въседшы на конь, там поедут, где поживенье могут мети¹⁵⁶.

Идеология Крымского ханства восходила к временам Тохтамыша, непосредственно к которому возводили свою власть крымские ханы¹⁵⁷, Тимур-Кутлуга, даже Чингис-хана¹⁵⁸. «Летопись Кипчакской степи» Ризван-паши 1638 г. возводит крымских ханов непосредственно к Чингису¹⁵⁹.

Первая половина правления Менгли-Гирея отмечена целым рядом начинаний в области строительства. В предместье Бахчисарая — Салачике, вблизи Кырк-Ера, был воздвигнут первый ханский дворец, сооружавшийся до конца XVI в., с мечетями, гробницами и банями¹⁶⁰. Доныне сохранились медресе 1500 г. и дюрбе (мавзолей) 1501 г. хана Хаджи-Гирея¹⁶¹ и знаменитый Бахчисарайский дворец 1503 г.¹⁶² К древнейшим фрагментам дворца относятся так называемые «железные ворота», сооруженные Алевизом Новым в 1503 г. — типично ренессансная постройка (портал с двумя пилястрами, увенчанными коринфскими капителями и полукруглым фронтоном¹⁶³).

Широкое привлечение иностранцев различных специальностей — отличительная черта Крымского ханства начала XVI в. Хорошо известно задержание в Крыму архитекторов, набранных в Италии русскими послами¹⁶⁴. Плодом их деятельности стал всемирно знаменитый Бахчисарайский дворец. Менее известно, что казной ханства некоторое время заведовал «слуга» Менгли-Гирея Августин Гарибальди, имевший родственников далеко за пределами Восточной Европы — в Испании¹⁶⁵. Один из его братьев прислал в 1506 г. из Испании Авъкгуштину (Августину) «на котором завъжды (всегда. — А.Х.) скарбы и дела наши лежат», «лист» с приглашением «приехать до Въшпанеи». С просьбой о пропуске Августина Менгли-Гирей обратился к Сигизмунду I. Возможно, Августин — это тот самый Устин-фрязин, который в 1496 г. покинул Русь. Одновременно с Августином Гарибальди в Крыму важное положение заняли Винцент Баптиста (Бальтиста), Потестин, сын Захарии Гвизольфи, выходцы из Великого княжества Литовского (Коморник Яков) и др.¹⁶⁶.

Несмотря на привлечение иностранцев и широкий размах крепостного, дворцового и государственного строительства, в иные области иностранные воздействия не проникли. Базовой оставалась культура скотоводов и, вернее, коневодов, что роднило Крымское ханство с другими ордами. Даже переводы московских писцов бакшеев¹⁶⁷ дают почувствовать стилистику речи скотоводов. Крымские послания изобилуют идиоматическими оборотами такого типа, как «конь потен» (что означает оказаться в стесненных обстоятельствах, когда необходима помощь или убежище). Да и пословицы, употребляемые крымцами, живо рисуют быт кочевников и скотоводов («две бараньи головы в один котел не лезут» и др.)¹⁶⁸.

Данных о грамотности крымцев сравнительно немного, тем не менее, весьма показательно, что ханы умели писать, и вполне сносно, как об этом свидетельствуют подписи их, их ближайших родственников (например, Бурнаш-Гирея), виднейших беев (Эминека, в частности)¹⁶⁹.

Современные исследователи признают, что Крымское ханство было центром высокой культуры, не только татарской, но и османской. Бахчисарайский двор — гибрид прежнего золотоордынского в Сарае и современного османского в Стамбуле — привлекал высокообразованных людей из крымских медресе, равно как и из разных частей Османской империи¹⁷⁰. О появлении в Крыму последних убедительно свидетельствуют лингвистические данные крымских посланий султанам: «кипчакизированный тюркский» середины и конца XV в. в начале XVI в. сменился «кипчакизированным османским» или просто «османским». Писцы Менгли-Гирея владели арабским и персидским, Эминека — арабским¹⁷¹.

Тем не менее, в Крымском ханстве традиции мусульманской золотоордынской культуры в значительной степени были растеряны, хотя и в ханстве существовало значительное количество священнослужителей. Сравнение послания одного из последних ханов Заволжской Орды — Муртазы к Нурдовлату, изобилующее ссылками на «Магатметову молитву», «милосердие божие», милость «Сотворителя всей вселенной» и т. д., с крымскими посланиями явно свидетельствует в пользу того, что культура мусульманства в Большой и Заволжской Орде, остатке Золотой Орды, была гораздо выше, нежели в Крыму. Цветистые обороты послания Муртазы («бранный огонь любовною водою угасили», «кои потоки кровью текли, те опять... молоком протекли»¹⁷²) — отголоски той средневековой литературы, причем литературы художественной, о бытовании которой в Крыму посольские документы не дают никакого представления.

События начала XVI в. отразились и на культурных сношениях Руси и Крыма. Отныне в Крыму возобладала идея о «неверных», о «поганые земли», которую проводил Муртаза в послании Нур-Даулету. Если идеи мусульманства о борьбе с неверными в конце XV в. отступили на второй план сравнительно с целями упрочения собственной власти Менгли-Гирея, то позднее, в конце его правления и при Мухаммед-Гирее данные идеи, проповедуемые выходцами из Большой Орды, стали обоснованием политики Крымского ханства по отношению к Русскому государству.

Примечания

1. Это было заметно и современникам: Литвин Михалон. Трактат о нравах татар, литовцев и москвитян. М., 1994. С. 63.

2. Колли Л. Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам). Взгляд на политические отношения Кафы с татарами в XV в. // ИТУАК. Вып. 50. 1913. С. 99—139.

3. Некрасов А.М. Международные отношения и народы Западного Кавказа. Последняя четверть XV — первая половина XV вв. М., 1990. С. 36—53. Здесь же и литература вопроса.

4. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 165.

5. О роли экстенсивного кочевого земледелия и кочевого земледелия на третьей стадии кочевничества см.: Плетнева С.А. Кочевники средневековья: поиски исторических закономерностей. М., 1982. С. 77—80.

6. План Крыма А.Ф. Бюшинга конца XVIII в. см.: Тунманн. Крымское ханство. Крымгосиздат, 1936. Карта № 2. Ср. план средневекового Крыма: Якобсон Л.Л. Средневековый Крым: Очерки истории и истории материальной культуры. М.—Л., 1964. Между с. 150 и 151.

7. Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай и его вассалы // Уч. зап. МГУ им. М.В. Ломоносова. Вып. 63. История (Т. 2). М., 1940. С. 4—8.

8. В октябре 1490 г. русскому послу, находившемуся в Крыму, была дана инструкция: в случае кочевки Орды (имеется в виду Большая Орда) «между Дона и Крыма» посту не возвращаться (Сб. РИО. Т. 41. № 27. С. 102).

9. Сб. РИО. Т. 95. С. 358—360, 364, 370.

10. Крымцы обычно должны были провожать русских послов из Крыма по Мерли, притоку Ворсклы (Сб. РИО. Т. 41, № 10, 14. С. 39, 52. 14.III.1484). Местом же встречи служили Оскол, Сев. Донец и та же Мерль недалеко от Коломак (Там же, № 14. С. 52). Захария же Гвизольфи ожидали «на усть Миюша и на Тайгане» (Там же № 21. С. 77. IX.1489). Изредка местами встреч послов назначались другие места: «на Семи ниже Гусина брода на усть Ревута реки против Курского городища» (Там же, № 16. С. 58. III.1487). Впрочем, эти места были уже не очень безопасными. В 1489 г. русских ограбили и на Поле, и на Донце в устье Оскола (Там же, № 21, 22. С. 79. Х.1489).

11. «Первых людей Перекопской орды» И.Г. Мамонов в 1516 г. встретил на расстоянии дневного перехода и семи верст от Ислам-Керменя. Сб. РИО. Т. 95, № 16. С. 269. IV.1516.

12. О нем см.: Зимин А.А. Формирование боярской аристократки. С. 139; Backus O. Motives of West Russian Nobles in Deserting Linthuania for Moscow 1377—1514. Lawrence. Kansas, 1957. P. 139.

13. Начальный этап строительства З. Абрахамович относит к 1494 г. (Абрахамович З. Старая турецкая карта Украины. С. 91). В XVIII в. было известно, что строительство крепости прошло 3 этапа, за Днепровским — Озю-городом был сооружен средний Орта, а затем Новый (Ян-Керман), известный уже в 1516 г. (Сб. РИО. Т. 95. С. 309). О строительстве см: Весела Зд. Турецкий трактат об османских крепостях Северного Причерноморья в начале XVIII в. // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. Вып. II. М., 1969. С. 115.

14. В XVII в. здесь жили буджакские татары, платившие ушр (десятину) с захваченного во время набегов имущества как прибрежному аге крымского хана, так и османскому вали (управителю области) Очаковского эйялета (крупной административно-территориальной единицы) (Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. 1. С. 40).

15. Плетнева С.А. Кочевники средневековья: поиски исторических закономерностей. М., 1982. С. 77.

16. Смирнов В.Д. Крымское ханство. С. 119—122, 105; Малицкий Н.В. Заметки по этнографии Мангупа // ИГАИМК. Вып. 71. 1933. С. 11—13; Радлов В.В. Ярлыки Токтамыша и Темир-Кутлуга // ЗВОРАО. Т. III. 1889; Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда. 1937. С. 84—85.

17. Впрочем, А.Л. Якобсон (Якобсон А.Л. Средневековый Крым. С. 128) вслед за В.Д. Смирновым (Смирнов В.Д. Крымское ханство. С. 120) считает, что Гиреи лишь изредка пользовались городом как своей резиденцией.

18. Старокадомская М.К. Солхат и Кафа в XIII—XIV вв. // Феодальная Таврика. Материалы по истории и археологии Крыма. Киев, 1974. С. 162—173.

19. Скворцов М.И. Древние титулы в чувашской ономастике // Диалекты и топонимика Поволжья. Вып. 2. Чебоксары, 1973. С. 33—34.

20. Сб. РИО. Т. 41, № 8. С. 32. 14.V.1482; ЛМ. Книга записей 5, № 4. С. 55. 27.VI.1492. Так же называлась на Руси и Большая Орда (Сб. РИО. Т. 41, № 7, 12, 13, 29, 30. С. 44, 49, 1485 и 1486 гг.). Ср.: Collins L. 1991. P. 381.

21. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй... С. 64; Collins L. On the Alleged «Destruction» of the Great Horde in 1502 // Manzikert to Lepanto. The Byzantine World and the Turks, 1071—1571. Amsterdam, 1991. Byzantinische Forschungen. Bd. XVI. 1991. P. 381—382; Аракин В.Д. Тюркские лексические элементы в памятниках русского языка монгольского периода // Тюркизмы в восточнославянских языках. М., 1974. С. 118.

22. Сб. РИО. Т. 95, № 19. С. 165, 166. VII.1515.

23. Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л., 1934. С. 98—99.

24. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 43.

25. Collins L. 1991. P. 385.

26. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды... С. 44. Этот термин С.Ф. Фаизов ошибочно считает единственным официальным самоназванием ханства (Фаизов С.Ф. Поминки-«тыш» в контексте взаимоотношений Руси-России с Золотой Ордой и Крымским юртом: к вопросу о типологии связей // Отечественные архивы. 1994, № 3. С. 50).

27. Сб. РИО. Т. 41, № 27. С. 100. X.1490. Ср.: Там же. С. 66.

28. Сб. РИО. Т. 41, № 6.

29. Самойлович А.Н. Объяснено ли название «Крым»? // ИТО ИАЭ. Т. III (60). Симферополь, 1929. С. 61—62. Новейшая гипотеза о происхождении названия «Крым» принадлежит Э.М. Мурзаеву, который возводил этот топоним к монгольскому слову «кырым херем, херен» = толстая стена (Мурзаев Э.М. Опыт объяснения названия «Крым» // Изв. ВГО. Т. 80, № 3. 1948. С. 295—298). Так первоначально обозначался Старый Крым — Солхат с его крепостью, а потом и весь полуостров.

30. 27 июня 1492 г. Менгли-Гирея в ВКЛ называли «царем перекопским». ЛМ. Кн. 5, № 4. С. 55. См. также: Там же, № 72. 1. С. 122. 1497 г.

31. Сб. РИО. Т. 95, № 16. С. 269. IV.1516.

32. Сб. РИО. Т. 41. С 368, 430, 444, 445; Т. 95. С 70, 392, 396, 399, 517.

33. Литвин Михалон. Трактат. С. 65, 67.

34. Сб. РИО. Т. 95, № 4. С. 77. О том, насколько преувеличены эти данные, можно судить по сведениям 80-х годов XVIII в., когда общее население Крыма достигало лишь 260—280 тысяч чел. (Вологдин Б.П. К вопросу о численности населения в Крыму // Крым. № 1 (3). 1927. С. 105).

35. Домбровский О.И. Средневековые поселения и исары Крымского Южнобережья // Феодальная Таврика. Материалы по истории и археологии Крыма. Киев, 1974. С. 12—13.

36. Сб. РИО. Т. 41. С. 270—271; Collins L. 1991. P. 377.

37. Сб. РИО. Т. 41. С. 323, 356, 358, 381, 416, 417, 419, 420.

38. Сафаргалиев М.Г. Разгром Большой Орды // Зап. Мордовского НИИ. Саранск, 1949, № 11.

39. Посольская книга Великого княжества Литовского. 1506. С. 29.

40. Плетнева С.А. Кочевники средневековья... С. 129.

41. Домбровский О.У. Указ. соч. С. 51; Kappeler A. Russland als Vielvölkerreich. Entstehung. Geschichte. Zerfall. München. 1992. S. 48.

42. Смирнов В.Д. Татарско-ханские ярлыки из коллекции Таврической ученой архивной комиссии // ИТУАК. № 54. 1918, № 1—3. С. 7—14.

43. Аналогичным было и положение покоренных народов в Золотой Орде (Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 38—39).

44. События, случившиеся в Крыму в царствование Шаин-Гирей-хана (перевод с еврейской современной рукописи, сочиненной караимом Рабби-Азарья, сыном Или) // ВМОИДР. Кн. 24. М., 1856. С. 10З, 130. Ср.: Смирнов В.Д. Крымское ханство. С. 119—120.

45. Сб. РИО. Т. 41. С. 545; Т. 95. С. 72.

46. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. С. 109—117; Петрушевский И.П. К истории института сойургала // Средние века. Вып. VI. 1949. С. 226—246.

47. Ярлыки Хаджи-Гирея и Менгли-Гирея // ИТУАК. № 54.

48. Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 16.

49. В частности, о роде Яшлавских-Сулешевых, взимавших подать с жителей города деньгами и натурой (Лашков Ф.Ф. Исторический очерк крымско-татарского землевладения // ИТУАК. № 22. Симферополь, 1895. С. 73).

50. Lemercier-Quelquejay Ch. 1971. P. 488.

51. Сб. РИО. Т. 41, № 16. С. 58.

52. События... С. 101, 104.

53. Manz B.F. The Clans of the Crimean Khanate. 1466—1533 // HUS. Vol. 33, № 3. September 1978. P. 282—307.

54. Inalcik H. The Khan and the Tribal Aristocracy: The Crimean Khanate under Sahib Giray 3 // HUS. Vol. III—IV. 1979/80. P. 450.

55. Наместники Перекопа, в качестве которых выступали то царевичи, то представители рода Кипчаков, получали половину доходов, в том числе и торговых, которые в этом городе достигали значительных размеров. См. подробнее: Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 27.

56. Там же. С. 32.

57. Lemercier-Quelquejay Ch. 1971. P. 481—482.

58. Introduction. P. 11; Ср. Е 3179 // KCAMPT. Р.

59. Сб. РИО. Т. 41, № 1; Inalcik H. The Khan... 1979/80. P. 449.

60. Inalcik H. The Khan... 1979/80. P. 450; Некрасов А.М. Указ. соч. С. 39—41.

61. Сб. РИО. Т. 41. С. 8, 20, 24.

62. РИБ. Т. 27. Стб. 331, 335, 338.

63. KCAMPT. Е 3179, Е 6495.

64. Сб. РИО. Т. 41. С. 31, 33, 34, 36, 40, 49, 54, 56 и др.

65. Там же. С. 352, 375, 387, 425, 460, 484, 535. См. подробнее: Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 31.

66. KCAMPT. Е 6474.

67. Collins L.J.D. The Military Organisation and Tactics of the Crimean Tatars, 16—17-th Centuries // War, Technology and Society in the Middle East. London, 1975. P. 260. Ср.: Ищенко С.Л. Война и военное дело у крымских татар XVI—XVIII вв. (по запискам иностранных путешественников и дипломатов) // Северное Причерноморье и Поволжье в XII—XVI вв. Ростов-на-Дону. 1989. С. 139.

68. Lemercier-Quelquejay Ch. Les Khanates de Kazan et de Crimée... P. 488.

69. Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 31, 35.

70. Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах // Труды Вост. отд. имп. РАО. Т. 10. СПб., 1864; Веселовский Н.И. Несколько пояснений касательно ярлыков, данных ханами Золотой Орды русскому духовенству // Зап. ИРГО по отд. этнографии. Т. 34. СПб., 1900. С. 525—536; Schamiloglu U. The Qaraci Beys of the Later Golden Horde. Notes on the Organisation of the Mongol World Empire // Archiwum Eurasiae Medii Aevi. 1984, № 4. P. 283—297.

71. Русские источники почти также называют все эти прослойки элиты, добавляя к ним сейидов — наследников Пророка, глав улем. Нукерам в посольских книгах соответствуют ички-беглеры. Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 38—39.

72. Inalcik H. The Khan... P. 448. См. подробнее работу О. Акчокракли (Гл. 1, прим. 231).

73. Lemercier-Quelquejay Ch. Les Khanates de Kazan et de Crimée... P. 481—482.

74. Сб. РИО. Т. 95. С. 358; Collins L. P. 387.

75. Сб. РИО. Т. 95, № 16. С. 313. Ср.: Inalcik H. The Khan... P. 449.

76. Inalcik H. The Khan... P. 448. См. подробнее работу О. Акчокракли (см. прим. 231 главы 1).

77. Inalcik H. The Khan... P. 445.

78. Абуль-Гази. Родословное древо тюрков // Изв. Общ. археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те. Т. XXI. Вып. 5—6. С. 156, 188, 203; МОИДР Т. X. М., 1851. С. 130.

79. Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 32—33.

80. ПСРЛ. Т. VIII. СПб., 1859. С. 158, 216; Т. XII. С. 124; Т. XXIV. Пг., 1921. С. 193.

81. Сб. РИО. Т. 41. С. 108, 211, 358, 385, 515, 520.

82. Collins L. On the Alleged «Destruction» of the Great Horde... P. 384.

83. Сб. РИО. Т. 41. С. 467, 471, 518.

84. Там же. Т. 95. С. 298.

85. Их родословие таково: Мамай-Мансур-Олекса, Иван, Борис, Лев-Михайло-Елена-Иван IV (Вр. МОИДР. Т. X. М., 1851. С. 195; ЛМ. Кн. 5). Не исключено, впрочем, что это родословие — изобретение середины XVI в., призванное лишь обосновать претензии Ивана IV на Астрахань. Ср. Бычкова М.Е. Родословие Глинских из Румянцевского собрания // Зап. отдела рукописи ГБЛ. М., 1977. Вып. 38. С. 107—125.

86. Сб. РИО. Т. 95. С. 144; Врем. МОИДР. Т. Х. С. 84, 195; Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 31—34.

87. Смирнов В.Д. Татарско-ханские ярлыки из коллекции Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь, 1917, № 3. С. 11—12; Л.М. Книга записей 5, № 72. I. С. 122. 1497 г. Ян Олбрахт, польский король, именовал хана «цесарем перекопским» (Там же, № 742. С. 128. 1497). На титул хана еще в конце XVIII в. обратил внимание Тунманн. Он приводит такую формулу титула: «Великий хан Великие Орды и престола Крыма и степей Кыпчака» (Тунманн. Крымское ханство. Симферополь. 1991. С. 23). Вероятно, формула «хан престола Крыма» соответствует другой — «хану трона», которая восходит к ордынской традиции середины XIV — конца XV вв. (Collins L. Op. cit. P. 380—381) и включает власть над «ордой» с людьми и над улусами.

88. Collins L. On the Alleged «Destruction» of the Great Horde... P. 391.

89. Tardy L. The Caucasian Peoples and Their Neighbours in 1404 // AOH. Vol. XXXII (1). 1978. P. 90—91.

90. Усманов М.Л. Жалованные акты... С. 61.

91. Сб. РИО. Т. 95. С. 19—30, 70—76; Книга посольская Великого княжества Литовского. С. 67, 70, 71; Усманов М.А. Жалованные акты. № 12. С. 36.

92. Сб. РИО. Т. 95. С. 39, 172. IX.1508; VII.1515.

93. Collins L. On the Alleged «Destruction» of the Great Horde in 1502. P. 390.

94. Сб. РИО. Т. 41. С. 420, 426, 444; ПСРЛ. Т. XX. С. 262.

95. Papée F. Acta. № 3105—3106. Дмитрию Путятичу посол Менгли-Гирея объявил, что «цара отца столец взял» (ЛМ. Книга записей 5, № 107.4. С. 181).

96. РГАДА. Ф. 389. Книга записей 7. Л. 15 об.

97. Домбровский и Борзенко. Бахчисарайские арабские и турецкие надписи // ЗООИД. Т. II. Одесса, 848. С. 526.

98. Якобсон Л.Л. Средневековый Крым. С. 181. Прим. 92. См.: Эрнст Н.Л. Бахчисарайский ханский дворец и архитектор великого князя Ивана III Алевиз Новый // ИТОИАЭ. Т. 11 (59). Симферополь, 1928. С. 39—54.

99. Collins L. On the Alleged «Destruction» of the Great Horde... P. 370.

100. Сб. РИО. Т. 95. С. 7, 12.

101. Временный отъезд Янкувата в Большую Орду в 1488—1489 гг. на юрт дяди Темира не отразился на его положении в Крымском ханстве, куда он вернулся уже в 1490 г. В 1491 г. на его дочери женился царевич Ямгурчей (Сб. РИО. Т. 41. С. 54, 56, 74, 103, 122, 144, 145, 203. См. подробнее: Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 32).

102. Сб. РИО. Т. 41. С. 74, 108, 252, 518.

103. Литвин Михалон. Трактат. С. 62.

104. Collins L.G. On the Alleged «Destruction» of the Great Horde... P. 361—399.

105. Іналджик I. Боротьба за Східно-Європейську імперію 1400—1700: Кримський Ханат, Османи та піднесення Російської імперії // Кримські татари: минуле та сучасність. Збірник матеріалів. Київ, 1995. С. 116—129.

106. Там же.

107. Уже в октябре 1516 г. в Москве было известно, что султану будет «валка» с «кизилбашем». Сб. РИО. Т. 95, № 21. С. 370. X.1516.

108. Сб. РИО. Т. 95, № 16. С. 305.

109. Сб. РИО. Т. 95, № 21. С. 368. Х.1516.

110. Крымцы проявляли интерес и к иконам. Царевич Ахмат в 1512 г. вывез «больше 12 тысяч парсун» (РГАДА. Ф. 389. Книга записей 7. Л. 221).

111. Смирнов В.Д. Татарско-ханские ярлыки из коллекции Таврической ученой архивной комиссии. Симферополь, 1917. С. 13.

112. KCAMPT. Е. 11. 776/11. P. 41.

113. Сб. РИО. Т. 95, № 16. С. 290. IV.1516.

114. Ostapchuk V. The Publication of Documents on the Crimean Khanate in the Topkapi Sarayi: New Sources for the History of the Black Sea Basin // Harvard Ukrainian Studies. 1982. Vol. VI. № 4 (далее — Ostapchuk V. 1982).

115. Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. I. С. 217.

116. Сб. РИО. Т. 95, № 16. С. 291. IV.1516.

117. Сб. РИО. Т. 95, № 3. С. 65. II.1509.

118. KCAMPT. Е. 1301.

119. Об этом термине см.: Inalcik И. The Customs Register of Caffa. 1487—1490. Harvard. 1996. P. 189.

120. Berindei M., Veinstein G. La présence ottomane au sud de la Crimée en mer d'Azov dans la première moitié du XVI siècle // CMRS. 1979. Vol. 20. P. 398—399, 414: Inalcik H. 1996. P. 99.

121. Inalcik H. 1996. P. 100.

122. Fischer A.W. Les rapports ottomans avec la Crimée. L'aspect financier // CM RS. Vol. 13, № 3. P. 368—382; Introduction // KCAMPT. P. 4—5.

123. Сб. РИО. Т. 41, № 28. С. 105. 25.IV.1491; РГАДА. Ф. 389. Кн. зап. 7. Л. 7об.

124. Lemercier-Quelquejay Ch. La structure sociale, politique et religieuse du Caucase du Nord au XVI-e siècle // CMRS. Vol. XXV. № 2—3. IV—IX.1984. P. 125—148.

125. Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. I. С. 95—100.

126. Ostapchuk V. 1982. P. 249.

127. Русские послы в Крыму получали сведения о внешнеполитической активности Османского султаната не только и не столько от крымцев, но от русских купцов, ездивших в Стамбул. Так, в 1501 г. Мамонов рассказывал о военных действиях османов в Италии и Венгрии со слов ярославца Михаила Ярцова, вернувшегося из Стамбула. Сб. РИО. Т. 41, № 72. С. 357. VII.1501.

128. Сб. РИО. Т. 95, № 13. С. 229—210. 2.VIII.1515.

129. Сб. РИО. Т. 41, № 89. С. 471, IV.1503.

130. Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. I. С. 218.

131. Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. I. С. 219.

132. Походы на Подолье были предприняты в 1493 г. Сб. РИО. Т. 41, № 40. С. 181, 1493.

133. Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. 1. М., 1961. С. 34.

134. Там же. С. 38.

135. Абрахамович З. Старая турецкая карта Украины. С. 76—88. В связи о этим проектом, вероятно, и был послан в Черное море османский флот в июне 1497 г.

136. Сб. РИО. Ф.41, № 28. С. 105. 25.IV.1491.

137. Ахмат утверждал, что султан Селим — его друг и настоятельно требовал от русских дипломатов присылки ему поминков, предназначенных столь высокому «другу». Сб. РИО. Т. 95, № 21. С. 382, 384, Х. 1516; № 30. С. 520. VIII—1518; № 37. С. 670.

138. Там же, № 36. С. 631, III.1519.

139. Там же, № 10. С. 171. VIII—XII.1515.

140. Там же. С. 283—286, 390—398, 402—404, 411—413, 415. Ср. также: с. 298, 300, 361, 388, 433, 462.

141. Там же, № 10. С. 171.

142. Сб. РИО. Т. 95, № 3. С. 670.

143. Там же. Т. 41, № 72. С. 356—357. VII.1501.

144. Lemercier-Quelquejay Ch. La structure sociale, politique et religieuse. P. 125—148.

145. Некрасов А.М. Международные отношения и народы Западного Кавказа. С. 42, 52—53.

146. Там же. С. 88—89.

147. Кеппен. Крымский сборник. СПб., 1837. С. 85—87.

148. Колли Л. Исторические документы о падении Кафы // ИТУАК. № 45. Ч. 25. Симферополь, 1911. С. 4—5.

149. Сб. РИО. Т. 41, № 56. С. 254. VIII.1498. Последствия конфликта рассматривались еще в 1498 г. «А что царевы Менгли-Гиреевы люди поймали великого князя людей в Перекопском в устье, и царь отвечал: те люди побили ещо турков, и тех людей турки собрали да и попродали».

150. Пословицы, поговорки и приметы крымских татар, собранные гг. Боданинским, Мартино и Мурасовым / Под ред. А.Н. Самойловича и П.А. Фалеева // ИТУАК. № 52 (год 28-й). Симферополь, 1915. С. 56.

151. Сб. РИО. Т. 41, № 28, 29. С. 107, 111. 25 и 26.IV.1491.

152. Там же, № 28. С. 106. 25.IV.1491.

153. ЛМ. Книга записей 5, № 4. С. 56. 27.VI.1492; № 12. С. 66. 19.XII.1492.

154. Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай. С. 45.

155. В.Е. Сыроечковский выделил три района пашенного земледелия, Крыму, два из которых связаны, по его мнению, со старинными греческими традициями, и лишь один — результат земледельческих начинаний самого Крыма. Описание Барбаро дает представление о хаотическом земледелии в степях Причерноморья.

156. Книга посольская Великого княжества Литовского. 1506. С. 28.

157. Pulaski K. Stosunki Polski z Tatarszyzną od. połowy XV wieku. T. I. Stosunki z Mendli-Girejem, chanem tatarów perekopskich (1469—1515). Acta i listy. Kraków, Warszawa, 1881, № 76. S. 290; Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды. С. 175; Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй. С. 165. Ср.: Вельяминов-Зернов В.В. Исследование. Т. I. С. 95, 229—230; Григорьев А.П. Эволюция формы адресанта в золотоордынских ярлыках XIII—XV вв. // УЗЛГ. № 383. Сер. востоковедч. наук. Вып. 19. Востоковедение. № 3. Л., 1977. С. 144.

158. В XVI в. Эвлия Челеби в качестве великих называл именно этих лиц, добавляя к ним Менгли-Гирея. Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. 1. С. 192.

159. Зайончковский А. «Летопись Кипчакской степи» (Теварих- и Дешт-и Кипчак) как источник по истории Крыма // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. Вып. II. М., 1969. С. 17.

160. Броневский М. Описание Крыма 1578 г. / Пер. с лат. Г. Шершеневича // ЗООИД. Т. VI. 1867. С. 344.

161. Якобсон А.Л. Средневековый Крым. С. 141—142.

162. Гернгросс (Всеволодский) В. Ханский дворец в Бахчисарае // Старые годы. 1912, апрель. С. 3—32; Никольский Н.В. Бахчисарай и его окрестности. Симферополь, 1927. С. 28—47.

163. Якобсон А.Л. Средневековый Крым. С. 143. Их изображение см.: там же, табл. XXXVIII.

164. Сб. РИО. Т. 41, № 100. С. 55; см. подробнее: Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений конца XV — начала XVI вв. М., 1980. С. 195, 244.

165. Книга посольская Великого княжества Литовского. 1506. С. 26—27.

166. Там же о деятельности Авг. де Гарибальди сохранились документальные свидетельства 1512 г. Его рукой после 19 марта 1512 г. был записан пышный титул Менгли-Гирея (РГАДА. Ф. 389. Книга записей 7. Л. 206 об.).

167. Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. Т. IV. СПб., 1911. Стб. 1446.

168. Сб. РИО. Т. 41, № 61. С. 288. X.1499.

169. KCAMPT. P. 66, 76—77, 99.

170. Ostapchuk V. The Publication of Dokuments on the Crimean Khanate in the Topkapi Sarayi: The Documentary Legacy of Crimean-Ottoman Relations // Turcica. Revue des etudes turques. T. XIX. № 65—66. 1987. P. 254.

171. KCAMPT. P. 41, 64, 67, 70, 77, 88, 89, 93, 95, 97, 99, 83, 59, 80. Известно в Крыму было и «русское писмо» (Сб. РИО. Т. 41, № 1. С. 8).

172. Сб. РИО. Т. 41, № 19. С. 69. Х.1489.