§ 1. Русь в системе международных отношений конца XV — начала XVI вв.

Важнейшим политическим процессом в Европе конца XV — начала XVI вв. было формирование национальных государств, становление которых отвечало не только интересам городов, но и нации в целом. Этот процесс охватил все районы Европы, за исключением Центральной, Южной и Юго-Восточной ее частей¹. В период формирования национальных государств одним из важнейших вопросов межгосударственных отношений был территориальный. Для Руси он стоял очень остро. Огромная часть русских земель находилась в составе Великого княжества Литовского, ближайшего соседа Руси на Западе. Если в период собирания ранее независимых русских земель — Тверского княжества, Новгородской феодальной республики и др. — задача русской дипломатии сводилась к обеспечению нейтралитета со стороны Великого княжества Литовского², то в конце 80-х гг. XV в. ситуация изменилась. На повестку дня встал вопрос о возвращении русских земель, находившихся в составе Великого княжества Литовского, не только дипломатическим путем, но и военным. В результате пяти военных кампаний на западной границе Русского государства 1487—1494, 1500—1503, 1507—1508, 1512—1514 и 1517—1518 гг.³ были присоединены территории северских земель и Смоленск.

Однако и в это время важная роль принадлежала дипломатическим контактам. Первым союзником Руси в борьбе с Великим княжеством Литовским стал венгерский король Матвей Корвин, сношения с которым Иван III завязал в 1482 г. В 1487 г. был заключен русско-венгерский союз, направленный против Ягеллонов. Корвин, однако, не оказал действенной помощи Ивану III, поскольку главное его внимание было поглощено удержанием Австрии, наследственного владения Габсбургов, борьбой против короля Чехии Владислава Ягеллона⁴. Смерть Корвина и переход Венгрии под власть чешского короля положили конец этому союзу.

Более длительными были сношения России с Молдавией, в русских источниках называвшейся Валахией. Оплот православной культуры, прибежище славянской (из Болгарии и Сербии) и греческой эмиграции, Молдавия времени Стефана III (1457—1504) переживала эпоху расцвета. Несмотря на не прекращавшиеся с 1473 по 1487 гг. молдаво-турецкие войны и попытки Польши и Венгрии подчинить это государство, Молдавии удалось отстоять независимость. Начало русско-молдавских отношений приходится на 1471 г., следующий после отказа Молдавии от признания вассальной зависимости от Короны Польской, год первого похода Ивана III на Великий Новгород. В конце 70-х гг. Стефан Великий выступил с проектом династического брака его дочери Елены и сына Ивана III — Ивана Ивановича Молодого. Внучка киевского князя Александра (Олелько) и наследница «старых» римлян, от которых, согласно славяно-молдавской летописи, произошел ее отец, стала великой княгиней московской в 1483 г. Этот брак давал основание великим князьям московским претендовать на звание государей всей Руси, обосновывал претензии на возвращение «матери» городов русских — Киева не только правом старины, но и силой династических связей, столь прочных в позднее средневековье⁵. Уже в 1490 г. Иван III говорил послу кайзера Максимилиана I Георгу фон Турну о желании вернуть свою «отчину — Киевское великое княжество»⁶.

Сложность международного положения Молдавии, теснимой Османской империей, которой в 1484 г. удалось захватить Килию и Белгород, последние порты на Черном море, и Короной Польской, зависимость от которой Стефан Великий признал в 1485 г., первое время затрудняла совместные действия Руси и Молдавии. Лишь в 1489 г. русско-молдавские отношения снова стали на прочную почву антиягеллонского союза. В связи с заключением польско-османского договора в 1489 г. Стефан III признал венгерский сюзеренитет, и Молдавия вошла в систему антиягеллонских отношений⁷. В период 1489—1496 гг. был заключен русско-молдавский договор⁸; стороны ежегодно обменивались посольствами (1490, 1491, 1492 гг. и др.⁹).

Несмотря на то, что с 1490 г. Молдавия стала объектом соперничества между Владиславом Ягеллой, королем чешским, Яном Олбрахтом, королем польским, и Максимилианом Габсбургом, что закрепил конгресс Ягеллонов в Левоче в 1494 г., положивший начало дипломатической изоляции Молдавии в Европе¹⁰, а также на заключение Иваном III договора с одним из Ягеллонов — Александром, великим князем литовским¹¹, русско-молдавские отношения продолжались. В это время русско-молдавский союз был направлен не столько против Ягеллонов, сколько против Османского султаната. В 1496—1497 гг. Молдавии с помощью России удалось овладеть «местом сильнейшим» — одним из портов на Черном море в устье Дуная — Монкастро. Победа Стефана Великого под Монкастро трактовалась как огромное достижение в борьбе с османами во всей Европе.

1497-й год стал кульминацией дружественных русско-молдавских отношений. В целях подчинения Молдавии польский король Ян Ольбрахт решился на вооруженное вторжение в страну. Польские войска сначала осадили Сучаву, потом двинулись в Буковину, где в Козминском лесу потерпели сокрушительное поражение от войск Стефана III¹². В ходе этих событий Россия оказала дипломатическую поддержку Молдавии. Иван III настойчиво требовал от Александра, чтобы литовское войско не участвовало в польско-молдавском конфликте¹³. Естественным следствием и продолжением дружественных русско-молдавских отношений было провозглашение 4 февраля 1498 г. внука Стефана III и Ивана III Дмитрия великим князем московским и государем всея Руси. Однако 1497 г. оказался не только кульминационным, но и последним годом русско-молдавского союза. Согласно новому договору Молдавия, сохранившая неприкосновенность территории и власть своего государя, поступала под покровительство Ягеллонов, обязавшихся помогать ей в случае османского нападения¹⁴. Последнее не заставило себя ждать. Осенью 1498 г. — в начале 1499 г. на Молдавию и Южную Русь двинулось многочисленное османское войско¹⁵. У Молдавии не оставалось другого выхода, кроме признания вассальной зависимости от Польши. Договор Молдавии и Польши был заключен в июле 1499 г. После его утверждения союз с Молдавией почти терял всю свою привлекательность для России. Отныне Молдавия входила в коалицию Ягеллонов и могла представлять интерес для России только как территория, по которой должны были передвигаться русские послы, направлявшиеся на юг или юго-запад Европы.

Четвертой державой, отношения с которой для России определялись первоначально борьбой против Великого княжества Литовского, была Священная Римская империя, с 1474 г. получившая название Священной Римской империи германской нации. Она включала одно королевство — Чехию, одно эрцгерцогство — Австрию, несколько герцогств, курфюршеств, архиепископств и епископств, две республики — Флоренцию и Сиену, десятка два имперских городов и ряд иных государственных образований в Центральной, отчасти Южной и Северной Европе. Во главе этого лоскутного государства — конгломерата почти ничем не соединенных территорий, разъедаемых бесконечными войнами и раздорами князей, рыцарства и городов, — стоял император, вершина всей средневековой иерархии европейских государей. Власть его была почти номинальной, поскольку имперская казна пустовала, а имперское войско практически отсутствовало.

Отношения Руси и Империи завязались во второй половине 80-х гг. XV в., когда возникла серьезная опасность потери Империей Венгрии, Чехии и части земель австрийского эрцгерцогства, на которые претендовала Венгрия. Чехия же оказалась в руках одного из Ягеллонов — Владислава. Возможно, именно поиски союзников против Ягеллонов и привели в Москву посланника императора Фридриха — Николая Поппеля. Во время второго приезда в Москву в 1486 г. он предложил России союз маркграфа баденского Альбрехта или саксонского курфюрста Иоганна с одной из дочерей Ивана III. С целью включения Руси в политическую систему Священной Римской империи Н. Поппель предложил Ивану III королевский титул. В результате посольства в Империю Ю. Траханиота с ответным визитом и проектом договора в Москву прибыл Георг де ла Торре (фон Турн), который предложил заключить союз короля Максимилиана и великого князя Ивана III, особо оговорив помощь России королю Максимилиану для возвращения ему Венгерского королевства. Противниками были названы чешский король Владислав Ягеллон и король польский Казимир.

Проект договора, выработанный в Москве в 1490 г., вносил некоторые поправки к имперскому тексту: стороны обязались помогать друг другу, «где будет... мочно», не конкретизируя направленности союза и подчеркивая взаимность обязательств помощи. Русско-имперский договор был заключен 23 июня 1491 г., когда уже ясно определился исход войны за Венгрию, ставшую после смерти Матвея Корвина объектом соперничества Империи и Чехии.

Нападение крымских татар на г. Алексин (РНБ. Миниатюра Лицевого свода XVI в. Шум. том. Л. 471 об.)

Война началась успешно для Максимилиана. Осенью 1490 г. ему удалось захватить Вену и Буду. Этим его успехи и ограничились. К середине лета 1491 г., когда прибыли русские послы, Венгрия уже фактически была в руках Владислава. Не довольствуясь утверждением «докончальной грамоты», Максимилиан выдвинул проект северного блока против Казимира, в который должны были войти великий князь всея Руси, гроссмейстер Тевтонского ордена, прусские города и магистр Ливонского ордена. Союз Руси с крымским ханом Менгли-Гиреем и господарем Стефаном угрожал Казимиру и с южной стороны. Итогом заключения подобного союза, по мысли Максимилиана, должен был стать отказ Казимира от поддержки Владислава, а Владислава — от Венгрии.

Однако этому союзу в 90-е гг. XV в. не суждено было осуществиться. Иван III, оказавшийся осведомленным о Прессбургском мире Империи и короля чешского и венгерского Владислава, 7 ноября 1491 г. отказался поддерживать Максимилиана военными силами и вступать в предложенный им союз.

Итогом войн с Великим княжеством Литовским оказалось не только территориальное приращение за счет Северских земель и Смоленска, благодаря чему значительно увеличилось и население Русского государства, и его размеры, но и распространение мнения о Руси как серьезной военной силе. Особенно внимательно за успехами Руси следили в Италии. Об этом можно судить по многочисленным записям в дневниках Марино Сануто, секретаря венецианской синьории¹⁶, свидетельствующих о том, как тщательно собирались сведения о русско-литовских военных действиях, об участии Руси в борьбе Молдавии против Османской империи.

Как ни парадоксально, но распространению военной славы Руси в Европе немало способствовали польские политические деятели. Посвященное войне 1507—1508 гг.¹⁷ сочинение польского хрониста Б. Ваповского было опубликовано в Риме в 1508 г. О ходе военных действий в 1512—1514 гг. Венецию и Рим оповещали многочисленные польские послы и гонцы. Поражение русских войск под Оршей осенью 1514 г., не изменившее ни хода, ни результатов войны, послужило предлогом для посланий польского короля Сигизмунда I¹⁸, канцлера Матвея Джевицкого, Яна Дантишка и Б. Ваповского, в которых они наперебой восхваляли успехи Польско-Литовского оружия в борьбе с могущественнейшим и сильнейшим противником. Преувеличенные цифры численности русского войска, сообщаемые в многочисленных польских реляциях о победе под Оршей, должны были произвести впечатление на всю Европу. Ведь даже Максимилиану не удалось бы собрать 100-тысячное войско, приписываемое Василию III в послании Сигизмунда I Владиславу, королю чешскому.

Шум, который подняли поляки по поводу сражения под Оршей, заставил всю Европу уважать силу самого восточного государства, а Руси — поставить вопрос о титулатуре главы государства¹⁹. Он был одним из важнейших в период образования единого Русского государства как внутри страны, так и за ее пределами. В конце 70-х гг. в титуле Ивана III появился термин «государь», показывавший неограниченность власти великого князя внутри страны и независимость ее от кого-либо извне. Употребление этого титула по отношению к новгородцам вызвало хорошо известный конфликт 1477 г.²⁰

Формирование понятия «государь» в качестве неограниченного в правах главы нового государства вызвало к жизни и новый термин для обозначения самого этого объединения. Представление о Руси, как о сумме княжений, вытесняется новым — как о едином политическом организме — «государстве». Наряду с термином «государь» в титулатуре Ивана III в 80-е гг. спорадически появлялся и другой термин — «царь», причем «царь всея Руси». Последние слова подчеркивали право русских государей на все этнографически русские земли, в чьем бы подчинении они не находились. Приращение титула великого князя в 1483—1484 гг. вызвало переполох в Великом княжестве Литовском. В 1483 г. распространился слух, исходивший из Польши, будто Иван III потребовал у папы «королевскую корону во всей Русской нации». Получение королевской короны поставило бы Русь в один ряд с владетелями Польши, Венгрии, Дании, Франции, Англии, Неаполя, Кастилии и Арагона, Шотландии и Чехии, то есть лишь на ступеньку ниже главы средневековой иерархии европейских государей — императора Священной Римской империи. По-видимому, к 1483—1484 гг. относятся переговоры Казимира с папой, которого польский король просил, чтобы тот не «уделал великого князя кралем»²¹.

Несмотря на противодействие великого князя литовского и короля польского, который в своей «верющей грамоте... великого князя Ивана имя» писал «без титлы ж и всея Русии не написан» (как отмечала русская посольская книга о переговорах 1488 г.²²), к 1487 г. относится широкое употребление полной титулатуры великого князя во внешних сношениях с другими странами. Русские послы в Италии в 1488 г. были приняты как послы русского «короля»²³.

В 1488 г., то есть в самый разгар русско-польского конфликта вокруг титула русского государя, в Москве появился Николай Поппель, предложивший Ивану III королевский титул от имени римского короля.

Федор Курицын по поручению великого князя заявил: «...мы божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы..., а поставления, как есмя наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим»²⁴. В словах Ф. Курицына нашла выражение «идея политического суверенитета Русского государства и его равноправия с другими великими державами» (Я.С. Лурье²⁵), которая давно уже была основанием дипломатической практики русского правительства. Отстаивая идею политического суверенитета Руси, поднимая престиж страны и возглавлявшего ее государя, правительство Ивана III лишь один раз допустило ошибку, не внушив своим послам в Литву в 1494 г. идею важности вопроса о титуле²⁶. Посольство С.И. Ряполовского и В.И. Патрикеева должно было подвести итоги победоносной войны: заключить договор, закреплявший переход в состав Руси части Северских земель, окончательно договориться о браке великого князя литовского Александра с княжной Еленой Ивановной. В проекте договора титул Ивана III был указан полностью: «государь всея Руси» и многочисленных русских земель.

Литовским дипломатам удалось подписать договор, в котором Иван III не имел указанного титула. Венчание Дмитрия-внука в 1498 г., совершенное по правилам венчания наследника византийского императора, позволило деду выступить в роли царя, подобного византийскому императору передающего царство своему преемнику, и тем самым поднять свой престиж. Это, несомненно, обострило вопрос о титулатуре в русско-литовских отношениях. Отказ Александра и на этот раз признать претензии своего тестя на титул «государя всея Руси» послужил дополнительной причиной развязывания русско-литовской войны 1500—1503 гг. Победа Руси и в этой, и в двух последующих войнах с Великим княжеством Литовским привела к признанию новой титулатуры великого князя не только в странах, дружественных Руси, таких как Дания, но и во многих других (в Ливонии, в Империи, в ганзейских городах). Впрочем, в последних великого князя давно именовали «кайзером». Наибольшим дипломатическим успехом было заключение договора с императором Максимилианом в 1514 г. В нем Василий III был назван «царем». Отныне официально признавался суверенитет русского государя, равного императору Священной Римской империи, в решении общеевропейских дел.

Главным из них на протяжении конца XV — начала XVI вв. оставалось отражение османской угрозы. Султанат, овладевший всеми славянскими территориями юго-восточной Европы, быстро продвигался на запад. В 1463—1479 гг. Венеция потеряла о-ва Лемнос и Скутари. В 1475 г. пала Кафа, крупный торговый пункт на Черноморье, где осуществлялись непосредственные контакты русских и итальянских (по преимуществу генуэзских) купцов.

Отныне и Русь косвенным образом становилась жертвой османского ига²⁷: Находившиеся в непосредственной близости от Руси Крымское и Казанское ханства стали вассалами Османской империи, хотя и с некоторыми элементами самостоятельной политики²⁸. Впрочем посольство М.А. Плещеева 1498 г. открыло период длительных мирных сношений Руси с Турцией²⁹.

Однако прочные связи Руси с государствами и народами (в частности, сербским)³⁰, ведшими борьбу против Турции, «давали европейским политикам основание предполагать, что Русь принадлежала к антиосманскому лагерю, который не оформился в коалицию ни в конце XV, ни в начале XVI в. Некоторые попытки в этом отношении предпринимались. Прощупывалась почва для вовлечения Руси в антиосманский союз»³¹. Сношения Руси с папством, итальянскими городами, Молдавией и Венгрией казались на западе удобной почвой для вовлечения Руси в антиосманскую лигу. Попытки привлечения Руси к антитурецкому лагерю делали римские папы, используя для этого любой удобный повод. Первый из них дала женитьба Ивана III на Софье Палеолог. Денежная поддержка Зои Палеолог, отправка на Русь вместе с невестой папского легата Ант. Бонумбре свидетельствуют о том, что папа всерьез надеялся на успех в деле привлечения Руси к антиосманской коалиции и окатоличения страны.

Некоторые историки переоценивают роль папской поддержки Ивану III. И.Б. Греков полагает, что договоренность о браке Ивана III с Зоей Палеолог послужила причиной охлаждения римского престола к Казимиру, что, в свою очередь, делало пассивной его политику на востоке в период присоединения Великого Новгорода³².

В русской и зарубежной историографии XIX в. была распространена идея переноса византийского наследства. Софье приписывалась ведущая роль во внешней политике Русского государства — от освобождения от иноземного ига до введения герба в виде двуглавого орла. Историки XX в. показали, что роль Софьи в становлении идеологии Русского государства была значительно меньше, чем ей приписывалась ранее³³. Однако в Италии начала нового времени идея переноса византийского наследства на Русь была распространена. Там надеялись, что коль скоро великий князь предъявит свои права на константинопольское наследство, на которое он по праву брака может претендовать в связи с отсутствием мужского потомства у византийских императоров³⁴, он вынужден будет выступить против Османской империи. На Руси эта идея не нашла отклика. И хотя Софья в 1499 г. после победы партии ее сына Василия над Дмитрием-внуком называла себя «царевной царьгородской великой княгиней московъской Софьей великого князя московъского»³⁵, русские летописи титуловали ее значительно скромнее: «великой княгинею» или «грекиней». Попытка Венеции использовать Русь как кратчайший путь для сношений с Золотой Ордой натолкнулась на противодействие Ивана III. Венецианский посол Тревизан после годовой задержки на Руси был, наконец, отправлен на юг к «царю» Ахмату, которого он намеревался склонить к выступлению против Османской империи³⁶.

Более гостеприимный прием нашел у Ивана III Амвросий Контарини, побывавший в Москве на обратном пути от Узун-Гассана³⁷. Пользуясь получением «от папы от Павла... листов, что послом великаго князя волно ходити до Рима по всей земли Латынской, и Немецкой, и Фрязьской, и по всем тем земълям, которые земли под его папежство присягают, даждь и до скончания миру»³⁸, доставленных на Русь Антонио Джислярди, Иван III в 1474 г. отправил в Рим и Венецию Семена Толбузина с поручением сообщить синьории о благополучном продолжении путешествия Тревизана на юг, а заодно привезти «мастера на церковь»³⁹.

Действительно, 26 марта 1475 г. Толбузин вернулся с первой партией итальянских архитекторов⁴⁰, среди которых был и знаменитый Аристотель Фиораванти, архитектор, строитель Успенского собора в Москве, инженер, литейщик, ведавший московской артиллерией в начале 80-х гг. XV в.⁴¹

Укрепление отношений с папским престолом и итальянскими городами правительство Ивана III умело использовало для привлечения на русскую службу прославленных мастеров Итальянского Возрождения. Специалисты с универсальными дарованиями, поступившие на службу «великому князю Московскому», способствовали повышению авторитета великого князя, совершенствованию его армии, облегчая тем самым дело создания единого Русского государства. Политику привлечения на русскую службу итальянских мастеров русское правительство продолжало и в 80-е гг. После некоторого ослабления дипломатических связей Руси с Италией в конце 70-х — первые годы 80-х гг., в 1483—1484 гг. в Италию ездил Мануйло грек, вероятно Ралев. Мастеров, нанятых им, он оставил в Валахии «со своим человеком» Степаном Стаматом, который должен был вернуться через Орду⁴².

Следующее посольство в Италию возглавлял Юрий (Георг) Траханиот, посетивший Милан, Рим, Венецию. Предметом его переговоров с главами итальянских городов-государств, по Дж. Барбьери, опубликовавшему многочисленные свидетельства об этой поездке Траханиота, была османская опасность и совместная борьба с нею⁴³. Тотчас по возвращении Траханиота в Италию отправились послами Дмитрий и Мануил Ралевы⁴⁴. Их сообщение в Венецианском сенате о сокрушительной победе русских над казанскими татарами, войско которых достигало 120 000 человек, произвело сильное впечатление⁴⁵. Итальянцы, слабо знакомые с политической географией Восточной Европы, несмотря на имевшиеся описания этого района, могли легко предположить, что русское войско окажется в состоянии справиться и с османскими войсками.

Целью посольства Ралевых была, однако, не только и не столько информация о сокрушительной победе нал татарами, которая подняла международный авторитет Руси на юге Европы, но и очередной набор мастеров⁴⁶. По-видимому, Ивана III заботили не переговоры об антиосманском союзе, но проблема обеспечения Русского государства мастерами различных специальностей. Это последнее поручение Ралевы выполнили блистательно, вернувшись на Русь в 1490 г. с целой свитой итальянских и немецких мастеров. Что было темой переговоров Ралевых с папой, неизвестно. По следам этого посольства побежала молва о каком-то сговоре папы с Иваном III и предстоящей коронации великого князя всея Руси, напугавшая его основного внешнеполитического соперника великого князя литовского Казимира, упорно сопротивлявшегося признанию Ивана III князем всея Руси.

Следующее русское посольство Данилы Мамырева и Мануила Ангелова прибыло в Милан в мае 1493 г. Оно побывало также и в Венеции и всюду встречало торжественный прием. Впервые в источниках упоминается о присутствии русских на торжественной мессе в соборе св. Марка. Впрочем, послы быстро покинули собор, сочтя для себя оскорблением намерение послов неаполитанского короля встать впереди них. Обычно данный инцидент рассматривается как проявление заботы русских послов о поддержании высокого престижа великого князя всея Руси. Очевидно и стремление как можно скорее покинуть католический храм, дабы не внушать иллюзий о склонности их православного государя к заключению унии. Результатом поездки было приглашение «стенных и палатных мастеров».

Для истории политических и культурных связей России и Италии представляет большой интерес последняя на протяжении XV в. поездка русских дипломатов Дмитрия Ивановича Ралева и Митрофана Карачарова в Италию в 1499—1503 гг. Их посольство посетило Венецию и попало на юбилейные торжества в Рим по случаю празднования нового, 1500 г. В источниках сохранились противоречивые сведения о целях посольства. Традиционный текст верительной грамоты и речи послов⁴⁷ свидетельствуют о том, что и эта поездка имела целью приглашение мастеров и укрепление дружественно нейтральных отношений.

Однако в хронике, составленной около двадцати лет спустя, правда, по документам, современным описываемым событиям, в самый разгар нового антиосманского движения в Италии, Д. Малипьеро в оглавление первой части занес: «1499 г. Русский посол пытается заключить союз с синьорией против турок⁴⁸ К сожалению, в самой хронике об этом нет ни слова. Не исключено, что до Д. Малипьеро дошли слухи о намерении папы Александра привлечь Россию к антитурецкому союзу. Впрочем, в верительной грамоте папе об этом также не говорится⁴⁹.

О том, как обстоит дело с защитой «христианского дела», русские послы могли составить себе довольно точное представление во время обсуждения речи папы в консистории в марте 1500 г. Здесь перед весьма представительной аудиторией, составленной из послов Франции, Испании, Венгрии, Англии, Португалии, Неаполя, Венеции и Флоренции папа держал речь о «христианском деле». Однако вместо поддержки намерений объединения христианских государей против Османского султаната раздались голоса, призывавшие к объединению самой Италии, на что последовала суровая отповедь Александра VI⁵⁰. Неизвестно, какую позицию заняли русские послы. Проекты привлечения Руси к антиосманской борьбе исходили не только от папы. Отзвуком пребывания русских послов в Италии может служить проект Алексея Челидонио (1517 г.), грека из Мореи по происхождению⁵¹, в конце XV в. бывшего епископом в одном из самых южных городов Италии — Галлиполи. После завоевания турками Модона он подал неаполитанскому королю проект от 1 ноября 1500 г. «De ratione in Turcum ineundi». Проект предусматривал вовлечение в антитурецкую войну Ивана III, названного по имени, и передачу ему в случае победы понтийских городов, на которые русские, как потомки скифов, имеют полное право⁵².

Попытки вовлечения Руси в антиосманскую борьбу папа продолжал и в 1501 г. В разгар русско-литовской войны он выступил с предложением примирения Русского государства с Великим княжеством Литовским ради того, чтобы принять участие в обшей борьбе против турок⁵³. Этот заключительный эпизод русско-итальянских связей конца XV — рубежа XVI в. еще раз подчеркнул их особенности. Несмотря на частый обмен посольствами между Русью и папским престолом, до заключения союза или договора дело не дошло. Стремление папы использовать военную мощь крепнувшего государства в борьбе против османов не находило поддержки у великого князя всея Руси. Отношения с Римом и итальянскими государствам и русское правительство использовало для привлечения к себе на службу иностранных мастеров самых разных специальностей.

Итальянские города рано осознали тщетность усилий в борьбе против Османского султаната и в конце XV в. перешли на позиции нейтралитета по отношению к нему. В 1483 г. Венеция заключила перемирие с ним, ее примеру в том же году последовала Венгрия, а на следующий год и Молдавия. В 1489 г. на путь установления дружественных отношений с султанатом встали и восточноевропейские государства. В 1489 г. был заключен польско-османский договор: семью годами позднее, в 1496 г., еще два государства — Русь и Милан — сделали попытки налаживания дипломатических контактов с Османским султанатом. Миланский герцог Лодовико Моро при этом преследовал собственную цель — он надеялся с помощью союза разрушить дружбу Венеции с французским королем⁵⁴. Вслед за тем Максимилиан, женатый на Бьянке Марии Сфорца, племяннице Лодовико Моро, в 1498 г. отправил в султанат свое первое посольство с целью заключения мира или перемирия. В 1503 г. десятилетнее перемирие заключили Венеция, Венгрия и Польша.

В Европе оставалось лишь одно государство, которое постоянно подчеркивало турецкую опасность и под флагом борьбы с ней пыталось сплотить все остальные. Это был Ватикан, которому захваты султаната и распространение мусульманства угрожали сокращением сферы влияния и уменьшением источников дохода. Одновременно лозунг антитурецкой борьбы папство использовало для укрепления собственных позиций в Европе.

Само папство не отставало от европейских соседей в установлении контактов с султаном. В 1494 г. перед лицом угрозы со стороны французского короля Карла VIII оно обратилось за помощью к султану Баязиду II. В инструкции папскому послу содержалась просьба о воздействии на Венецию с тем, чтобы она отказалась от союза с французским королем. Таким образом, папство эпохи ренессанса было «широко мыслящим»: интересы сохранения собственной государственности оно ставило выше конфессиональной чистоты.

Начало XVI в. казалось более спокойным временем в истории европейско-османских отношений. Османы не предпринимали никакого серьезного наступления в Европе, поскольку направили все свои силы на восток. Тактика их в самом конце XV — начале XVI в. была тактикой обескровливания мелкими набегами соседних с ними балканских и славянских областей, пока эти области не переходили полностью в их руки⁵⁵. Для тех государств, которые раньше находились под непосредственной угрозой вторжения, османский вопрос на время утратил остроту. Поэтому в течение первого десятилетия XVI в. идея антитурецкой лиги не находила активных сторонников. В середине второго десятилетия XVI в. турецкая опасность вновь стала осознаваться в качестве вполне реальной угрозы. В 1517 г. антиосманское движение возглавили папа Лев X, французский король Франциск I и Максимилиан I, обратившиеся с посланиями ко всем европейским государям⁵⁶. Наибольшую активность в привлечении Руси проявил Максимилиан I, пославший в Москву Сигизмунда Герберштейна. Почти одновременно с ним в Москву по поручению Николая Шонберга, папского легата в Империи, Венгрии, Польше и Руси, прибыл его брат Дитрих Шонберг⁵⁷. Предлагая Руси церковную унию, папа сулил ей массу преимуществ: свободу торговли по всей Европе, возвращение по приказу папы русских земель, превращение русской митрополии в патриаршество вместо константинопольского и венчание самого великого князя в «христианского царя».

Идея антитурецкого союза с участием Руси была распространена не только в правительственных кругах Европы. Один из проектов создания антитурецкой лиги принадлежал жителю североитальянского города Удине, расположенного в непосредственной близости от славянских земель — некоему Григорио Амазео «поэту, оратору, юристу и философу», как он сам себя называл. Летом 1518 г. он выступил с проектом, который предусматривал объединение под руководством папы Льва X и императора Максимилиана всей Европы. Союз включал бы Русь, Польшу, Венгрию, Чехию, Германию, Францию, Испанию, Шотландию, Англию и Италию. Амазео мог быть осведомлен о мощи Руси и из Венеции, и от своих славянских соседей, и от представителей рода де ла Торре, живших в соседнем Фриуле и на протяжении конца XV — начала XVI вв. представлявших Максимилиана в Руси.

Разговоры о проекте антитурецкой лиги вели в Москве представители императора Максимилиана и в 1517 г. — Франческо да Колло торопил с заключением русско-литовского договора в связи с тем, что он назначен руководителем морского отряда против турок, а император уже готовит поход на Османскую Турцию⁵⁸. Под флагом антитурецкой борьбы папа Лев X упорно действовал в интересах заключения церковной унии с Русью⁵⁹, которая казалась ему особенно привлекательной в связи с ростом реформационного движения во всей Европе. Русь же представлялась оплотом благочестия. Однако ни о перемене веры, ни о присоединении к антитурецкому блоку Русь и не помышляла. В то время, как генуэзец Паоло Чентурионе излагал эти проекты в Москве, в Стамбуле находились русские послы во главе с Б.Я. Голохвастовым, имевшие целью наладить регулярные торговые и дипломатические отношения между странами⁶⁰. Несмотря на проявленное послами упорство, своей цели они не добились.

С приходом к власти Сулеймана Великолепного временное равновесие в османо-европейских отношениях закончилось. В феврале 1521 г. османское войско двинулось на Белград, крепость, охранявшую проход к Дунаю. Ни один из предполагаемых союзников не оказал помощи венгерскому королю Людовику II: папская казна была пуста, император Карл V вел очередную войну с Францией. 28 августа 1521 г. Белград пал. Путь в Австрию, Германию, Италию был открыт.

Тем временем на востоке Европы разыгрывались не менее драматические события. Летом 1521 г. крымский хан Мухаммед-Гирей совершил опустошительный набег на Русь, подойдя к самой Москве. Лишь обязательство Василия III быть «вечным данником царя, какими были его отец и предки», спасло город⁶¹. Эти два события изменили расстановку сил в Европе. С 20-х гг. XVI в. участились сношения Руси с Османским султанатом. В ответ на прибывшее в Москву в 1522 г. посольство Скиндера русское посольство побывало в Турции. Второе посольство Скиндера последовало в 1524 г. Польше 18 октября 1525 г. удалось заключить мирный договор с Турцией, который, по мнению Вл. Почехи, стал краеугольным камнем польской восточной политики на протяжении всего XVI в.⁶² Под непосредственным впечатлением от падения Белграда император Карл V заключил оборонительный и наступательный союз с папой и английским королем Генрихом VIII, предложив присоединиться к нему Польше, Венгрии, Дании, Португалии и Савойе.

Однако и в начале 20-х гг. своекорыстные интересы победили слабое стремление к заключению антитурецкой унии. Попытки ее создания показали лишь высокий международный престиж Руси, на силу и авторитет которой постоянно рассчитывали авторы многочисленных проектов подобной интеграции.

Примечания

1. Hassinger E. Das Werden des neuzeitlichen Europa 1300—1600 / Geschichte der Neuzeit Hrsg. von G. Ritter. Braunschweig, 1955.

2. Московская дипломатия успешно справилась с нею. В период первого похода на Новгород в 1471 г. в начале июля и в середине декабря в Кракове при дворе короля польского и великого князя литовского Казимира дважды побывали московские послы (Rachunki wielkorządowe krakowskie z r. 1471 / Przyg. R. Grоdecki. Kraków, 1951, № 6—9. S. 401; Rachunki królewskie z lat 1471—1472 i 1476—1478 / Oprac. S. Gawęda. Z. Perzanowski. A. Strezelecka. Wrocław—Kraków, 1960. S. 88, 41). По-видимому, благодаря первому посольству удалось обеспечить нейтральную позицию по отношению к Новгороду, которому Казимир ранее обещал свою поддержку. Окончательное присоединение Новгорода в 1478 г. сопровождалось новой дипломатической акцией Ивана III, направившего летом 1478 г. своего посла в Сандомир (Rachunki królewskie z lat 1471—1472, 1476—1478. S. 250).

Накануне присоединения Твери перед Рождеством 1483 г., по сообщению гданьского хрониста К. Вейнрейха, было достигнуто 10-летнее перемирие Ивана III с Казимиром. (Weinreich C. Danziger Chronik // Scriptores rerum Prussicarum. Bd. IV. Leipzig, 1870. S. 749.)

3. О ходе их см.: Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952; Зимин А.А. Россия на пороге нового времени (Очерки политической истории России первой трети XVI в.). М., 1972; Он же. Россия на рубеже XV—XVI столетий (Очерки социально-политической истории). М., 1982.

4. Подробнее см.: Базилевич К.В. Указ. соч. С. 249—255; Karge P. Kaiser Friedrich's III und Maximilians I ungarische Politik und ihre Beziehungen zu Moskau // Deutsche Zeitschrift für Geschichtswissenschaft. Bd. 9. Hf. 2. Freiburg und Leipzig, 1895.

5. Болдур А.В. Славяно-молдавская хроника в составе Воскресенской летописи // АЕ за 1963 год. М., 1964; Мохов Н.А. Зарождение экономических, политических и культурных связей молдавского народа с русским и украинским // Уч. зап. Кишиневского гос. ун-та. Т. XXVI, 1957; Черепнин П.В. Из истории общественной мысли в России и Молдавии на рубеже XV и XVI веков // Вековая дружба. Кишинев, 1961. С. 87—110.

6. Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (далее — ПДС). Т. 1. СПб., 1851. Стб. 37—38.

7. Базилевич К.В. Внешняя политика... С. 254—255. Boldur Al.V. Politica externa a lui Stefan cel Mare intro lumina nona. Jasi, 1943. P. 15—20: Costachel V. Relatiile dintre Moldova si Rusiа in timpul lui Stefan cel Mare // Studii cu privire la Stefan cel Mare. Bucureçti, 1956. P. 190—191.

8. Н.А. Мохов предлагает более широкие хронологические рамки заключения договора: 1487—1498. См.: Мохов Н.А. Молдавия эпохи «феодализма (от древнейших времен до начала XIX века). Кишинев, 1964. С. 192—193.

9. ПСРЛ. Т. XVIII. СПб., 1913. С. 273—276.

10. Finkel L. Zjazd Jagiellonów w Lewoczy r. 1494 // КН. 1914; Papée F. Jan Olbracht. Kraków, 1956. S. 64—77; Papacostea S. De la Colomela la Codrul Cosminului. Pozicia internationalа a Moldovei la Sfirşitul secolului al XV-lea // Romanoslavica. T. XVII. Bucureşti, 1970. P. 541.

11. Базилевич К.В. Указ. соч. С. 254—255.

12. ПСРЛ. Т. VI. СПб., 1853. С. 42.

13. Сборник Русского исторического общества (далее — Сб. РИО). Т. 35. СПб., 1892. С. 238, 253.

14. Уляницкий В.А. Материалы для истории взаимных отношений России, Польши, Молдавии, Валахии и Турции. М., 1887. С. 151.

15. Sanuto M. I diarii. T. II. Venezia, 1879. P. 504—508, 544.

16. Sanuto M. I diarii. T. III. 1880. P. 867, 883; T. XVI. P. 112—115; T. XIX. 1887. P. 314, 345—347; T. XXI. 1887. P. 308—309.

17. Wapowski B. De bello a Sigismundo I.R. P. contra Moscos. Roma, 1908.

18. Epistola ad Leonem X. Pont. Max. de victoria contra haeretico cos et schismaticos moscovienses. Roma, 1514.

19. Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV вв. М., 1960. С. 867—868.

20. ПСРЛ. Т. XVI11. СПб., 1913. С. 312.

21. ПДС. Т. I. СПб., 1851. Стб. 11.

22. Сб. РИО. Т. 35. СПб., 1882. С. 1, прим. 1.

23. Шмурло Е.Ф. Научный отчет 1907—1908 гг. // Россия и Италия. Т. III. СПб.. 1911. С. 23—24.

24. ПДС. Т. I. Стб. 12.

25. Лурье Я.О. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI века. М.—Л., 1960. С. 374.

26. См. подробнее: Хорошкевич А.Л. Об одном из эпизодов династической борьбы в Руси в конце XV века // История СССР. 1974, № 5.

27. Ламанский В.И. Могущество турок-османов в Европе (1396—1739). Речь, читанная на годичном акте С.-Петербургского университета 8.11.1880. СПб.. 1880. С. 22—23.

28. Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV—XVI вв. М., 1963. С. 148—153; Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской порты до начала XVIII в. СПб., 1887.

29. Смирнов Н.А. Россия и Турция b XVI—XVII вв. Т. I. М., 1946; Babinger Fr. Ein weiteres Sultansbild von Gentile Bellini aus russischen Besitz // Österreichische Akademie der Wissenschaften. Philos.-hist. Klasse, Sitzungsberichte. Bd. 240. Abt. 3. Wien 1962. S. 9, 19. Иной точки зрения придерживается Дж. Феннел, Fennell J.L.I. Ivan the Great of Moscow. L., 1961. P. 186.

30. Подробнее см.: Хорошкевич А.Л. Русско-славянские связи конца XV — начала XVI в. и их роль в становлении национального самосознания России // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. VII международный съезд славистов. М., 1973.

31. Hösch E. Die Stellung Moscoviens in den Kreuzzugsplänen des Abendlandes. Bemerkungen zur griechischen Emigration in Moskau des ausgehenden 15. und beginnenden 16. Jahrhunderts // JGO. 1967. Bd. 15. Hf. 3. S. 321—340.

32. Греков И.Б. Очерки... С. 169—171. Ср.: Kolankowski L. Dzieje Wielkiego Księstwa Litewskiego. Warszawa, 1930. T. I. S. 313.

33. Подробнее см.: Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике. С. 346—375; Fennel J. Ivan the Great... P. 320.

34. Эту идею высказала венецианская синьория в письме «одному из первых» ее друзей Ивану III, присланном с Антонио Джислярди (Schafarik J. Acta archivi veneti spectancia ad historiam serborum et reliquorum Slavorum meridionalium. Belgrad, 1862. Vol. 2. P. 541).

35. Маясова Н.А. Древнерусское шитье. М., 1971. Илл. 29; см. также с. 21.

36. ПСРЛ. Т. 25. М.—Л., 1949. С. 303.

37. Барбаро и Контарини о Руси. К истории итало-русских связей в XV в. / Подг. Е.Ч. Скржинская. Л., 1971. С. 226.

38. ПСРЛ. Т. 28. М.—Л., 1963. С. 129.

39. ПСРЛ. Т. 25. С. 303; Т. 24. Пг., 1921. С. 194.

40. Подробнее см.: Лазарев В.Н. Искусство средневековой Руси и Запад (XIII—XV вв.). М., 1970.

41. Снегирев В. Аристотель Фиораванти и перестройка Московского Кремля. М., 1935; Beltrami L. Vita di Aristotele da Bologna. Bologna, 1912.

42. Сб. РИО. Т. 41. СПб., 1884, № 11. С. 42. Июнь 1482 г.

43. Barbieri G. Milano е Mosca nella politica del Rinascimento. Storia delle relazioni diplomatiche tra la Russia e il Ducato di Milano nеll'epoca Sforzesca. Bari, 1957.

44. ПСРЛ. Т. 27. М.—Л., 1962. С. 288; Скржинская Е.Ч. Кто были Ралевы, послы Ивана III в Италию? (К истории итало-русских связей в XV в.) // Проблемы истории международных отношений. Сборник статей памяти акад. Е.В. Тарле. М., 1972. С. 267—268.

45. Доменико Малипьеро поместил в свои «Венецианские анналы» подробное изложение речи русских послов в сенате (Хорошкевич А.Л. Итальянская хроника XV в. о Казани // Материалы по истории Татарии. Т. V. Казань, 1973). Кстати в изложении Малипьеро отсутствовало упоминание о Казани. Говорилось о победе над «татарами», государственная принадлежность которых не была определена.

46. Шмурло Е.Ф. Научный отчет 1907—1908 гг. // Россия и Италия. Т. III. СПб.. 1911. С. 22—27.

47. Sanulo M. I diarii. T. III. P. 61, 136, XI.1499. 29.II. 8.V.1500.

48. Malipiero D. Annali veneti dali' anno 1457 al 1500 // Archivio storico italiano. Firenze, 1843—1844. T. VIII. P. I, XXXVIII.

49. Фотокопия опубликована: Babinger Fr. Ein weiteres Sultansbild, Tafel IV; Казакова Н.А. Грамота Ивана III папе Александру VI // АЕ за 1973 год. М., 1974. С. 26—28.

50. Sanuto M. I diarii. T. III. P. 149.

51. Babinger Pr. Alessio Celidonio (1517) und seine Türkendenkschrift // Beiträge zur Südosteuropa-Forschung anlässlich des I. Internationalen Balkanologenkongresses in Sofia 26. August bis 1. September 1966. München, 1966. S. 326—330.

52. Опубликовано: Jorga / V. Notes et extraits pour servir à l'histoire des croisades au XV-e siècle. Bukarest. 1915. S. 315—330.

53. Сигизмунд I упорно пытался придать своим войнам с Русью религиозный характер, сравнивал русских с сарацинами, крестовые походы против которых некогда объединяли Европу. АТ. Т. III. № 288. P. 231. 18.X.1514. Babinger Fr. Aufsätze und Abhandlungen zur Geschichte Südosteuropas und der Levante. München, 1962. S. 256.

54. Babinger Fr. Op. cit. S. 256.

55. Fisher S.N. The Foreign Relations of Turkey, 1481—1512. Urhana, 1948. P. 55.

56. Русь, как отметил Э. Винтер, упоминалась только в послании императора Максимилиана. Winter E. Russland und das Papsttum. S. 188—189; Балязин В.Н. Русско-имперские отношения в первой трети XVI в. // Вопросы историографии и источниковедения славяно-германских отношений. М., 1973. С. 147—175.

57. Сб. РИО. Т. 53. СПб., 1887. С. 85, 86; Балязин В.Н. Россия и Тевтонский Орден // ВИ. 1963, № 6. С. 60—72; Joachim E. Die Politik des letzten Hochmeisters in Preußen Albrecht von Brandenburg. Bd. II. Beilage № 12. S. 175.

58. ПДС. Т. I. СПб., 1850. Стб. 397.

59. См. посольство епископа Захарии Феррери: Sanuto M. I diarii. Vol. XXVIII. 1890. P. 134. 24.XII.1519; Historica Russiae Monumenta. SPb., 1836. T. I. № CXXIV. P. 128; Сб. РИО. Т. 53, № 14. С. 152.

60. Зимин А.А. Россия на пороге нового времени. С. 197.

61. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии. 1988. С. 114, 174; Зимин А.А. Россия... С. 244; Sanuto M. I diarii. Vol. XL. 1896. P. 5—6.

62. Pociecha Wl. Królowa Bona (1494—1557). Poznań, 1949. T. II. S. 210.