«Служил царизму 45 лет» (дело генерала И.Р. Бутлера)

27 декабря 1920 года в Севастополе особистами был арестован 73-летний генерал-лейтенант в отставке Иван Рейнгольдович Бутлер (1848—1921). Из материалов следствия (они рассредоточены по двум архивным делам — Д. 021542 и Д. 022203) явствует, что И.Р. Бутлер — из дворян, немец, лютеранин, уроженец Курляндской губернии. Будучи выпускником Михайловской артиллерийской академии, всю жизнь прослужил в артиллерии. Имел, по его словам, «все ордена до Станислава I степени». Со времени отставки (с 1907 года) проживал в Севастополе совместно с женой и дочерью. Ни в Красной Армии, ни у белых не служил «по причине старости и болезности», как записал военный следователь.

Дело Бутлера началось с заявления, сильно смахивающего на донос. «В Информационную часть Особого Отдела побережья Черназморей Михаила Яковлевича Уфаева. Заявление. При переезде мною на новую квартиру по Екатерининской улице, дом № 35, кв. 3, мною найдены документы офицерского общества за № 1304, выданные на имя Бутлера И.Р., генерал-лейтенанта, который и до сего времени проживает в упомянутой квартире. Прошу выяснить, был ли таковой на регистрации. 25/XII-20 г. М. Уфаев».

В результате на следующий день, 26 декабря, на квартире Бутлера был произведен обыск, а 27 декабря отставной генерал был арестован. 28 декабря дочь Бутлера пишет следующее заявление:

«Председателю Севастопольского Ревкома тов. Крылову
Инны Ивановны Бутлер, члена профсоюза работников
по народному просвещению и социальной культуре

Заявление

26-го сего декабря по ордеру Особою Отдела Черназовских морей у нас в квартире на Екатерининской ул., д. 35, кв. 3 был произведен обыск. При обыске, как это видно из перечня взятых вещей, ничего компрометирующего моего отца найдено не было. Взяты были частные письма, принадлежащие преимущественно мне и моей матери, две именные печати, четыре палочки сургуча, два компаса и портфель для бумаг. По предписанию т. комиссара, производившего обыск, отец мой явился 27-го сего декабря в Особый Отдел (Пушкинская, 2) для регистрации и там был задержан.

Отец мой 73 лет, отставной генерал-лейтенант, вышедший в отставку в 1907 году, т. е. тринадцать лет тому назад, и с тех пор нигде, ни при Деникине, ни при Врангеле не служил, никуда из Севастополя не уезжая. Человек он совершенно больной, еле ходит вследствие двух бывших у него ударов, что удостоверяется прилагаемым удостоверением от профессора тов. Щербака. Ввиду изложенного, т. е. ввиду болезненного состояния моего отца, а также и того, что со времени своего выхода в отставку в 1907 г. он нигде не служил, я прошу Вашего содействия для скорейшего расследования его дела и его освобождения.

Член профсоюза работников по народному просвещению
и социальной культуре И. Бутлер

г. Севастополь, 28 декабря 1920 г.»

В деле И.Р. Бутлера сохранилась и справка о состоянии его здоровья, написанная директором Института физических методов лечения профессором А.Е. Щербаком 28 декабря 1920 года, т. е. уже после ареста генерала, что свидетельствует о высокой нравственности и гражданском мужестве знаменитого крымского врача и ученого. «Сим удостоверяю, что Иван Рейнгольдович Бутлер, лично мне известный, 73 лет, страдает склерозом сосудов головного мозга, выражавшемся повторными кровоизлияниями в мозг с последовательными параличами; сильно беспокоит больного и хронический бронхит.

Севастополь, 28 дек. 1920 г.

Проф. А. Щербак».

Как же реагировали на все это севастопольские особисты?

29 декабря старший следователь Особого Отдела дает задание: «Начагентуры. Срочно, сегодня же наведите справку, не числится ли какое-либо преступление за бывшим генералом Бутлером Иваном Рейнгольдовичем, проживающим по Екатерининской ул, № 35, кв. 3».

В тот же день задание было выполнено и уполномоченный Особого Отдела докладывал начальнику агентуры: «Согласно полученного мною задания по выяснению личности генерала Бутлера Ивана Рейнгольдовича, проживающего по Екатерининской ул., д. № 35, кв. 3, я, соблюдая до некоторой степени конспирацию, и под видом агента от жилотдела выяснил у дворничихи вышеуказанного дома. Она говорит, что Бутлер живет в данном доме уже около 11-ти лет, в отставке он находится уже около 13-ти лет, при Врангеле он не служил, т. к. ему уже 85 лет (так старо выглядел, вероятно, 73-летний Бутлер. — С.Ф.), и даже очень больной, из своей квартиры он редко когда выходил, жил он на средства своей дочери, которая является учительницей во 2-й женской гимназии, и, кроме этого, занимался продажей своих вещей. Не ограничиваясь этим материалом, я, продолжая проходить квартиры этого дома, наткнулся на тов. Вайсмана, прожи-вающего в том же доме, кв. № 7. Он подтвердил все, сказанное выше, но, вместе с тем, охарактеризовал Бутлера как ненавистника не только коммунистов, но даже рядового рабочего. При вступлении белых в Севастополь он жил в вышеуказанной квартире, но офицеры белой армии ее реквизировали, и Вайсману пришлось поселиться на чердаке этого дома. Прожив некоторое время и заболев, он обратился вместе с управляющим этого дома к Бутлеру, чтобы он разрешил Вайсману поселиться у него на террасе, т. к. она была совершенно свободная и с отдельным ходом, но Бутлер противился и просто выгнал тов. Вайсмана с ужасным презрением».

Судьбу отставного генерала определил нижеследующий документ. «Постановление. 1921 года января 3 дня. Я, Военследователь Особого Морского Отдела Побережья Черназморей Гротов, рассмотрел материал дела за № 44 по обвинению Бутлера Ивана Рейнгольдовича в службе делу контрреволюции, НАШЕЛ: согласно анкеты (так в тексте. — С.Ф.) и допроса обвиняемого, что он, Иван Рейнгольдович барон фон Бутлер, жил все время в местностях, занятых белыми; служил царизму 45 лет, причем получил чин генерал-лейтенанта и все ордена. Отсюда вывел, что, служа столько времени царю и его приспешникам, Бутлер ни в коем случае не может быть другом народа и, кроме того, то, что он мог только жить в атмосфере, насыщенной белыми гадами, доказывает его к ним пристрастие, а, следовательно, и единомышление. А потому в своем заключении к генерал-лейтенанту барону фон Бутлеру как к человеку, начиненному враждебными делу народа идеями, полагал бы применить высшую меру наказания — расстрел, а вещи конфисковать.

Военследователь Гротов».

Поперек постановления военследователя — размашистая, синим карандашом, резолюция: «Расстрелять. 10/I-21». И — три неразборчивые подписи.

Характерная деталь, указывающая на то, что рукою военследователя управляла не только (а, быть может, даже не столько) пресловутая «идейная классовая ненависть», но и вульгарная материальная корысть: весь текст постановления напечатан на пишущей машинке, лишь последние слова — «а вещи конфисковать» — вписаны военследователем от руки позднее, в дополнение, вдогонку к слову «расстрел»

Но в деле генерала И.Р. Бутлера имеется документ, пожалуй, еще более страшный, чем расстрельный приговор. Вот его текст. «Расписка. Дана сия от председателя домкома Гойлис и гр. Бутлер Инны и Бутлер Ольги комиссару Особого Отдела Черназморей в том, что мы обязуемся представить на регистрацию граж. Бутлера в Особый Отдел Черназморей к 12 часам дня 27 декабря 1920 г., в случае нарушения расписки подвергаемся суду по революционному времени, в чем и расписываемся. 26/XII-20 года. Гойлис, И. Бутлер, О. Бутлер». Получается, что больного немощного старика отвели к палачам самые дорогие ему люди — дочь и жена. Можно только догадываться, какую боль носили в душах до конца дней своих Инна и Ольга Бутлер, какую «любовь» к власти, заставившей их это сделать, они питали.

В 1995 году И.Р. Бутлер был реабилитирован.