Предисловие

По поручению Антропологического Научно-Исследовательского Института и Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии, летом 1924 года и весной 1925 года я совершил две поездки с целью изучения этнических типов и культурно-бытовых элементов, слагающих современное татарское население полуострова. Собранный мною материал обнимает как материальную, так и духовную культуру, поскольку они, будучи тесно связанными между собой, отражают различные моменты народной истории Крыма, который в разное время оказывался захваченным то одной, то другой этнической стихией, выявляющими себя и позднее в отдельных культурных элементах современного населения. По самому существу поставленной задачи работа не могла замыкаться в пределах одной татарской национальности. Во первых, должно было решить вопрос о культурных элементах, внесенных тем турецким слоем, который определил язык и бытовой тип татарского, да и не только татарского, населения Крыма, во вторых, выяснить характер сложного дотурецкого наследия, наличного не только в исторических и археологических памятниках, но и продолжающего жить в антропологических типах татар и, в особенности, в той оседлой культуре, которая, с одной стороны, и в османском влиянии продолжает впитывать в себя издавна родственные ей малоазиатские черты, с другой — сохраняет следы тысячелетнего пребывания готов, этого последнего, растворившегося в Крыму остатка восточногерманских племен.

Сама природа и положение полуострова способствовали тому, что на территории Крыма сталкивались и перерабатывались во взаимном общении три различных культурных мира: северный степной, преимущественно кочевой, второй — средиземноморский с его цивилизующим воздействием на варварское население причерноморского севера и, наконец, третий, вероятно наиболее древний, хотя действовавший также и позднее — кавказский. Все они несли на почву Крыма выработанные в иных природных условиях культурные черты, которые перерабатывались здесь в своеобразном взаимодействии друг с другом, приспособляясь к местной природе и к туземным формам быта, надолго переживавшим сменявшие одна другую этнические волны. Изолирующие свойства полуострова способствовали более долгому и устойчивому сохранению здесь в глубоких горных долинах проникавших сюда племенных групп, которые на крупных исторических путях бесследно сметались под натиском новых пришельцев. Так, скифы, аланы, готы продолжают играть роль в Крыму много после того, как их последние остатки бесследно исчезли в остальной Европе. Наличием этих культурно-этнических групп, связанных с различными районами, определяется и разнообразие бытовых форм более, чем воздействием местной природы. Последняя действовала, преломляясь через все бытовое культурное содержание той или иной народной группы, выработанное нередко в иных природных условиях, и являлась, главным образом, фактором отбора при движении культурных форм, определяя вместе с тем и направление колонизации.

Жилище, с которого мы начинаем наш обзор, является лишь одним культурным элементом, однако важнейшим и наиболее сложным продуктом бытовой культуры. Заметнее, чем костюм и, тем более, духовная культура, формальная сторона которых в сильной степени определяется социальными условиями, жилище находится в зависимости от данной природы, с которой связаны и материал, и техника, и форма жилища. Но, как я заметил выше, эта зависимость от природы сказывается не столько в процессе непосредственных изменений, переживаемых жилищем в определенном природою направлении, что в известной мере находит свое место, сколько в том, что та или иная деталь жилища, получающая распространение при сложившихся культурно исторических отношениях может привиться только в том случае, если этому не противоречит природа. Последняя определяет и колонизацию народности и выбор соответственных мест для поселения, обусловливаемых привычным типом жилища. Поэтому и в близких природных условиях мы встречаем в Крыму разные формы поселений, зависящие от этнических факторов. Народная традиция сопротивляется новым течениями изыскивает средства для сохранения усвоенных бытовых и технических навыков и форм. Безусловно, невозможно свести к чисто природным влияниям отличия жилищ южнобережного татарского населения от горных поселений северного склона или местные различия по материалу и конструкции жилищ степной полосы.

Мною был проделан следующий маршрут. Осенью 1924 года из Бахчисарая пешком в Керменчик, Аиргуль, Фоти-Сала, Гавры, Биук-Узенбаш, Стиля, Ай-Василь, Ялта и далее Гурзуф, Дегерменкой, Биук-Ламбат, Партенит, Ялта. Весной 1925 года — Симферополь, железной дорогой в Феодосию, пароходом в Судак, лошадьми Кутлак, Капсихор, Шелень, Орталан, Бекчи-Эли, Уйшунь и Карасубазар. Таким образом, мне больше пришлось наблюдать жилище южнобережного и Бахчисарайского районов, значительно менее Карасубазарского района и совершенно незатронутым осталось жилище настоящей степной полосы Евпаторийского, Перекопского и Керченского уездов.

Материал по жилищу собирался мною в виде планов, разрезов и зарисовок деталей, фотографий и опросов населения с целью составить терминологию жилища и выяснить процесс изменения его за последнее полстолетие. Уже исследование жилищ на месте дало возможность заметить ряд более или менее резких различий в жилище, позволивших установить четыре главных районных типа жилищ крымских татар.

Продолжительно действующая аккультурация, сделавшая почти все разноплеменное население Крыма сначала греческим, а затем турецким, содействовала нивелировке характерных черт жилища различных областей, но, несмотря на это, реальность типов продолжает выступать. С другой стороны, в некоторых районах обнаруживаются и древнейшие общие черты, замаскированные последующим самостоятельным развитием, как, например, жилище южнобережное и горного бахчисарайского района. Для уяснения всех этих явлений мне постоянно приходилось обращаться к историческим данным, которые для Крыма, давно сделавшегося частью классического мира, достаточно многочисленны и во многих отношениях подробны. Эти исторические экскурсы я сохранил и в данном изложении, чтобы при дальнейшей проработке материала не терять необходимых вех и на основании самих этнологических памятников подойти вплотную к выяснению вопросов о происхождении культурно-бытовых типов Крыма.

Намеченные мною четыре района не являются равноценными в смысле хронологической глубины тех различий, которыми обусловлено выделение того или иного типа. Скорее даже, напротив, в четырех типах обнаруживается некоторая последовательность изменений, при уяснении которых легче вскрывать и более глубокие пласты. Поэтому обзор типов я начинаю с самых молодых, чтобы в конце подойти к древнейшему слою и проследить его влияние или, точнее сказать, выступание в прочих типах из под позднейших изменений.

Не касаясь самых новых налетов общеевропейской культуры, я, прежде всего, останавливаюсь на первом типе жилища старого татарского городского центра Бахчисарая, бывшего проводником османской культуры, затем перехожу ко второму типу — деревенскому жилищу Бахчисарайского района и беру его в наиболее своеобразных по своей традиции образцах деревянных домов, отвлекая от них выясненные в первом типе черты, привнесенные османской цивилизацией. Далее рассматриваю жилище степной полосы обследованной области, т. е. района Карасубазара, где обнаруживаются элементы (например, в конструкции крыши) древнейшего равнинного жилища причерноморских степей, наконец останавливаюсь на четвертом типе — жилище южнобережных татар, которое в своих архаичных образцах выявляет первоначальные связи с Кавказом и Малой Азией.