б) Мусульманский исполком

Организационное Общее собрание мусульман Крыма, которое было призвано стать одним из шагов на пути к парламенту, состоялось в Симферополе 25 марта (7 апреля) 1917 г. Двухтысячный делегатский корпус был избран на местных собраниях во всех уголках Крыма, где уже поразительно быстро возникли органы самоуправления. После молитвы председателем собрания был избран бывший учитель, затем солдат С.Д. Хаттатов (по партийной ориентации — социалист-федералист). Затем при единодушном одобрении был принят текст телеграммы петроградскому Временному правительству с пожеланием ему успешной деятельности. С речами выступили С.Д. Хаттатов, Абляким (Абдулхаким) Ильмий, А.С. Айвазов и другие. В своих выступлениях ораторы выражали, прежде всего, надежды крымцев на преобразующие результаты революции для Крыма и его народа.

После этого делегаты избрали постоянный орган этого всекрымского народного форума — альтернативный Временный Крымский Мусульманский исполнительный комитет (ВКМИК или Мусисполком) количеством в 35 человек (Дж. Сейдамет, А.С. Айвазов, А. Озенбашлы, X. Чапчакчи, М. Енилеев, И. Тарпи, К.-Б. Крымтаев, С. Меметов, и другие) под председательством Нумана Челеби Джихана¹. Секретарём комитета был избран А. Боданинский.

Почти одновременно с согласия начальника симферопольского гарнизона при Мусисполкоме был создан Военно-революционный комитет под председательством полковника Мемета Енилеева. Это согласие было получено, вероятно, оттого, что официальной задачей комитета являлось единственно материальное обеспечение солдат-мусульман, находившихся в Крыму. На самом же деле он стал ядром вооружённой поддержки Мусисполкома, в дальнейшем многократно усилившейся.

Таким образом, учитывая наличие местного Временного правительства, в Крыму возникло двоевластие, но оно, по причине организационной эйфории тех дней, пока не вызывало ничьего отторжения или даже протеста, по крайней мере, внешне.

Часть избранников народа в это время находилась на военной службе. Однако получив известия о событиях в Крыму, оказавшиеся в Одессе Челеби Джихан, Дж. Сейдамет, Амет Озенбашлы и Халил Чапчакчи решили покинуть разлагавшуюся армию и отправиться домой, несмотря на то, что первый из упомянутых лидеров находился в госпитале на излечении.

Однако перед отправлением они собрали всех находившихся в городе солдат-мусульман на митинг в местной мечети. Здесь Челеби Джихан и Дж. Сейдамет выступили перед солдатами с речами, в которых разъяснили цель революции, учитывая при этом, что большинство из них, плохо зная русский язык, понимали смысл разворачивающихся событий ещё хуже, чем их русскоязычные сослуживцы. Там же был избран отдельный мусульманский революционный комитет, что сыграет свою роль позднее, когда будет предпринята удачная попытка перебросить эти несколько тысяч штыков в Крым.

Нуман Челеби Джихан стал также Временным комиссаром Духовного правления и одновременно Таврическим муфтием. Для Крыма, его народа, это событие было поистине потрясающим. Впервые за время, прошедшее после аннексии, крымцы сами, по собственной воле избрали себе высшего духовного наставника. Крымские татары, особенно из образованных, прекрасно знали, что бывшие муфтии не только являлись ставленниками и марионетками царской администрации, но и не удовлетворяли простым требованиям верующих. Они зачастую «не только не знали основ веры, не разбирались в вопросах религии и философии, но вообще с трудом могли читать и писать» (Сейдамет, 2009, № 37. С. 14). Что и понятно, ведь их назначали из наиболее преданных режиму мурз, не отягощённых высшим или даже средним духовным образованием. Теперь этой порочной практике пришёл конец. Мусульмане Крыма были прекрасно осведомлены о качествах нового муфтия и приветствовали его избрание². Естественно, весть об этом событии стала мощным фактором, сплотившим татарский народ вокруг революционного крыла национального движения. Народ почувствовал: лишь его избранники делают дело и добиваются успехов.

Тогда же А.С. Айвазов и М. Кипчакский были избраны членами Бюро мусульманской фракции будущего общекрымского парламента. В ходе собрания было распущено Таврическое магометанское духовное управление и Вакуфная комиссия, как узаконивавшие использование национальных вакуфных средств на цели, не имевшие ничего общего с интересами крымскотатарского народа (Подр. см. в: Григорьев, 1923. С. 232—233). Взамен была создана новая Вакуфная комиссия, уже являвшаяся отделом Мусисполкома (её комиссаром стал Д. Сейдамет).

Нужно признать, что эти выборы прошли не совсем гладко. Противников у предложенных кандидатур оказалось немало, а глашатаем их выступил Сулейман Крымтаев. Обладая прекрасным даром речи, он стал убедительно доказывать, что необходимы и альтернативные кандидаты на предлагаемые важные должности. Однако бахчисарайский городской голова не мог постичь, что влиянию консервативных мурз, да и его собственному после Февраля пришёл конец — теперь каждый мог свободно выражать своё мнение. На собрании он вёл себя как властный чиновник, каким он до недавнего времени и являлся. Однако С.Д. Хаттатов поставил вопрос о его дальнейшем присутствии, оскорбительном для собрания, и оно большинством голосов решило отстранить его от участия в столь важном форуме (Южные ведомости, 30.03.1917).

Мусисполком Крыма быстро получил всеобщее признание (в том числе и центрального Временного правительства) в качестве единственного, полномочного и законного административного органа, представляющего всех крымских татар и обладающего правом решать отныне все проблемы дальнейшего развития коренного народа Крыма. Этому способствовала напряжённая работа, начавшаяся сразу после закрытия собрания. В Мусисполкоме был подготовлен Устав, предназначенный для активистов больших и малых маалле города и деревни. В них следовало образовать местные административные ячейки, подчиняющиеся Мусисполкому. Для помощи на местах из центра на периферию были направлены комиссии, состоявшие из двух-трёх человек, соответствующе подготовленные. Опираясь на единомышленников, известных со времён нелегальной деятельности, а то и привлекая новых, эти комиссии выполнили свою задачу.

В поразительно краткий срок, уже в апреле 1917 г. Мусисполком наладил надёжную связь с городами, где были созданы исполнительные комитеты. А городские комитеты проводили самостоятельные собрания в уездах (где также избирались комитеты), не нуждаясь в постоянной поддержке Исполкома. Свои комитеты были созданы и в сёлах. Подготовительная эта работа была организована чётко, что выглядит почти неправдоподобно, когда речь идёт о людях, никогда ранее не занимавшихся организационными проблемами. В результате Мусисполком мог идти навстречу любым выборам, не только местным, но и общекрымским (а они ещё предстояли), гарантированно располагая 90% голосов крымских татар, готовых отдать голоса за программу своего Центра (Сейдамет, 2009, № 37. С. 14).

Едва закончился учредительный съезд, как русские газеты запестрели паническими статьями, в которых утверждалось, что целью Мусисполкома является откол Крыма от России и возрождение ханства. Между тем в своей политике Мусульманский комитет весной 1917 г. отмежевался от сепаратистской программы отдельных крымскотатарских политиков, настаивавших на полной «автономизации» (по сути, отделении) Крыма, и даже выпустил специальное воззвание, где объявил своей целью построение «демократического республиканского строя на национально-федеративных началах» (Южные ведомости, 25.04.1917).

Позже было проведено ещё несколько съездов, на которых вырабатывались более определённые позиции Исполкома, в том числе и по проблеме автономии. Были приняты решения о необходимости национально-культурной автономии, без чего было бы невозможным возрождение духовного наследия народа и свободное развитие его самосознания, экономической и религиозной жизни.

Одним из таких самостоятельно принятых решений была программа передачи помещичьих земель трудящимся крестьянам, наряду с вакуфными имуществом и капиталом. Тогда же были признаны принципы свободы вероисповедания, союзов, слова, печати, принцип неприкосновенности личности, её имущества и жилища. Эти и иные решения съездов наиболее полно были отражены в итоговом документе — «Политической программе татарской демократии», принятой Мусисполкомом 22 июля 1917 г. Здесь в качестве основной цели национального движения декларировалось создание «Федеративной Демократической Республики... в единении с другими народами, населяющими Крым, передача всей земли трудовому народу» (Цит. по: Хаяли, 2009. С. 123). Последняя задача была намечена давно, на данной формулировке настаивали такие лидеры Мусисполкома, как А. Озенбашлы, М.М. Кипчакский, Х.С. Чапчакчи. Они по своей политической ориентации давно находились ближе всего к эсерам, в чью программу, как известно, входили крестьянские требования социализации земли, создание демократической республики, осуществление основных человеческих прав и свобод.

Собственно, решение о сотрудничестве с какой-либо крупной политической партией России было признано необходимым ещё в самом начале деятельности Мусисполкома. Более всего подходила в этом смысле партия социал-революционеров: в их политической программе будущая Россия представлялась федеративным государством с предоставлением народам бывшей империи широких прав автономии и всех основных свобод. Полностью соответствовала целям Мусисполкома и аграрная программа эсеров, недаром большинство членов этой партии составляли крестьяне. Поэтому союз с эсерами мог значительно поддержать политику крымскотатарского центрального комитета. Это было особенно необходимо в связи с тем, что правые партии не оставляли нападок на крымское национальное движение, в чём находили поддержку у части татар — крупных землевладельцев, дворянства и консервативного духовенства. Эти силы объединялись, и уже в апреле 1917 г. ими было проведено два организационных собрания (в Дерекое и Симферополе).

Таким образом, намечался раскол нации на два противоборствующих лагеря. Этого нельзя было допустить как по причине грозившего ослабления национального движения, так и ввиду намеченного на начало мая в Москве Конгресса мусульман России, где крымских татар могла представлять лишь одна организация, и ею могла стать оппозиция Мусисполкому. Заблаговременно узнав о запланированном собрании в Дерекое, туда прибыли Джафер Сейдамет, Амет Озенбашлы и Сейт Джелил Хаттатов. Им удалось привлечь на свою сторону крестьянскую часть аудитории, детально изложив аграрную и политическую программу Мусисполкома, причём известную поддержку ораторам оказали присутствовавшие там ялтинский кооператор и банкир Мемет Бекиров и местный имам Ибраим Тарпи. В результате крестьяне выразили готовность всецело поддерживать Мусисполком.

В Симферополе ситуация была сложней, поскольку местной оппозиции (мурзакам и религиозным фанатикам, которых возмущал пункт о предоставлении женщине равноправия, внесённое в программу Мусисполкомом) удалось привлечь на свою сторону солдат-мусульман (эскадронцев). На собрании уже было принято решение созвать новый исполнительный комитет, в котором не будет места «безбожникам» и сторонникам сотрудничества с российскими партиями. Однако и здесь прибывшему на собрание Д. Сейдамету удалось переломить его ход и добиться положительного для Мусисполкома результата. Весьма важным было и то, что удалось вырвать из-под влияния оппозиции солдат-эскадронцев, в будущем ставших вооружённой опорой Мусисполкома (Сейдамет, 2009, № 39. С. 14).

Между тем в конце апреля 1917 г. началась подготовка к участию в московском Конгрессе мусульман России, четвёртом по счёту³. Собравшиеся в здании Мусисполкома на Кантарной улице представители местных исполнительных комитетов и других татарских организаций разработали список вопросов, с которыми крымская делегация должна была выступить в Москве. Их круг был невелик: передел земли между крестьянами, сотрудничество мусульман России, равноправие женщин в политической и экономической сферах, территориальная автономия Крыма в составе федеративной России и некоторые другие. На собрании был утверждён список крымской делегации из 25 человек. От Мусисполкома в неё вошли А.С. Айвазов, И. Леманов, А. Озенбашлы, С.Д. Хаттатов, М. Кипчакский и Д. Сейдамет. Последний был назначен руководителем делегации.

Несмотря на то, что на Конгрессе присутствовал представитель центрального Временного правительства (проф. Котляревский), здесь в одном из первых выступлений (доктор Джеват-бей, Азербайджан) прозвучала резкая критика правительственной экспансионистской политики на Чёрном море, имеющей целью захват Стамбула и Проливов. Конкретно же выступление было направлено против министра иностранных дел П.Н. Милюкова, известного своими агрессивно-антитурецкими заявлениями. По этому вопросу Конгрессом был принят протест, опубликованный во многих столичных газетах, что не могло не сыграть роли в последовавшей за этим отставке Милюкова 2 (15) мая 1917 г. Как пишет участник Конгресса, «эти события оказали большое влияние на моральное состояние российских мусульман. Сам факт, что мусульманский Конгресс смог сместить с поста Милюкова, укрепил веру мусульман в собственные силы» (Сейдамет, 2009, № 40. С. 14).

По вопросу государственного устройства бывшей империи мнения участников Конгресса раскололись. «Центристы» настаивали на создании единого мусульманского государственного тела, что, по их мнению, должно было содействовать выработке сильной единой политики по большинству назревших проблем. «Федералисты» же, предвидя скорый и неизбежный распад России, стояли за территориальную автономию национальных окраин, что единственно могло гарантировать большим и малым этническим группам свободу от имперских притязаний и независимость. Большинством голосов Конгресс принял предложения федералистов. Что же касается аграрной программы, то было решено и далее придерживаться эсеровской позиции по разделу земли. То есть, по сути, Мусисполком и в этом вопросе занял оптимальную позицию ещё в апреле. Как и в вопросе о женском равноправии (Конгресс принял аналогичное постановление).

Последний снимок эскадронцев в старой (с погонами) форме

С комитетом солидаризовалась сплотившаяся летом 1917 г. объединённая социалистическая «Татарская партия», программу которой можно было определить как национально-демократическую. Собственно, и ядро её составили лидеры Мусисполкома. Таким образом, лидерами нации была избрана умеренная позиция, нечто среднее между полным сепаратизмом радикалов и идеей культурной автономии И. Гаспринского, а именно позиция национально-политического самоопределения на началах федерализма по отношению к бывшей империи⁴.

В дальнейшем ВКМИК вёл политику, воодушевлённую религиозными принципами и, в немалой мере, революционной идеологией. При этом его члены были достаточно гибки, чтобы находить компромиссные решения, не противоречащие задачам ислама и революции, внешне исключавшим друг друга. Присягнув весной-летом на верность революционному правительству, члены Мусисполкома организовывали крымскотатарские манифестации в его поддержку его, а в мечетях — моления за победу революции!

«Чисто революционные» партии относились к подобным неординарным акциям с иронией. Впрочем, — после проповедей и публичных речей имама И. Тарпи, необычайно популярных в народе и немало сделавших для уяснения широкими крымскотатарскими массами особенностей политического момента и сути происходивших перемен, она быстро испарилась (Елагин, 1924. С. 43).

Член постоянного Мусисполкома Джафер Сейдамет также был человеком многосторонне одарённым. Обладая незаурядными способностями крупного лидера, он был известен и как серьёзный исследователь. Уже в 1910 г. он издал за рубежом одну из первых научных публикаций Новейшего времени, посвящённых крымским татарам (Угнетённый татарский народ). Социалистом Дж. Сейдамет стал во Франции, где учился в Сорбонне⁵, одновременно посещая курсы руководителя Французской социалистической партии Жана Жореса. Джафер был и хорошим практиком: получив революционную закалку на фронте (там его звали «красным подпрапорщиком»), и, вернувшись в 1917 г. в Крым, он буквально разгромил реакционное правление Вакуфной комиссии и, став во главе её, непосредственно руководил раздачей земли беднейшим крестьянам. Эта кампания не вызвала никакого протеста среди крымских мусульман, все имели представление о том, что такое малоземелье. Впрочем, мулла Исмаил Ходжи из деревни Ойрат (близ Ак-Мечети), один на весь Крым, не пожелал расстаться с вакуфными землями, бывшими в его распоряжении. Поскольку он привлёк на свою сторону верующих, то для предотвращения кровопролития на место выехал Д. Сейдамет и мирно уладил конфликт — это один из примеров его работы в те горячие дни.

Третьим по значению лидером крымских татар того периода был А. Озенбашлы. Он, как и Д. Сейдамет, находился под влиянием идей Ж. Жореса. Цитируя французского социалиста, он убеждал своих соотечественников в том, что они, являясь частью народов России, должны принять участие в формировании правления страны. Прекрасно понимая источники неуверенности крымских татар в собственных силах, он говорил, что «...вопреки установившемуся мнению об инертности, бездеятельности и пассивности отношения татар к общественной и политической жизни страны, в настоящее время мы наблюдаем совершенно иную картину. Крымские татары до неузнаваемости стали чуткими к малейшим колебаниям общественно-политического барометра не только в Крыму, но и во всей стране» (Цит. по: Исхаков, 2004. С. 319).

Ещё одна личность, завоевавшая народное признание в послереволюционные дни и месяцы, — Асан Сабри Айвазов (1878—1938). Закончив мектебе и Алупкинское медресе, он в 1892—1898 гг. учился в Педагогическом институте Стамбула, потом долго работал учителем в сельских школах на родине. После событий 1905 г. становится редактором медиевской по политической ориентации газеты Батан хадими (Карасубазар). Активно участвуя в демократическом и национально-освободительном движении крымскотатарской интеллигенции, попал под подозрение полиции и был в 1909 г. выслан из Крыма. Какое-то время жил в Москве, используя этот период для политического самосовершенствования. Через четыре года вернулся, став ближайшим помощником И. Гаспринского (практически соредактором) в издании Терджимана, затем руководил им самостоятельно.

Делегат съезда Ибрагим Тарпи родился в 1874 г. в бедной крестьянской семье, но, как и его братья, сумел получить образование в Зинджирлы-медресе. Проявив незаурядные способности и трудолюбие, И. Тарпи получил от местной джемиет-хайриет (мусульманский гуманитарный фонд) средства, позволившие ему с отличием окончить теологический факультет Стамбульского университета. С 1914 г. он служил имамом новой Дерекойской мечети, одновременно занимаясь активной деятельностью по распространению мусульманской культуры во всём Ялтинском уезде. К 1917 г. И. Тарпи был широко известен в кругах крымскотатарской и русской интеллигенции Южного берега Крыма и столицы, что объясняет его избрание в Мусисполком (АМ ФВ. Д. 23. Л. 2—3).

Нельзя забывать и о той роли, которую в крымскотатарской революции сыграли женщины. Ещё в середине апреля по инициативе Шефики Гаспринской (дочь Исмаил-бея) в Бахчисарае был проведён митинг, закончившийся созданием Женского городского революционного комитета. Летом того же года женское движение охватило весь полуостров, и был избран Центральный мусульманский женский комитет Крыма, председателем которого стала член Мусисполкома Айше Исхакова, а её заместителем — Шефика Гаспринская (Шемьи-заде, 2010, № 14. С. 4). В дальнейшем женщины-активистки принимали самое деятельное участие в революционных и политических событиях. Так, А. Исхакова была в сентябре 1917 г. направлена в Киев на Съезд народов России, где её зажигательная речь имела колоссальный успех — зал аплодировал ей стоя (Там же).

Что же касается Ш. Гаспринской, то она, после того, как её муж (Юсуф Насипбейли, премьер-министр национального правительства Азербайджана) был расстрелян в 1920 г. большевиками, вынужденно эмигрировала в Турцию. Но и там она по мере сил содействовала национальному освобождению своего народа, возглавив созданный ею в 1930 г. в Стамбуле Союз крымскотатарских женщин. С самого начала нового подъёма национального движения, то есть с весны 1917 г., активное участие в революционных событиях принимала и Анифе Исмаил-къызы, жена Али Боданинского. Она была членом Центрального мусульманского женского комитета Крыма, избиралась в Первый Курултай, затем преследовалась деникинской контрразведкой. Впоследствии, уже при советской власти, Анифе Исмаил-къызы смело выступала против преследований, которым подвергались крымскотатарская интеллигенция и деятели культуры (Шемьи-заде, 2010, № 14. С. 4).

Но вернёмся к истории съезда. Здесь крайне актуальной и ранее неслыханной проблеме была посвящена речь публициста Аблякима Ильмия⁶. Он говорил о присущей крымскотатарскому характеру излишней мягкости, об отсутствии мужественности. Эти черты, считал А. Ильмий, — результат многовекового угнетения народа. Вначале властью Золотой Орды, потом султанами и, наконец, русскими царями. Так вот, продолжал оратор, чтобы вернуть себе мужественность, необходимо искоренить ту самую особенность крымскотатарского характера, что общеизвестна — его «опасную и вредную мягкость, доброту, податливость и уступчивость»! (Цит по: Исхаков, 2004. С. 319).

Показательно, что первым постановлением Мусульманского комитета стало решение о народном просвещении. В Симферополе были организованы курсы по подготовке народных учителей, которые могли бы работать в новометодной школе. Одновременно начала работу комиссия по созданию новых учебников. Поскольку большое количество духовных лиц зарекомендовало себя в качестве консерваторов (часть из них вообще не имела образования и связала себя с религией, чтобы уклониться от военной службы или ради вакуфных доходов), Мусисполком принял решение о переэкзаменовке хатипов, имамов, кадиев и мазинов. Для восполнения открывшихся в результате отсева вакантных мест были открыты курсы для подготовки вероучителей указанных квалификаций. Тогда же, в апреле 1917 г., было принято решение о съезде крымскотатарских учителей, который состоялся в начале мая в Симферополе.

На этом съезде было принято решение реформировать учительскую семинарию, созданную по инициативе обер-прокурора синода К.П. Победоносцева для усиленной русификации Крыма. Отныне семинария должна была играть прямо противоположную роль, готовя национальные кадры для крымских школ. Казалось бы, вполне здравое в революционной ситуации решение, однако оно было принято в штыки русской администрацией крымского Временного правительства. Она стремилась, по сути, сохранить национальную линию, принятую одним из самых одиозных мракобесов царского времени. Таким образом, можно было сделать вывод о том, что, как и при жизни И. Гаспринского, даже самые демократично настроенные представители титульной нации становятся ретроградами, как только намечаются реальные шаги к восстановлению национальной культуры и человеческих прав «инородцев». Тем не менее, добившись замены старого директора семинарии, Мусисполком взял управление ею в свои руки. С таким же трудом удалось добиться учреждения при крымском Управлении просвещения мусульманского отделения, без чего нормальная работа татарских школ и семинарии была бы невозможной⁷.

На этом реформирование крымской просвещенческой системы не прекратилось. В августе 1917 г. будет принято решение об учреждении Педагогического училища им. И. Гаспринского. Средства на строительство здания училища собирали всем народом Крыма, с энтузиазмом поддержавшим идею, зародившуюся некогда у самого Исмаил-бея. После того как газета «Миллет» опубликовала воззвание к крымским татарам, деньги шли в местные комитеты всех уголков Крыма. Поэтому в том же году в Бахчисарае открылось мужское педагогическое училище и художественная школа (о ней ниже), а в Симферополе — первое в истории Крыма женское педагогическое училище.

Итак, первым постановлением Мусульманского комитета стало решение о народном просвещении, и лишь во вторую очередь он позаботился о создании необходимой для любой власти вооруженной поддержки — мусульманских добровольческих частей. Постановления о создании именно национальных вооружённых сил были, как мы помним, неновы. Об этом в Крыму говорилось и в XIX в. Но теперь к старым соображениям о целесообразности (религиозной и пр.) их создания добавлялось нечто совершенно новое. Поскольку милиция ещё не была создана, эти части должны были бороться с заполонившим Крым уголовным и политически-преступным элементом. В смешанных же частях могли найтись сочувствующие этим уголовникам, не относившимся к коренному народу Крыма (русские солдаты, например, могли отказаться выполнять приказы командиров-татар в операциях против преступного элемента российского происхождения).

Наконец, старая армия буквально на глазах расползалась. Дезертиры спешили домой, где промедление с дележом земли было недопустимым. Крымскотатарские же части практически не были подвержены разложению из-за малой их политизированности (идеалы социализма тут не работали: для мусульман идеал уже содержался, уже был достигнут в текстах Корана и сунны, причём в детально разработанной форме). Кроме того, татары были в Крыму, дома и в любой момент могли вмешаться в развитие земельного вопроса, если бы оно пошло, как при старом режиме, против законов совести и порядка. Тем более, что соседняя Украина показала пример такого оперативного силового вмешательства в гражданские дела; там новые, революционные части были исключительно национальными. И именно поэтому земельный вопрос стал впервые за несколько веков решаться в пользу труженика полей, в пользу коренного, украинского хлебороба. Этим примером было бы преступно пренебрегать. Так говорил муфтий Нуман Челеби Джихан (Зарубин А., 1999. С. 295).

С предложением создания таких же целиком национальных частей было решено обратиться к военному и морскому министру Временного правительства А.Ф. Керенскому, использовав для этого его визит в Севастополь. Аудиенция руководства Мусисполкома (Челеби Джихан, Д. Сейдамет, С.Д. Хаттатов, А.С. Айвазов и А. Озенбашлы) у всесильного министра состоялась 27 мая 1917 г.; на ней ему вручили меморандум, в котором говорилось о сложившемся ненормальном положении, когда татарскими солдатами, многие из которых не знают русского языка, командуют русские офицеры. Здесь же А.Ф. Керенскому было предложено сформировать татарские части, как кавалерийские, так и пехотные, со своими же командирами. Министру нечего было возразить, и он обещал передать соответствующее распоряжение в Одесский штаб, так как основная часть крымских солдат базировалась в подчинённом ему Херсоне в составе Крымского конного полка (Сейдамет, 2009, № 41. С. 14). Однако никаких результатов это распоряжение не принесло (если оно вообще было отослано в Одессу). Но стоявшие в Севастополе крымские батальоны получили, по непосредственному распоряжению министра, национальных командиров.

Против идеи создания национального вооружённого крымскотатарского отряда выступило Временное правительство Крыма, естественно, стремившееся сохранить монополию на власть. Тем не менее Нуман Челеби Джихан лично призвал служивших в армии бывшей империи (а теперь Временного правительства) крымскотатарских солдат, предназначенных для отправки на фронт, вернуться домой «для охраны своих деревень»⁸. Отдельные солдаты стали прибывать в свои сёла именно в эти дни, а к 11 июля общее число их составило около 1000 человек. Исполнявший обязанности губернского комиссара П.И. Биянки потребовал от муфтия, чтобы тот издал воззвание к этим солдатам с призывом немедленно вернуться в Симферополь. Когда же Нуман Челеби Джихан отказался исполнить такое требование, то и. о. комиссара предложил прокурору Симферопольского окружного суда привлечь муфтия к уголовной ответственности. Об этих провокационных шагах было известно фактически высшему чиновнику в крымской администрации (губернатору), представителю российского премьер-министра в Крыму, члену кадетской партии Н.Н. Богданову. Однако он не только не предупредил готовящийся арест муфтия, но и по просочившейся в Мусисполком информации являлся подлинным инициатором преступной акции. Результатом этой инициативы стал арест муфтия 23 июля по распоряжению начальника Севастопольской контрразведки подпоручика В. Севея. При этом Нуман Челеби Джихан был отправлен на автомобиле в Севастополь. Как только об аресте стало известно, Мусисполком заявил свой протест и потребовал его немедленного освобождения (ГТ. 29.07.1917).

П.И. Биянки тут же направил А.Ф. Керенскому, теперь уже премьер-министру (официально «министр-председатель») и главнокомандующему, телеграмму, где предупреждал, что «арест муфтия может вызвать осложнения в губернии, южные уезды которой сплошь заселены мусульманами» (цит. по: Къандым, 2002. С. 199). И действительно, волнения начались в тот же день, так как весть об этом событии облетела весь Крым и вызвала небывалое скопление крымцев в Симферополе. К зданию Губернского комиссариата Временного правительства подошло около 10 000 человек и мусульманский батальон, а крупная группа татар собралась у Симферопольской тюрьмы, требуя пропустить её внутрь для осмотра помещений в поисках арестованного муфтия. Люди разошлись лишь после того, как тюрьму осмотрели её делегаты, и там Н. Челеби Джихана не оказалось. Из Ялты, Евпатории, Феодосии, Дерекоя, Кизилташа, Гурзуфа и других мест на адрес губернского комиссара шёл поток телеграмм с требованием «немедленного его освобождения и предания суду виновных в нарушении принципа свободы» (ук. соч. С. 204).

Телеграммы были отправлены и в регионы проживания российских мусульман. В эти дни в Казани проходили очередной Мусульманский Конгресс и Конференция улемов, а также Конференция мусульман-военнослужащих. От имени этих трёх представительных собраний А.Ф. Керенскому была отправлена телеграмма необычно резкого содержания. Её автор Беньямин Ахметов писал: «Требуем незамедлительного освобождения необоснованно арестованных и привлечения к строгой ответственности за совершение противоправных действий местных должностных лиц. Рассматриваем арест российских мусульман как противодействие революции и ждём Вашего ответа» (Цит. по: Сейдамет, 2009, № 44. С. 14). Вскоре, после телеграфных переговоров губернских властей с петербургским Временным правительством, Нуман Челеби Джихан был освобождён. Это был успех Мусисполкома и всего возмущённого народа. Встречать освобождённого муфтия вышел весь татарский Симферополь.

Любопытно, что современные авторы пророссийской ориентации в стремлении как-то объяснить непонятную для них всенародную популярность муфтия утверждают, что этот взрыв возмущения крымчан был срежиссирован (Зарубин А., 1999. С. 295). Кем, как, на какие деньги, и, главное, когда ставилось, репетировалось и режиссировалось выступление масс, не указывается, что понятно. Но вот неясно, как сочетать это голословное утверждение с простым фактом: сам муфтий из тюрьмы послал в Мусисполком телеграмму, в которой настоятельно просил приложить все усилия к прекращению волнений, попытаться «соблюдать полный порядок и спокойствие» (Цит. по: Сеитбекиров «а», 1997).

Абляким Ильмий. Фото. Из: Керим, 1997

В том же июле месяце 1917 г. Мусисполком обнародовал свою политическую программу. Одним из первых пунктов целью его деятельности ставилась подготовка к созыву Учредительного собрания для образования постоянного правительства Крыма в форме федерально-демократической республики. Будущая республика должна была пользоваться национально-культурной автономией, совершенно необходимой для развития национального самосознания. О том, что при этом не выдвигается никаких сепаратистских требований, подчёркивалось особо: «Татарский народ в единении с другими народностями, населяющими Крым, не требует для себя политической автономии, но не позволит установления в Крыму политической гегемонии какого-нибудь народа, не имеющего ни культурных, ни исторических, ни этнографических прав на таковую» (Цит. по: Революция, 1930. С. 329).

Земельный вопрос предполагалось решить путём передачи всех площадей тем, кто на них трудился и трудится, при этом требовалось изъять все земли, похищенные у народа при старой власти, в том числе вакуфные территории и другое недвижимое вакуфное имущество для возвращения его верующим. Из политических требований важнейшими были отмена всех сословных привилегий, а также формирование из находящихся в Крыму татар-военнослужащих отдельных воинских частей в последующей отправкой их в действующую армию (Революция, 1930. Там же). Следует подчеркнуть, что в период, прошедший между обнародованием Программы Мусисполкома до начала кампании по подготовке Учредительного собрания, крымскотатарские лидеры продолжали занимать весьма активную политическую позицию.

Так, сразу после своего освобождения Челеби Джихан предложил Мусисполкому принять меры по отставке Н.Н. Богданова, как чиновника, нарушающего права и свободы человека и оттого угрожающего безопасности крымских граждан. Для решения этой задачи был составлен Обвинительный акт по делу из 6-ти пунктов. В последнем из них, в частности, говорилось: «...пока Богданов остаётся в губернском комиссариате и членом Совета спасения отечества и революции, мы, не желая брать на себя ответственность за тяжёлые последствия, которые повлекли за собой его растерянность и беспомощность, заявляем о своём выходе из организации. Мы будем бороться с анархией своими силами, сами станем на защиту революции и независимости» (Цит. по: Сейдамет, 2009, № 44. С. 14).

Обвинительный акт был зачитан на совещании в губернском центре 31 октября 1917 г. Но до этого на прибывших на совещание членов Мусисполкома обрушился град обвинений. Снова была вытащена на свет гипотеза о стремлении создать новое Крымское ханство, отделившееся от России, подтверждением чему выставлялось нежелание Мусисполкома влиться в любую из российских партий. Были и другие обвинения, истоки которых стали известны довольно скоро. Польский историк Арслан-мирза Кричинский обнаружил документы, из которых следовало, что Аппаз Ширинский постоянно слал доносы на своих соотечественников в севастопольский Отдел военной разведки. Однако после оглашения Обвинительного акта разнопартийные участники совещания приняли решение о выведении Н.Н. Богданова из Революционного комитета и губернского комиссариата. Губернатор был отстранён и от своей основной должности, но случилось это несколько позже, уже глубокой осенью.

Тем временем остро актуальной становилась другая проблема — крымской прессы. Русские умеренно либеральные органы «Крымские известия» и «Южные ведомости» давно уже были известны своими нападками на Мусисполком и национальное татарское движение в целом. Эта критика, по большей части клеветническая, воспринималась населением Крыма за чистую монету, отчего возрастала межэтническая напряжённость, чреватая конфликтами. Особую весомость такой политике в русской прессе придавали враждебные движению статьи Аппаза Ширинского, к тому времени окончательно переметнувшегося к противникам Мусисполкома. И если реакционное духовенство и мурзачество обвиняли исполком в тесных политических связях с русскими администраторами и политиками, то А. Ширинский вёл атаку с противоположной стороны, утверждая, что Мусисполком настроен враждебно вообще ко всему русскому, в том числе и культуре. Этой клевете нельзя было противопоставить ничего, кроме объективных материалов альтернативной прессы. Терджиман, давно руководимый А.С. Аппазовым, для этой цели не совсем подходил: он подчёркнуто избегал становиться на какую-то политическую позицию, имея совсем иную цель — не политическое разобщение, а объединение тюрков вокруг знамени общей религии и культуры.

Поэтому возникла идея о создании новых газет. В июне 1917 г. Абляким Ильмий взялся за издание независимой газеты Къырым оджагы («Крымский очаг»). Поскольку газета должна была выпускаться массовым тиражом, на средства Мусисполкома была приобретена крупнейшая симферопольская типография на ул. Пушкина. Первый номер вышел уже 20 июня. А через неделю в той же типографии начала печататься ещё одна газета, Миллет («Нация»), редактировать которую согласился А.С. Аппазов. Ещё через месяц стала выходить газета Голос татар (редакторы Халил Чапчакчи и Али Боданинский), предназначенная для оперативного информирования русского читателя.

Между тем до Крыма донеслись тревожные вести о том, что 30 мая матросы кронштадтской базы военно-морского флота, распропагандированные большевистскими подстрекателями, подняли мятеж против законного Временного правительства, сопровождаемый дикими казнями и издевательствами над своими боевыми товарищами — офицерами. Затем опасность анархии надвинулась и на Крым: 20 июня произошло восстание на Черноморском флоте с теми же террористическими акциями против морских и сухопутных офицеров. 15—17 июля вспыхнул мятеж в Мелитополе (входившем тогда в Таврическую губернию), сопровождавшийся поджогами и массовыми грабежами. А 16 июля большевики подняли мятеж в Петрограде — безвластие, сопровождаемое бессудными репрессиями, грабежами и насилием, расползалось вширь. Демократические завоевания революции оказались под угрозой, как и крымскотатарское национально-освободительное движение и, в частности, его руководящий штаб — Мусисполком.

Находившихся в Севастополе и других гарнизонах крымскотатарских частей для решения проблемы безопасности было явно недостаточно. Кроме того, назначение командирами крымских татар и размещение их в отдельные казармы вызвало бурное недовольство как среди остальных солдат, так и гражданского населения Крыма, несмотря на то что русские солдатские и военно-морские силы численно многократно превосходили личный состав преобразованных эскадронов. Поэтому летом 1917 г. перед Мусисполкомом остро встала задача немедленного возвращения на родину крымскотатарских частей, дислоцированных в Херсоне и Новогеоргиевске, расположенном неподалёку. Однако события, произошедшие в Крыму летом 1917 г., заставили отложить решение этой задачи до октября.

В то же время не теряло своей активности участие крымских татар в общероссийских форумах. В Киеве 8 сентября 1917 г. начинался Конгресс федералистов, вызванный отрицательным отношением всех российских партий к программам национальных окраин. Нужно было что-то противопоставить этой позиции, поэтому и был созван этот Конгресс, поэтому в Киев и была направлена крымская делегация. Сложное положение крымских татар было наглядно обрисовано Аметом Озенбашлы. Но наибольшее впечатление на делегатов конгресса произвела речь Айше Исхаковой. Прекрасно владея русским, она ярко и эмоционально охарактеризовала имперское отношение к угнетённым народам, пережитки которого заметны и при демократической власти Временного правительства (в качестве доказательства ею был приведён факт незаконного ареста Челеби Джихана). Общее одобрение вызвал основной вывод Айше, что, несмотря на революционные потрясения, русские по-прежнему находятся в плену идеологии своего национального превосходства. Именно поэтому, продолжила она, всем ранее угнетённым народам России необходимо сплотиться в единую федерацию, где всем будут предоставлены равные права.

Конгресс принял решения, впоследствии оказавшие значительное влияние на политику Мусисполкома. Здесь была признана необходимость федеративного устройства России и избрания национальных правительств на началах их независимости. По окончании Конгресса крымская делегация встретилась с председателем Центральной Рады М.С. Грушевским. Во время этой встречи профессор подтвердил установочную программу украинской делегации, заверив крымцев, что в Универсале (государственном манифесте будущей автономной Украины) будет статья о независимости Крыма по принципу «Крым — для крымцев!», на территорию которого Украина претендовать не будет (Сейдамет, 2009, № 46. С. 14).

В начале октября 1917 г. Мусисполком постановил немедленно возвратить крымских солдат на родину, и десятого числа в Одессу отправился Д. Сейдамет. Начальником Одесского штаба тогда являлся генерал Н.А. Маркс. Генерал неплохо относился к крымским татарам⁹, но он отказался отдать соответствующее распоряжение, не желая нарушать присяги и сославшись на законы военного времени, согласно которым всякая передислокация частей может производиться лишь по указанию верховного командования. Поэтому Д. Сейдамет выехал в Херсон. Встретившись с командованием Крымского конного полка¹⁰, которое категорически отказалось самовольно выступить в Крым, посланец Мусисполкома решил обратиться к рядовым. Председатель солдатского комитета Сейдамет Эмирали собрал личный состав полка, перед которым Д. Сейдамет выступил с речью, в которой обрисовал положение в Крыму и разъяснил солдатам, в чём состоит их долг в создавшейся угрожаемой обстановке.

Заручившись их согласием подчиниться решению Мусисполкома, Д. Сейдамет назначил из их числа новых командиров к каждому отделению, после чего полк взял под свой контроль херсонские почту и телеграф с тем, чтобы отсечь город от любого общения с внешним миром, прежде всего с Одессой. После этого было сформировано пять эшелонов, на которые были загружены не только люди, но и кони, оружие, боеприпасы, провиант и т. д. Лишь после того, как составы были отправлены, эскадроны двинулись на восток, в крымском направлении (они прибудут туда лишь к концу года). Сам Д. Сейдамет отправился в Киев, куда прибыл 25 октября — в день, когда большевики Петрограда совершили вооружённый переворот.

Встретившись с министром национальной обороны независимой Украины Симоном Петлюрой, Д. Сейдамет добился от него обещания снять с румынского фронта мусульманскую дивизию и также направить её в Крым, для защиты дела революции (Сейдамет, 2010, № 2. С. 14). Тогда же Мусисполком «...в последний раз возбудил ходатайство о переводе Крымского Конного полка в Крым. Если и это ходатайство не будет удовлетворено, — предупреждал печатный орган Мусисполкома, то комитет решил собственной властью перебросить полк в Крым» (Миллет. 29.10.1917). С этой же целью 30 октября, то есть сразу после октябрьского переворота, при Мусисполкоме было создано военное управление. Затем был сформирован Первый крымскотатарский полк «Урриет» (ГТ. 20.12.1917). Вскоре боевые национальные дружины появились и в отдельных городах.

Первый крымскотатарский полк (его называли иногда батальоном) был вскоре признан в качестве законной революционной воинской части всероссийским Временным правительством, которое даже усилило его, переведя для этого в Симферополь запасную часть Крымского Конного полка. Крымскотатарский полк стал первым после аннексии ханства поистине народным войском Крыма, вставшим на защиту прав коренного народа и этим народом всегда поддерживаемым. Об этом свидетельствовало, к примеру, письмо различных мусульманских обществ и организаций Бахчисарая, направленное в те дни губернскому комиссару Н.Н. Богданову. В тексте этого послания указывалось, что «в городах, сёлах и деревнях и [на] дорогах почти ежедневно происходят открытые грабежи, насилия и убийства мирных граждан», отчего бахчисарайцы просили «выделить из этого мусульманского батальона и командировать по городам, сёлам Крыма отдельных команд для несения охранной службы» (цит. по: Къандым, 2002. С. 221—222)¹¹.

Что же касается первого из упомянутых постановлений Мусисполкома, то крымскотатарская новометодная, модернизированная школа была впервые в истории полностью передана в руки крымцев. Но это ни в коем случае не означало стремления комитета ее обособить, оторвать от культуры России. В школе преподавались русский язык и литература, история империи, а летом 1917 г. татарские преподаватели были отправлены за счет комитета в Москву на курсы повышения квалификации у российских профессоров.

Кроме того, Комитет стремился к улаживанию всевозможных конфликтов, стихийно вспыхивавших между татарами и правительством в ходе аграрной реформы. Так, когда в южных волостях Крыма, на 58—96% населённых татарами (Стат. атлас, 1922. С. 9), вспыхнули беспорядки и крестьяне стали самовольно захватывать земли (дер. Кикинеиз, Байдары), члены Мусисполкома, взяв на себя роль посредников, добились решения проблемы, приемлемого и для татар, и для администрации местных Советов (КВ. 05.07.1917).

Следующее важное решение комитета — о передаче вакуфного имущества и доходов с него крымскотатарским крестьянам, то есть потомкам собирателей и дарителей этого народного достояния. Был выдвинут лозунг «Вся земля принадлежит общинам!». Практически же площадь участка для каждого крестьянского хозяйства определялась в соответствии с реальной возможностью для данного крестьянина обработать её своими силами, без найма батраков (ГТ. 06.08.1917).

Иная точка зрения была у правительства, считавшего, что вакуфы должны официально остаться в руках духовенства, но под полным контролем государства. Разгорелась дискуссия, тем более острая, что речь шла о всё ещё значительном имуществе, состоявшем из 88 000 десятин лучших земель и 500 домов, магазинов и лавок. Комитет развернул широкую пропагандистскую работу в деревне, обосновывая свою позицию тем, что вакуфы, будучи переданы беднякам села, не только улучшат положение крестьян, но и лишат экономической базы духовенство, сохранившее в известной мере верность свергнутому царскому режиму. Естественно, село пошло за Комитетом, как и крымскотатарская прослойка города.

Именно в этот период, когда в городах и уездах крепли местные комитеты, а Мусульманский комитет превращался в стройную организацию с чёткой национально-демократической программой, его реальная сила основывалась на безоговорочной поддержке доверявших ему масс — от центра до самых глухих деревень (это, кстати, признавалось и антитатарски настроенными историками — см.: Бунегин, 1927. С. 46). По сути комитет стал единственной силой, которая в новое время взяла на себя заботу об экономическом и культурном возрождении нации. Трудно назвать какую-либо иную группировку, которая в XIX—XX вв. столь четко и бескомпромиссно могла бы связать свою судьбу с борьбой по большому счёту за возврат коренному народу Крыма его исторической родины, за возрождение его культуры.

Примечания

1. Нуман Челеби Джихан (род. В 1885 г.), в юности порвав с отцом-помещиком, работал ремесленником в Евпатории. Окончил Зинджирлы-медресе, уехал в Стамбул, где, бедствуя и голодая, упорно учился вместе с такими деятелями будущей революции в Крыму, как Джафер Сейдамет, Абдураим Сюкюти, Алим Сейит и др. Принял активное участие в турецкой революции, сидел в тюрьме, бежал, нелегально пересёк границу, был рабочим в Москве. В 1914 г. ушел вольнонаёмным на фронт, затем, вернувшись в 1917 г. в Евпаторию, возглавил левое крыло национального движения, став одним из первых крымскотатарских лидеров-революционеров. Непостижимо голословная характеристика была дана Н.Ч. Джихану П. Надинским, в духе сталинской терминологии называющим его вкупе с другими членами Мусульманского комитета «наёмным турецким агентом» (Надинский, 1952. Ч. II. С. 27).

2. Этот выбор был сделан не только по политическим, но и по профессиональным соображениям. Челеби Джихан, получивший блестящее духовное образование в Крыму и за рубежом, обладал глубокими богословскими познаниями, что было широко известно в Крыму. Будучи замечательным эрудитом в аятах Корана и хадисах, прекрасно разбираясь в шариатском праве, он был способен распутывать сложнейшие богословские вопросы, с которыми к нему нередко обращались, в то время как другие имамы и оджи Крыма давали на них сбивчивые и противоречивые ответы (Сейдамет, 2009, № 26. С. 14). Кроме того, в эти, последние, годы его жизни, недосягаемо высоким стал его авторитет как глубоко порядочного человека, патриота Крыма и самоотверженного политического борца.

3. Напомним, что первый из них проходил в августе 1905 г. близ Нижнего Новгорода, второй — в январе 1906 в Петербурге, третий — в августе того же года в Нижнем Новгороде.

4. Второй Всероссийский мусульманский конгресс, собравшийся в июне того же года, выдвинул на первый план радикальное решение назревших социальных проблем. Но было уделено внимание и организационно-политическим новшествам, ряд вопросов решили передать в компетенцию будущего всероссийского мусульманского «Национального собрания». Кроме того, несколько ранее, ещё в апреле, казахи создали в Оренбурге политический союз «Алаш-Орда», в программе которого значились достижение автономии тюркоязычных областей, а также обеспечение репатриации эмигрировавших в Китай соотечественников (Каппелер, 1999. С. 266—267). Отметим, что более умеренные крымские татары пока таких радикальных вопросов не поднимали.

5. Образованные крымчане, слушавшие речи Д. Сейдамета в 1917 г., могли оценить эрудицию пламенного оратора, свободно цитировавшего Монтеня и Мирабо. Он гневно критиковал революционные власти России, которые, по его мнению, обошли права национальностей, считая их несущественными. «Российская республика провозгласила свободу и права личности, но обошла молчанием права народов», — это было сказано Дж. Сейдаметом задолго до начала большевистских репрессий против крымских татар (цит. по: Исхаков, 2004. С. 318—319).

6. Абляким Ильмий (1887—1947) изд. Эски-Эль (Бахчисарайский уезд) получив среднее образование на родине, учился в одном из университетов Стамбула. Член «Общества студенческой молодёжи». Вернувшись в Крым (1914), руководил медресе Тав-Даира, выступал в «Терджимане со статьями о реформах, в том числе в сфере образования. С 1916 г. редактор «Терджимана». Основатель газеты «Очаг Крыма» (Къырым оджагъы). Член президиума Крымскотатарского национального собрания (1917). Автор ряда повестей, сыгравших заметную роль в становлении современной национальной литературы Крыма. Репрессирован (1928). Во время войны эмигрировал. Похоронен в Меджидие, Добруджа.

7. В этом конфликте большую положительную роль сыграл учитель Халил Тынчеров, казанский татарин по происхождению, ставший известным в Крыму благодаря своему участию в революции 1905 г. Ему удалось опереться на ряд прогрессивных русских учителей Крыма, заручившись их поддержкой перед губернским Управлением просвещения.

8. Впоследствии выяснилось, что муфтий предложил военнослужащим-татарам вернуться к родным и близким лишь на время начинавшихся религиозных празднеств (Ялтинский Голос. 04.08.1917).

9. Н.А. Маркс был крымчанином (из Отуз). Он интересовался историей коренного народа и издал три выпуска «Легенд Крыма» (1913, 1914, 1917 гг.; четвёртый, с иллюстрациями М. Волошина, был подготовлен в 1919 г.) с обширным комментарием. Эти книги до сих пор представляют собой не только научный интерес, но и весьма привлекательны в литературном отношении. В дальнейшем его судьба сложилась довольно странным образом — для старика-генерала, во всяком случае. Вернувшись на родину весной 1919 г., он стал работать у большевиков. Сначала в Феодосии, комиссаром по охране города, а затем РВК назначил его, правда, ненадолго комиссаром народного просвещения республики. Позже, когда установилась власть белых, генерала долго прятали крымские татары, но он был арестован контрразведкой. Н.А. Маркса готовились расстрелять, но во многом благодаря М. Волошину заменили казнь приговором к четырёхлетней каторге. После этого М. Волошин обратился лично к Деникину, и старика выпустили на свободу после чего он выехал на Тамань. Там он работал лектором в советском Наркомате просвещения, заслужив всеобщее уважение и любовь. В Крым, куда он неустанно стремился, ему вернуться не пришлось, он умер 29 марта 1921 г. в Екатеринодаре (Купченко, 1998. С. 42—58).

10. Полковым командиром являлся Н.А. Княжевич, свитский генерал, который в дальнейшем стал последним в истории Таврическим губернатором (1918—1920 гг.). Поскольку в октябре 1917 г. он в Херсоне отсутствовал, Д. Сейдамет вёл переговоры с его заместителем и старшими офицерами полка.

11. Любопытный эпизод из истории этой крымскотатарской части: как говорилось выше, в июле 1917 г. рядовые эскадронцы после того, как им объявили о предстоящей отправке на фронт, разошлись по родным деревням. Правительство Крыма поспешило объявить их дезертирами, но было весьма пристыжено, когда через несколько дней те вернулись, приведя с собой в полк множество молодых крымских татар-добровольцев, своих земляков (Бунегин, 1927. С. 86).