6. Партия в подполье?

Что же касается остального, коренного крымского населения, то Милли Фирка от фактически подпольного своего положения совершенно не утратила в его глазах авторитета, скорее наоборот. Начали стихийно возникать совершенно новые организации, прежде всего молодёжные. Что понятно: молодым свойственно искать новые формы совместного общения, а комсомол для этого не годился, он отталкивал национальную молодёжь своими чуждыми нормами жизни, в частности совершенно дикими предписаниями в области половой морали (о них ниже). Поэтому уже в первые годы советской власти возникают такие союзы крымско-татарской молодёжи, как Алтын-Орда, Олаш-Орда и другие. Они не являлись какими-то молодёжными секциями или отделениями партии Милли Фирка, но имели близкие цели в построении и основ общественного быта, и национальной культуры в целом. Большевики, оценивавшие все явления с классовой точки зрения, имели основания связывать эти группы с движением Милли Фирка, отчего молодёжь подвергалась репрессиям наравне со «взрослыми» миллифирковцами.

Бдительные чекисты связывали с Милли Фирка вообще любые коллективные контакты и даже места общения крымских татар, естественно, не располагая для этого доказательными фактами. Хотя, конечно, в многочисленных кофейнях, Домах крестьянина, на постоялых дворах не могли не звучать смелые речи, высказываться здравые, незашоренные мысли, что делало эти очаги человеческого общения для большевиков неприемлемыми и даже враждебными. При этом большевики использовали в своих целях пример одной-единственной кофейни «Миллет»¹, действительно разработавшей нестандартные формы работы. Это было своего рода литературно-художественное кафе с собственным общественным советом, куда одно время входило и несколько интеллигентов-миллифирковцев. Официальная печать раздувала панические слухи о существовании целой сети таких же «антисоветских кофеен», покрывшей Крым, о гостиницах и постоялых дворах как пунктах агентурных встреч и т. д. Поскольку при этом не было названо ни одного конкретного факта такой деятельности, остаётся сделать вывод о непричастности Милли Фирка и к этой кампании, затеянной единственно из-за неприемлемости для советской власти мирной картины человеческого общения, — но общения неорганизованного, то есть свободного.

В ходе газетной травли сохранила свою актуальность подготовленная в 1925 г. председателем Крым ГПУ А.И. Торопкиным «объективка» на всю крымско-татарскую интеллигенцию: «Она сильна тем, что сосредотачивает в своих руках образованность на турецком и татарском языках, исторические и национальные тенденции... Всё народное просвещение всех областей находится в её руках. Она представляет собой технические кадры татарской государственности» (цит. по: Сеитбекир, 1997. С. 49).

Следующая кампания против Милли Фирка началась с прямой подачи Областкома, указавшего, что подпольный ЦК этой партии массово засылает своих агентов внутрь ВКП(б) и ВЛКСМ, после чего они «пролезают» на партийные и комсомольские руководящие должности «с целью подрыва Советской власти изнутри»². В этой провокации любопытна подмена причины её следствием. На самом деле шёл обратный процесс: немногочисленные коммунисты из крымских татар, одурманенные в первые годы советской власти большевистской пропагандой, но не желавшие вреда своим соотечественникам, постепенно проникались правотой идей Милли Фирка и, помогая по мере сил своему народу, невольно служили им. Такие перемены были особенно заметны на фоне уже вполне сложившейся среды советского чиновничества, никогда не пренебрегавшего возможностью доносов на коллег, замеченных в необычной для стандартного аппаратчика деятельности.

Тем не менее верность своим идеям хранили не только такие заметные деятели, как Чобан-заде, Вели Ибраимов, Хаттатов и другие миллифирковцы, но и многочисленные, хоть и безвестные их соратники, а также подраставшее поколение, в народной партии никогда не состоявшее. Поэтому были отчасти правы большевистские авторы, когда утверждали, что Милли Фирка охватывала широкие слои татарского населения, целые департаменты сверху донизу (например, Наркомпрос и Наркомздрав) и даже большую часть отдельных партийных, комсомольских, профсоюзных организаций (Десять лет. С. 360, 415; Бочагов. С. 68; Очерки истории Крыма. Ч. 3. С. 42 и др.).

Кроме понятного желания сгустить столь мрачные краски и тем проявить собственную «классовую бдительность», здесь отражалась и объективная реальность. Значительная часть крымских татар (не только интеллигенция) продолжала придерживаться и в большевистский период здоровых народных традиций, и не их вина, что дух этих традиций был в свое время отражен в партийной программе Милли Фирка. Хотя, конечно, в гуще народной массы действовали и убеждённые миллифирковцы, сохранившие верность своей вынужденно полулегальной партии и продолжавшие проводить в жизнь её программу на свой страх и риск, иногда в одиночку.

Окончательный разгром Милли Фирка состоялся в 1927—1928 гг. связи с так называемым «Делом Вели Ибраимова» (подробнее см. X очерк). Уже после расстрела В. Ибраимова, а именно в декабре 1928 г., из Москвы в Крым пришла телеграмма за подписью председателя ОГПУ В.Р. Менжинского, в которой упоминалось о том, что в столице разрабатывается большое дело Милли Фирка (Хаяли, 2009. С. 135, 136). Оно уже подходило к завершению, так как «Обвинительное заключение по следственному делу № 64513 на контрреволюционную организацию «МИЛЛИ-ФИРКА» в Крыму» было вынесено 7 декабря 1928 г. Перечислим основные обвинения, лёгшие в основу начинавшихся репрессий по отношению к руководящему костяку партии (всего 63 человека).

Первым здесь приводится обвинение партии в скрытом сепаратизме — намерении партии вывести Крым из состава бывшей империи и присоединить его к Турции. Главным практическим исполнителем этого коварного плана был сделан Д. Сейдамет, вроде бы действовавший в тесном контакте с ЦК Милли Фирка как до, так и после своей эмиграции. Это голословное обвинение было дополнено и усилено якобы имевшейся у партии конечной цели, выражавшейся в искажённом чекистами лозунге «Крым — для татар».

Подчёркивалась и активная роль партии (конкретно её «боевой части») в организации отрядов «зелёного» движения. Здесь нашла отражение действительно имевшая место партизанская деятельность против Белой армии и Красного террора Амета Хайсерова, но это единственный миллифирковец, которого органы смогли «привязать» к данному пункту обвинения. Да и тот вышел из лесу ещё в начале июля 1921 г., когда зелёным была объявлена общая амнистия.

Значительное место в обвинительном заключении заняла деятельность упоминавшегося национального кооператива «Ширкет» (в деле он повсюду назван «Шеркетом», хотя в крымско-татарском языке такого слова нет). Следователи «доказали», что основной задачей этого созданного партией экономического объединения была не кооперативно-хозяйственная работа, а достижение политического влияния на татарское село с целью защиты крепких хозяев от раскулачивания и ссылки. Кроме того, обеспечив себе экономическое влияние на крестьян, Милли-Фирка посредством «Ширкета» сумела «парализовать мероприятия Соввласти по вовлечению в Совстроительство бедняка и середняка» (цит. по: Валякин, Хаяли, 2009. С. 158). Здесь улов ОГПУ был погуще, так как эта организация располагала хозяйственно-управленческим активом не только в городах и уездах, но и в крупных сёлах, а руководили ею такие лидеры Милли Фирка, как С.Д. Хаттатов (председатель кооператива), Амет Озенбашлы, Асан Алиев, Эбадулла Менаджиев, Якуб Гафаров и др.

Ряд членов Милли Фирка и сочувствующих партии был осужден за шпионаж в пользу Турции — это было одно из первых «шпионских» дел в СССР. Вполне понятно, что впоследствии все осуждённые по этой статье были реабилитированы: А.А. Файк, С. Умер, Н. Гурзуфлы, А. Мемет, Э.А. Ибраимов, О. Азизов и К. Неби. К этой группе относятся татары, не являвшиеся профессиональными «шпионами», но осуществлявшие по заданию Милли Фирка некие связи с Турцией: Герай-бай Хамди, А.А. Парпетов, М.А. Парпетов, И. Мамутов, С.И. Та-ракчи. А один из организаторов Милли Фирка, Х.С. Чапчакчи, удостоился обвинения в склонении турецкого правительства к политическому нажиму на Советскую Россию — за что подлежал расстрелу.

Целая группа миллифирковцев получила крупные тюремные сроки за то, что они — «бывшие контрразведчики и каратели»; имелись в виду насильственно, по большей части, мобилизованные в Белую армию Муртаза Булгаков, А. Абдурефиев, А. Аргинский. Единственный, кто как-то подходил под приведённое выше определение — Сейдамет Карабиберов из Таракташа, который поднял селян на борьбу с Красным террором, когда жить в Судакском уезде стало вовсе невыносимо.

Наконец, тюремные и лагерные сроки должны были получить некоторые крымские татары за то, что они являлись «сторонниками и пособниками» Милли Фирка, даже не будучи её членами: артист А.Б. Нагаев, бывший помещик С. Румыев, а также миллифирковцы (просто за членство в партии): работники просвещения А.А. Хильми (Ильми) и М.А. Чауш; в эту группу осуждённых попал и крестьянин М. Бадраклы (Валякин, Хаяли, 2009. С. 163—180).

В шлейфе миллифирковского дела следовала весьма показательна история так называемого Московского процесса 1929 г., связанного с политической деятельностью И.К. Фирдевса, М. Султан-Галиева³ и О. Дерен-Айерлы⁴.

В ходе расследования акций этого столичного подпольного центра была выявлена якобы существовавшая связь его с крымской Милли Фирка. В архиве КГБ Республики Татарстан обнаружена копия с соответствующим выводом (резолюцией) союзного ОГПУ. Здесь говорится (неизвестно, насколько обоснованно) об активной подпольной деятельности миллифирковцев: «Уход Дерен-Айырлы (с поста председателя Совнаркома Крыма. — В.В.), можно сказать, открыто поставил «Милли Фирку» против ОК (Областкома ВКП(б) Крыма. — В.В.) и толкнул их (то есть миллифирковцев. — В.В.) ко скорейшему объединению и восстановлению связи с националистическими силами в других республиках. Переговоры, начатые в момент реорганизации «Милли Фирки» о создании общенационалистического центра, объединявшего все активные антисоветские силы в республиках — Татарской, Башкирской, Азербайджанской, Дагестанской и Крымской — возобновились. Старые, некогда прерванные организационные связи и традиции привели «Милли Фирку» к испытанному центру — Султан-Галиеву, вокруг которого и наметился новый центр, воспринявший новую, указанную выше тактику» (цит. по: Тагиров, 1999. С. 7).

Анализ деятельности Московского центра, проделанный в 1929 г., выявил подробности, представляющие немалый интерес. При этом даже такие правоверные коммунистические деятели, как составитель специальной Справки от 05.17.1929 г. по Центру московских миллифирковцев, член Президиума и секретарь ЦКК ВКП(б) Е.М. Ярославский, не мог утаить объективно оправданного (даже с точки зрения большевика) стремления крымско-татарских лидеров устранить национально-сегрегационные препоны на пути культурного развития не только своего народа, но и населения других окраин советской империи. В миллифирковской программе, как выяснил Ярославский, бесспорно устанавливался такой факт, как «преобладание великодержавного шовинизма в партийно-советской практике в нац. районах». После чего следовал естественный вывод о «необходимости отсюда объединения национальных сил для борьбы с великодержавным засилием...» (цит. по: Султанбеков, 1991. С. 194).

Примечательно, что такие программные выводы и задачи никак Ярославским не оспаривались, то есть они явно соответствовали действительности и объективной необходимости борьбы с недопустимыми искривлениями официально объявленной национальной политики. Зато в упомянутой Справке нет недостатка в голословных и огульных обвинениях крымско-татарских национальных лидеров, которым инкриминировалась простая принадлежность к Милли Фирка. Среди прочего в этом пространном документе утверждалось:

«Материалами ОГПУ по делу Вели Ибраимова, Крымской к-р. (то есть «контрреволюционной». — В.В.) организации «Милли-Фирка», Султан-Галиева и других устанавливалось наличие в Москве центра... руководившего антипартийной и антисоветской деятельностью т. н. «правых» коммунистов в Крыму, Татарии и связанной с ними беспартийной интеллигенцией. По всем вопросам партийно-советской работы в этих национальных районах Московский центр имел специальные суждения вместе с представителями мест (прил. № 1), выносил определённые суждения и в качестве директивы передавал местам, одновременно, путём использования своего служебного положения, принимая меры к надлежащему проведению своих вопросов через высшие партийно-советские инстанции. В круг этих вопросов входили: земельный вопрос в Крыму, вопросы латинизации тюрко-татарского алфавита, вопросы индустриализации и культурного строительства в тюрко-татарских районах, вопросы внутрипартийной борьбы в Татарии и Крыму и т. д.

Эти решения М[осковского] центра передавались на места, где и проводились в противовес линии партии и Соввласти местными организованными группами М[осковского] центра, состоявших из т. н. «правых» таткоммунистов и б/партийных националистов, имевших, как например в Крыму, свою подпольную к-р. организацию «Милли-Фирка», действовавшую по директивам Москв. Центра через тех же «правых» коммунистов и работавших в советском аппарате националистов. Здесь же нужно отметить, что «Милли-Фирка» одновременно со связями с Моск. Центром через «правых», имела связь и получала руководство тюрко-татарской эмиграции в Константинополе, куда посылала информацию о положении дел, различные, добываемые через «правых», государственной важности секретные документы и т. д. (Приложение № 2). В практике эта антипартийная и антисоветская работа доходила до фактов прямого устройства членами партии, под воздействием миллифирковцев, заведомых шпионов на советскую службу (Приложение № 3), укрытия от партии и соответствующих органов разыскиваемых бандитов (Приложение № 4), преследований, издевательств и террора над беднотой (дело Вели Ибраимова, убийство Челека (sic), самосудные комиссии «по борьбе с бандитизмом» и пр.)» (цит. по: Султанбеков, 1991. С. 192, 193).

К сожалению, в цитируемой публикации этого документа не приводятся упоминаемые приложения №№ 1—4. Но и без них из текста становится ясно, что именно на материалах «Московского миллифирковского центра» разрабатывалась «шпионская» линия, которую впоследствии так блестяще развил Г. Ягода, в 1929 г. уже выдвигавшийся на первое место в ОГПУ (председатель этой организации, тяжело больной В.Р. Менжинский всё более отходил отдел). И уже после того как отгремели все залпы чекистов по крымско-татарским «националистам», появились такие открытия коммунистической науки, как принадлежность Милли Фирка к оппозиционному политическому течению, получившему ярлык «султангалиевщина» (см. очерк X). При этом утверждалось, что крымскотатарские диссиденты были не просто противниками сталинского режима, но и «одним из передовых отрядов» этой боевой оппозиции (Смирнов, 1931. С. 43).

Кампания против Милли Фирка закончилась 17 декабря 1929 г. осуждением 63 ведущих деятелей крымско-татарской интеллигенции, из которых 12 человек были приговорены к расстрелу (несколько человек были расстреляны в 1931 г.). Затем последовала массовая чистка, направленная на остальных деятелей национальной культуры и науки. Большинство миллифирковцев погибло в лагерях уже второй половины 1930-х гг. Этот разгром был по-своему логичен (если существует такое понятие, как «большевистская логика»), Милли Фирка, мусульманский совет «Харби Шуро» и другие организации, стоявшие за разрешение старых социальных противоречий мирным путём, конечно, были обречены уже потому, что при всей своей склонности к ненасилию, были неподконтрольны российской власти и до революции, и после неё. В этом был (и остаётся) самый тяжкий грех любого, старого или нового, национального движения на территории бывшей колониальной Российской империи.

Приведём список лиц, проходивших по делу партии Милли Фирка по фактическому состоянию их судеб на 1935 год.

«1. Алимоллаев Сулейман Усеин сбежал из-под стражи

2. Аджи Меметов Аджи Акай концлагерь, 5 лет

3. Асан Алиев высшая мера наказания

4. Аблаев Джафер Усеин концлагерь, 10 лет

5. Али Мемет Коссе высшая мера наказания

6. Авуджи Мемет Джевдет концлагерь, 5 лет

7. Аметов Эскендер Мустафович концлагерь, 5 лет

8. Абдурефиев Анефи выслан в Сибирь на 3 года

9. Аргинский Амет концлагерь, Шлет

10. Абдураман Фетти выслан на 3 года

11. Азми Абдул Бари освобождён

12. Азизов Омер концлагерь, 5 лет

13. Бадраклы Мустафа освобождён

14. Булгаков Муртаза освобождён

15. Белялов Ягъя Аблаев концлагерь, 10 лет

16. Бродский Болеслав Геррихович сбежал из-под стражи

17. Гурзуфлы Нури концлагерь, 10 лет

18. Джалтыр Сейдамет выслан в Сибирь на 3 года

19. Джелялов Юсуф Джефарович концлагерь, 5 лет

20. Дерменджи Темир Кай Сеит Бекир концлагерь, 10 лет

21. Ибраимов Эмир Асан концлагерь, 3 года

22. Куляне Эдем выслан в Сибирь на 3 года

23. Карабиберов Осман Сейдамет концлагерь, 10 лет

24. Куламет Менламетов выслан в Курск на 3 года

25. Карллы Ислям Али концлагерь, 5 лет

26. Меинов Джелял Абдул дело доследовать

27. Мемедла Аджи Бекир концлагерь, 3 года

28. Мамутов Исмаил выслан в Сибирь на 3 года

29. Меметов Абдураим концлагерь, 5 лет

30. Менаджиев Эбадулла концлагерь, 3 года

31. Мемет Абдулла (Аджи Оглы) концлагерь, 3 года

32. Нури Эсейн Аджи освобождён

33. Ногаев Асан Батыр концлагерь, 3 года

34. Ногаев Решид Аблаевич высшая мера наказания

35. Неби Куку концлагерь, 10 лет, направлен на принудительное лечение

36. Одобаш Бекир Абдурешид высшая мера наказания

37. Одобаш Абибулла Абдурешид высшая мера наказания, заменена концлагерем 10 лет

38. Озенбашлы Амет Сеит Абдулла высшая мера наказания, заменена концлагерем 10 лет

39. Памукчи Аппаз Амир концлагерь, 10 лет

40. Парпетов Ахтем Аметович концлагерь, 3 года

41. Парпетов Мемет Аметович концлагерь, 3 года

42. Румыев Садидин выслан в Сибирь на 3 года

43. Сеид Шаев Сеид Мамут концлагерь, 3 года

44. Тулеев Керим концлагерь, 5 лет

45. Таракчи Сеит Умер концлагерь, 3 года

46. Тулеев Сеид Ислям выслан в Сибирь на 3 года

47. Тулев Абди высшая мера наказания

48. Турупчи Омер Джелил высшая мера наказания

49. Умеров Сеами высшая мера наказания

50. Файк Билял Эмир Усеин выслан в Сибирь на 3 года

51. Файк Абдулла Абдураман высшая мера наказания, заменена высылкой из СССР

52. Хаттатов Сеит Джелил Усейн высшая мера наказания, заменена концлагерем, 10 лет

53. Хамди Герай-бай высшая мера наказания

54. Хаджи Омер Оглы Исак концлагерь, 10 лет

55. Хайсеров Вели Эмир Сали концлагерь, 5 лет, срок наказания сокращён на 1 год

56. Хайсеров Мустафа Эмир Сали выслан в Сибирь на 3 года

58. Хильми Аким Ариф концлагерь, 5 лет

59. Хусни Абдураман Сеид Асан концлагерь, 3 года, заменен высылкой из СССР

60. Чауш Мустафа Абдураман выслан в Сибирь на 3 года

61. Чапчакчи Халиль Селаметович высшая мера наказания, заменена концлагерем, Шлет

62. Эсмедляев Акки Амет выслан в Сибирь на 3 года

63. Эфендиев Абдураим концлагерь, 5 лет»

(цит. по: Сеитбекиров, 1999. С. 6).

Трудно сказать, насколько предъявленные этим людям обвинения в членстве или простой поддержке Милли Фирка соответствовали действительности. Ряд лиц из приведённого списка был позднее, уже после отбытия наказания, реабилитирован. Как, например, Абдураим Эфендиев, осужденный на 5-летнее пребывание в Соловецком лагере за то, что он, якобы «принимал активное участие в контрреволюционной организации «Милли Фирка» и руководил Айсерезским районным отделением» и полностью отбывший срок. В архивной справке по его делу значится, что после дополнительных проверок выяснилась его невиновность: «каких-либо данных о виновности Эфендиева в материалах уголовного дела и в показаниях допрошенных по делу свидетелей не имеется» (Сеитбекиров А. Жизнью зло отвергая // ГК. 18.02. 2005. С. 7).

Можно только догадываться, чем не угодил ОГПУ этот скромный житель Отуз, обрабатывавший свой сад и растивший дочерей. Скорее всего, высокой образованностью (Абдураим-эфенди ещё до революции учился в Стамбуле, затем в парижской Сорбонне), да ещё тем, что в 1924—1927 гг. был сотрудником крымского Наркомпроса. Не исключено, что такие же «грехи» числились за многими жертвами чекистов, попавшими в этот список... Что же касается упомянутого А. Эфендиева, то его судьба свидетельствует о том, что и после отбытия наказания выжившие члены Милли Фирка длительное время (практически до своего смертного часа) оставались на прицеле у советских карательных органов.

Как сообщает Диляра Дагджи, дочь А. Эфендиева, после пяти лет, проведённых на Соловках, он вернулся в Ялту. Тут же, в 1933 г., последовал вторичный арест и ссылка на поселение в Узбекистан, где бывший миллифирковец пробыл 7 лет, в 1940 г. вернувшись в Ялту. Через год после депортации в Узбекистан Абдураим Эфенди был в третий раз арестован и оказался в тюрьме г. Бостандык. Через пять лет заключения он перестал отвечать на письма родных, дальнейшая судьба его до сих пор неизвестна (АМ ФВ. Д 282. Л. 1, 1 об.).

Примечания

1. Ранее это кафе принадлежало некоему Мерави, одному из самых фанатичных татар-консерваторов Крыма, служа своего рода клубом реакционных кругов Симферополя и провинции. В 1917 г. Мусисполком принял решение конфисковать кафе, в дальнейшем выплачивая бывшему хозяину ренту за использование помещения. После этого оно было переименовано в «Миллет» и стало клубом революционной татарской молодёжи (Сейдамет, 2009, № 39. С. 14).

2. Очерки истории Крыма. Ч. 3. С. 42. Современные историки находят нужным поддерживать такого рода старые измышления насчёт того, что на протяжении 1920-х и позже в Крыму действовал «подпольный комитет» Милли Фирка, имевший подрывные цели и ориентированный на Турцию (Очерки истории Крыма ОПО. С. 104).

3. Подробнее о жизни и деятельности Мирсаида Султан-Галиева см. в очерке X этого тома.

4. Осман Абдул-Гани Дерен-Айерлы (1898—1941) был по профессии печатником-наборщиком, владел русским и турецким языками. В РСДРП(б) вступил в 1918 г. Во время Гражданской войны участвовал в партизанском движении, был членом большевистской подпольной организации. При советской власти являлся членом областного комитета партии, членом КрымЦИК, затем председателем совнаркома Крыма (1924—1926). Был исключён из партии и репрессирован (1929). Реабилитирован посмертно.