Организационная структура греческих батальонов весной-летом 1854 г.

В предшествующих главах нашего исследования нами довольно подробно рассматривался процесс формирования греческих волонтерских дружин на Дунае, обусловленный не только внешними обстоятельствами, связанными с очередной русско-турецкой войной, но и более глубинными факторами — турбулентной ситуацией в греческом обществе, мессианскими надеждами на возрождение Византии, единоверием и общностью политических интересов греков и русских, совпавших в тот конкретно-исторический период.

Все это, конечно, не могло не сказаться и на моральных качествах добровольцев, рвавшихся в бой «во имя торжества идеи креста». С другой стороны, надо понимать, что ядро отрядов составляли простые ополченцы. Вчерашние моряки, торговцы и ремесленники, не будучи людьми военной профессии, мало походили на регулярную армию, что не могло не отразиться на их боеспособности и дисциплине. Командование корпуса волонтеров — и генерал Саллос, и полковник Костанда — в основном было занято решением насущных административно-хозяйственных вопросов. С формальной точки зрения подобный подход полностью соответствовал букве закона. В российской армии полк был «коллективной единицей в военно-административном отношении», получавшей от казны все необходимые вещи — расходные материалы, провиант, дрова и деньги (жалованье, порционные, амуничные суммы), поступавшие непосредственно в роты. Все остальное — предметы обмундирования, вооружения и снаряжения нижних чинов, инструменты, обоз, подъемные, лошади, мастерские и лазареты — русский пехотный полк имел в своем хозяйстве¹. Полковой начальник, как писал один из авторов «Военного сборника», официального издания Военного министерства, «есть прямой начальник вверенной ему части и распорядитель по всем отраслям управления полком», то есть, говоря современным языком, в первую очередь человек, отвечающий за материально-техническое обеспечение, а вовсе не за боевую подготовку. Поэтому боевой подготовкой добровольцев занимались эпизодически — все зависело от того, к какой русской дивизии и к какому командиру были причислены волонтерские роты.

Рота (греки ее называли — «лохос» (λόχος, λόχου) — была основной боевой единицей в батальонах греческих волонтеров, способной самостоятельно решать мелкие тактические задачи и имевшей самостоятельное хозяйство². Во главе роты ставился наиболее прославленный воитель, традиционно именуемый «капитаном» (греч. καπιτάνος). Звание «капитан» наследовалось в рамках одного семейного клана либо переходило к другому бойцу по рекомендации самого предводителя или общему выбору роты. В феврале 1855 г., когда после неудачного штурма Евпатории был тяжело ранен командир 2-й роты Стаматис Георгиадис, по свидетельству А. Хрисовери, «умирая, благородный капитан сказал своей роте, чтобы та не признавала своим командиром никого, кроме его двоюродного брата, лейтенанта Димитриоса Фитаса»³. Об особой роли капитанов свидетельствует и записка, поданная русскому командованию от лица 82 греческих добровольцев, набранных «господином капитаном Янули Грамматико». В ней греки подчеркивали, что были «благодетельствованы им как от отца и покровителя», и просили, «чтобы он для памяти взял от нас искреннюю благодарность и преданность нашу навсегда к нему»⁴. Грамматико на свои средства содержал свою команду более двух с половиной месяцев, пока греки не перешли на кошт российского правительства.

Роты формировались по принципу кровного родства, клановости или землячества либо добровольного подчинения нижних чинов власти капитана, который являлся лучшим «соединителем интересов дружины с интересами рода». Простые ратники называли себя «паликарами», что происходит от греческого слова, означавшего «бравый», «молодец» — некий аналог русскому удальцу и богатырю. Они были вольны перейти к другому капитану в случае несогласия с политикой своего предводителя. Внутри такой небольшой греческой общины они называли себя не иначе как «командой» или «семьей», поэтому не случайно многие солдаты называли себя по фамилии своих отцов-командиров. Эту национальную особенность тонко подметил Н. Ушаков, сетовавший на формальный подход к комплектованию ополчения из волонтеров, от которых русское командование добивалось такой же вертикали управления и подчиненности, какая была принята в регулярной армии: «Гораздо простее бы было содержать при каждом русском пехотном полку по одному капитану с партией из 50 человек, и тогда люди эти, по своему природному удовольству, ловкой стрельбе и знанию могли бы принести много пользы и быть всегда под лучшим надзором»⁵.

На протяжении 1853—1856 гг. структура, число и состав добровольческих батальонов неоднократно менялись. Однако в среднем численность Греческого легиона — такое наименование закрепилось за этим военным подразделением уже во время его нахождения Крыму — во время Дунайской кампании была вполне сопоставима с полноценным русским четырехбатальонным пехотным полком⁶. Во время Крымской кампании, когда из-за большой убыли людей, численность русских пехотных полков, понесших «чрезмерные убыли», была официально уменьшена до двух батальонов, Греческий легион, в котором насчитывалось два неполных батальона, подпадал под этот критерий⁷. Свои вооруженные формирования сами греки называли привычным для себя термином «фаланга» (Ελληνική Φάλαγξ), вкладывая в него не столько архаичный принцип построение войск, сколько название, которое прижилось после Греческой революции. В 1835 г. бывшие отряды повстанцев были объединены в новообразованном государстве эллинов в «королевскую греческую фалангу». В то же время у Хрисовери мы находим другое определение — греческий корпус («единое тело», σώμα)⁸. Так до военной реформы, предпринятой в Греции в 1833 г., назывались иррегулярные войска (τακτικα Σώματα).

«Одесский вестник» со статьей о подвиге греков

К весне 1854 г. были сформированы два греческих батальона, в каждом из которых было 4 роты. Особым статусом обладали два относительно независимых «отрядных» формирования — первое под руководством К. Папа-Дуки, второе — А. Хрисовери (в отряде Папы-Дуки состояло 132 человека, у Хрисовери на первом этапе — 150 человек; то есть примерно две роты). Общее руководство отрядами волонтеров, закрепленными за войсками 3, 4 и 5-х пехотных корпусов, осуществлял генерал-лейтенант И. Саллос. Формально режим управления всеми балканскими добровольцами определялся личными распоряжениями генерала И. Саллоса, но, «когда признано было нужным распределить волонтеров поротно, при пехотных полках, подчиненность их, довольствие и внутренний порядок зависел от полковых командиров»⁹.

На более низком уровне — ротном — реальная административная власть принадлежала выборным капитанам: П. Коронеосу, К. Зервасу, В. Балафасу, К. Папа-Дуке и А. Хрисовери. Они же и возглавили греческие батальоны и роты: в самом начале первым батальоном руководил некто Спарьятис (он упоминается в мемуарах Хрисовери), вторым — Василиос Балафос (в русских документах его именуют Василием Балафосом)¹⁰. Панос Коронеос осуществлял общее руководство над ними. Затем во главе первого батальона был назначен Константинос Зервас. Папа-Дука и Аристид Хрисовери добились особой автономии, создав свои отдельные отряды¹¹.

Отряд, или дружина, для греков, несмотря на всю свою внешнюю демократичность, на деле довольно жестко регулировался командиром, чей авторитет был безусловным для рядовых бойцов. Попытки русского командования и его ставленников, назначаемых на руководящие посты в греческих батальонах, произвольно сломать эту цепочку приводили к ослушанию и даже невыполнению приказов со стороны добровольцев. К примеру, большинство волонтеров открыто отказывались признавать назначенцев князя Мурузи в качестве командиров своих рот¹². Когда генерал Лидерс отделил капитанов от своих подчиненных, приказал грекам форсировать Дунай, те категорически отказались менять дислокацию без своих командиров, находившихся в Кишиневе. В конечно счете и судьбу второго руководителя Греческого легиона князя П. Мурузи, «молдована, потомка фанариотов, человека крайне несимпатичного», по оценке Петра Алабина, решил демарш простых легионеров. Они самовольно оставили свои позиции на Мекензиевой горе, пойдя маршем в Бахчисарай, к ставке главнокомандующего. Генерал-адъютант М.Д. Горчаков был вынужден признать, что его протеже «оказался мало опытным для командования частию, составленною из разных племен, не имеющих правильных понятий о дисциплине, но явил полную готовность служить России, с усердием и бескорыстием»¹³.

В то же время и между самими капитанами, что, впрочем, вполне традиционно для греков, царила атмосфера неприкрытого соперничества. По дороге в Бухарест дружины во главе Зервасом «многократно останавливались, отказываясь идти с теми, кто был под руководством Коронео». Каждый из капитанов хотел руководить как можно большим количеством людей, переманивая в свою роту бойцов конкурентов. Мотивы подобного поведения носили сугубо материальный характер — от количества нижних чинов в роте напрямую зависел размер финансирования, а также занимаемая должность и чин. На этой почве особенно «отличился» бывший священник, ставший во главе отдельного отряда, К. Папа-Дука. Он подговорил часть греков, служивших в батальонах Зерваса и Балафаса, перейти к нему в дружину. Командир 5-го пехотного корпуса Лидерс, на чью голову свалились бесконечные жалобы от обманутых волонтеров, так отзывался о деятельности Папа-Дуки: «Люди бы остались без службы, обманутые надеждами священника, человека властолюбивого, желающего иметь под своим начальством сколь возможно многочисленное ополчение»¹⁴.

Симптоматично, что к марту 1854 г. успели разругаться и болгарские лидеры. Валашские и молдавские эмигрантские организации болгар были крайне раздражены бюрократическими поползновениями Палаузова на единоличное руководство всем национально-освободительным движением. В эмигрантских кругах его иронично называли «наш министр» за важность и надменность. В свою очередь Палаузов не скупился на гневные филиппики в адрес Христо и Евлогия Георгиевых, обвиняя их в лености и пустозвонстве¹⁵.

Прочтя эти строки, читатель может задаться логичным вопросом: насколько характерен подобный стиль отношения в армейской среде? Может быть, все объясняется национальной спецификой и темпераментом, присущим южным славянам и грекам? Тем фактом, что это были не регулярные воинские части, а ополчение? Ответ будет отрицательным. Николаевская армия была типичным сколком русского общества, в котором присутствовали как положительные, так и отрицательные черты, в том числе интриги и клоки. Даже в осажденном Севастополе, в самые горячие и напряженные дни боев, русские штабные офицеры находили время, чтобы сводить счеты друг с другом. Доктор Пирогов отмечал, что «всякий подставлял ногу другому». Возмущаясь, он писал: «Раздоры и интриги, господствующие между нашими военачальниками. Сакенские ненавидят горчаковских; друг друга упрекая в пристрастии... Сердце замирает, когда видишь перед глазами, в каких руках судьба войны, когда покороче ознакомишься с лицами, стоящими в челе. Они, не стыдясь, не скрывая перед подчиненными, ругают друг друга дураками. Неужели Бог так прогневался на нашу матушку-Русь?»¹⁶. То же самое, как мы видим, было и у греков. Только на эту атмосферу скрытого и явного соперничества между капитанами накладывался волюнтаристский стиль управления генерала Саллоса.

Примечания

1. Аполев М. Очерки хозяйства армейского пехотного полка // Военный сборник. СПб., 1859. Кн. 7. С. 1—41.

2. Подобный термин встречался в Античности у лакедомонян, спартанцев и македонцев. В греческих наемных дружинах лохос состоял из 93—128 человек.

3. Χρυσοβέργης, Αριστείδης. Ιστορία της ελληνικής λεγεώνος. Τ. Β᾿. Σ. 44.

4. Прошение волонтеров с приложением // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 5/263. Св. 13. Д. 11. Л. 012—013.

5. Ушаков Н.И. Записки очевидца о войне России противу Турции и западных держав (1853—1855) // Девятнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый Петром Бартеневым. Том 2. СПб., 1872. С. 062—063.

6. «Полки пехотные состояли в 6-ти пехотных корпусах каждый из 4-х батальонов. Каждый батальон состоял из 4-х рот: одной гренадерской или карабинерной и 3-х егерских (фузелерных в гренадерском корпусе) или мушкетерских. Численность роты была 250 человек. Стрелковые батальоны состояли также из четырех рот, рота из 180 чело-век» // Богданович М. Организация русской армии. Восточная война 1853—1856 годов. Приложения к главе IV.

7. РГВИА. Ф. 9196. Оп. 22/285. Св. 25. Д. 1.

8. Frederick Strong. Greece as a kingdom, or a statistical description of that country: from the arrival of King Otho, in 1833, down to the present time; drawn up from official documents and other authentic sources. London, 1842. P. 262.

9. Записка относительно способов введения внутреннего порядка между Греческими волонтерами, находящимися теперь в составе Крымской Армии // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 22/285. Св. 4. Д. 16. Л. 49.

10. Χρυσοβέργης, Αριστείδης. Ιστορία της ελληνικής λεγεώνος. Τ. Α᾿. Σελ. 13.

11. РГВИА. Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 30. Д. 148. Л. 113—128.

12. Алабин П.В. Четыре войны: Походные записки в 1849, 1853, 1854—56, 1877—78 гг. Ч. 3. Защита Севастополя. М., 1892. С. 592—594.

13. РГВИА. Ф. 395. Оп. 48. Д. 548. Л. 1—1 об.

14. РГВИА. Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 30. Д. 148. Л. 158—159.

15. Глушков Хр. Деятельность болгарской эмиграции в Придунайских княжествах во время Крымской войны (1853—1856 гг.) // Bulgarian Historical Review. София, 1979, № 4. С. 110.

16. Севастопольские письма Н.И. Пирогова. 1854—1855 / Под ред. и с примеч. Ю.Г. Малиса. СПб., 1907. С. 132—133.