Воин и пахарь

Прохождение границ Руси по степным пространствам юго-востока Европы предопределило соседство восточных славян с кочевым миром. Причерноморские степи на протяжении столетий служили своеобразным коридором, по которому Азия посылала в Европу свои народы. Соседство со столь беспокойной магистралью рождало постоянную военную напряженность на южнорусских границах. Конфликты с кочевниками стали характерной чертой истории Киевской, а затем и Московской Руси. Ни одно из государств мира не вело столь длительной и тяжелой борьбы со степью. Ее завершение в европейской части страны датируется концом XVIII столетия.

Угроза нападений вынуждала Государство Российское не только держать на южных границах крупные военные силы, но и вести огромную фортификационную работу для защиты этого направления. В XVI—XVII веках здесь создавались сплошные оборонительные линии из лесных засек, заграждений, частоколов, земляных валов. В местах проходов через укрепления возводились опорные пункты со сторожевыми башнями, а на путях наиболее частых вторжений — города-крепости. От Брянска и Белгорода до Симбирска и Сызрани на многие сотни километров тянулись оборонительные укрепления — засечные черты. Так, на южных рубежах родилась знаменитая засечная система, ставшая в конечном итоге щитом от набегов и разорения.

Начало ей было положено в 20-е годы XVI столетия, когда после нашествия Мухаммед-Гирея стала создаваться оборонительная линия по Оке. Она включала города-крепости Козельск, Калугу, Серпухов, Коломну, Муром, Нижний Новгород и другие. Южнее возводилась передовая линия, которая связывала Новгород-Северский, Путивль, Мценск, Пронск. На основе этих линий возникла «Большая Засечная черта». Ее строительство завершилось в 1566 году.

Большая черта тянулась на сотни километров от Переяславля-Рязанского на Тулу, Белев и Жиздру. Она продолжала удлиняться и разветвляться. К 1638 году ее общая протяженность составила 1000 км. Черта состояла из лесных завалов (засек), земляных валов, усиленных деревянными конструкциями и башнями, рвов, частоколов, надолбов. Опорными центрами были города-крепости с постоянными гарнизонами, «стоялые остроги» со сменными отрядами, различные укрепленные пункты. Эта система органично связывалась с ландшафтом. В нее включались реки, леса, болота и глубокие овраги.

Засеки назывались по месту их расположения. Например, Тульская, Каширская, Шацкая и др. В лесах, где проходила засечная черта, запрещалась рубка леса, прокладывание новых дорог и троп. За порчу оборонительных сооружений и порубку леса взимался штраф. Население проходило через засечную черту только в определенных местах — засечных воротах.

На наиболее опасных направлениях устраивались два и более ряда укреплений. Для обороны засек совместно с гарнизонами городов-крепостей (в каждом от нескольких сотен до 1,5 тыс. человек) привлекалось местные жители (по человеку с 20 дворов). Засечная черта была рубежом, к которому стягивалось отряды из укрепленных городков и тыла страны.

Впереди засечной черты выдвигались далеко в степь наблюдательные посты из двух-трех всадников. Это была так называемая станичная или сторожевая служба, которая вела наблюдение (обычно с одиноких степных деревьев) за передвижением кочевников. В 1571 году насчитывалась 71 станица. Они располагались цепью, на расстоянии одного-двух дней пути друг от друга. В случае опасности гонец скакал к следующему посту, передавая весть, и так далее по цепи. В результате информация о появлении в степи крупных масс конницы быстро достигала засечной черты и самой Москвы. Сменялись станичники через две недели. За сторожевую и станичную службу им платили жалование 3 рубля в год, а семье погибшего — 4 рубля¹.

Постепенно возникают новые крепости «от поля» (то есть ближайшие к степям). Новые города строят по обеим сторонам Муравского шляха. С западной стороны шляха возводятся города Орел, Чернь, Крапивна. С восточной стороны — Епифань и Донков.

Так шло медленное, тяжелое, но настойчивое движение на юг системы засечных черт, крепостей, острогов, дозоров и станиц. Оно отчасти было следствием глубокой географической уязвимости русских степных границ, что вызывало стремление отодвинуть угрозу нападений подальше от жизненных центров страны. Эта история не изобилует знаменитыми сражениями и полководцами. Она представляет длившийся не одно столетие будничный ратный и трудовой подвиг многих поколений тружеников-воинов, которые выиграли в конечном итоге тяжелейшую битву за степь.

«Невольно проносятся в воображении образы этих людей, стоящих караулом и разъезжающих дозором по степи, терпящих всевозможные лишения — холод и зной, голод или жажду, ...строящих городки и валы, копающих рвы, вбивающих забои и надолбы в реках, на местах переправы валящих лес; чудятся выстрелы, крики и стоны этих людей, бьющихся не на жизнь, а на смерть, в степи с встречными татарскими отрядами или отражающими их от стены своих городов, от вала или засеки; слышишь набат государева вестового колокола, созывающего из окрестностей русское население в крепость; видишь столбы дыма и пламени, поднимающиеся над русскими городами и селами, полчища татар, мчащихся с добычей на юг», — так образно рисует картину той борьбы исследователь русской колонизации М.К. Любавский.

После победы при Молодях южная граница России постепенно выдвинулась на юг почти на 300 км. У Дикого поля были отвоеваны тысячи квадратных километров земли на пространстве между верхним Доном и верхней Окой. По мнению историка И.Д. Беляева: «Для совершенного покорения Крыма было одно только единственно верное средство — постепенное заселение степи и постоянное содержание сторожевого войска на границе; и прозорливый Иоанн принялся за эту мысль со всем усердием человека, убежденного в верности задуманного расчета».

Сам же Иван Грозный так подводил первые итоги подобной деятельности: «А на Крымской земле и на пустых землях, где бродили звери, теперь устроены города и села». Не стоит забывать, что подобная созидательная работа шла в крайне тяжелых условиях, когда государство находилось в состоянии внутренней нестабильности, а также постоянной войны на западных и южных рубежах. «Знакомясь с делом быстрой и систематической заимки «дикого поля» мы удивляемся тому, что и это широкое предприятие организовывалось и исполнялось в те годы, когда, по привычным представлениям, в Москве существовал лишь террор «умалишенного тирана», — замечает историк С.Ф. Платонов.

Оборона от набегов требовала крупных затрат материальных и людских ресурсов. Так, в XVI веке для создания оборонительных сооружений от набегов в России был введен сбор на городовое и засечное дело. По мнению историка В.О. Ключевского, «в продолжение XVI в. из года в год тысячи пограничного населения пропадали для страны, а десятки тысяч лучшего народа страны выступали на южную границу, чтобы прикрыть от плена и разорения обывателей центральных областей. Если представить себе, сколько времени и сил материальных и духовных гибло в этой однообразной и грубой, мучительной погоне за лукавым степным хищником, едва ли кто спросит, что делали люди Восточной Европы, когда Европа Западная достигала своих успехов в промышленности и торговле, в общежитии, в науках и искусствах».

В авангарде Великой битвы за степь шли служилые люди, которые первыми селились в этих краях вечной опасности. Служилые люди сражались против крымцев и ногайцев, поляков, литовцев, черкасов (украинских казаков). Одновременно они выполняли работу земледельцев и строителей. Распахивали целину, разводили скот, копали рвы, насыпали валы, рубили засеки, возводили крепости, ставили забои на реках. Это была, прежде всего, государственная колонизация, масштабы и результаты которой не имеют аналогов в истории Европы.

Несмотря на прекращение крымских вторжений в конце XVI века, внимание правительства к укреплению южной границы не ослабевало. Начинается этап строительства городов-крепостей в самой степи. В 1586 году строится Воронеж. В 1589 году — Царицын. В 1592 году восстанавливается Елец. В 1594 году возводятся Кромы. В 1596 году — Белгород, Оскол и Курск. В 1599 году — Валуйки. Новые города населяются «ратными людьми, казаками, стрельцами».

В результате русские войска получили опорную базу уже в степи и могли оперативно встречать нападавших кочевников на дальних пограничных рубежах. Отныне район Оки был надежно прикрыт новым, выдвинутым далеко на юг поясом обороны.

Правда, в годы Смутного времени система обороны была разрушена. Но в 30-е годы XVII века она восстанавливается. Кроме того, в 30—40-е годы создается новая мощная Белгородская черта, которая протянулась более чем на 900 км от реки Ворскла (район села Томаровка Белгородской области) до реки Челновая (Тамбовская область). Она состояла из 5 больших земляных валов по 30—35 верст каждый (Карповско-Белгородский, Яблоновский, Новоскольский, Усманский, Козловский) и более 20 малых валов.

Белгородская черта пересекала пути наиболее частых вторжений, где возводятся города-крепости: Козлов, Тамбов, Усерд, Яблонов, Короча и др. В 1630-е годы за Окой и вдоль нее насчитывалось более 40 городов — опорных пунктов с гарнизонами до 1,5 тыс. человек. Летом ежегодно собиралось также полевое войско, которое сосредоточивалось на рубеже Одоев — Тула — Рязань. Его штаб был в Туле, а передовой отряд — в Мценске.

В начале 1640-х годов строится еще 18 городов-крепостей и создаются два укрепрайона в Комарицкой волости под Севском и в Лебедянском уездах. Во второй половине 1640-х годов пограничная система укрепляется постройкой новых городов: Усмань, Царев-Алексеев (Новый Оскол), Верхсосенск, Обоянь и другие. Они закрывают имевшиеся «окна» в обороне. Обеспечивается и ее войсковое прикрытие. Войска выдвигаются на новый рубеж: Белгород — Карпов — Яблонов. В городах Белгородской черты несло постоянную службу более 10 тыс. человек. С перемещением границы на юг значение Большой Засечной черты снижается.

К середине XVII века русские рубежи на юге превращаются в сплошную крепость. «Мягкое подбрюшье» становится жестким. Попытки прорваться через него закончились неудачей. Последний большой набег произошел в 1647 году, когда через российские границы рискнуло прорваться 10-тысячное войско Караш-мурзы. 11 июля оно было разбито в верховьях реки Тихой Сосны и бежало, понеся тяжелые потери. Теперь от набегов, прежде всего, страдали районы польской Украины, которые подобной защиты не имели.

Отражение степного натиска позволило более активно приступить к хозяйственному освоению степи, которое шло параллельно созданию засечных черт. Ведь победа России над Диким полем была достигнута неразрывным союзом военной силы и крестьянской колонизации. В отличие от статичной Великой китайской стены русская засечная черта, имевшая в целом схожую протяженность, была стеной живой. Она двигалась от рубежа к рубежу, становясь не только оборонительной линией, но центром переустройства степной жизни.

Вокруг городов-крепостей возникали островки обработанной земли — огороды, распаханные местными гарнизонами. Вслед за служилыми людьми на новые земли шли и крестьяне. Например, уже в конце XVI века происходила инициативная колонизация Орловского края, где крестьяне и служилые брали себе землю и создавали поселки по берегам рек и на опушках лесов. В первой половине XVII века население двигалось обычно из районов, расположенных к западу от верхнего течения Оки. Размещалось оно преимущественно в Курском, Елецком и Ливенском уездах, не переходя течения рр. Сейма и Быстрой Сосны, где обстановка носила еще военный характер. Лебедянский и Воронежский уезды, территория которых в то время была огромна, заселялись из местности, находившейся к северу от них.

Правительство использовало два способа заселения городов-крепостей. С одной стороны, оно принудительное перемещало население из ранее возникших городов севернее засечной черты. С другой стороны, призывало добровольно селиться в построенных городах. Вольная колонизация вызывала протест помещиков и монастырей, из владений которых уходили крестьяне, чтобы обрести хозяйственную и личную свободу. Но государство в данном отношении ставило необходимость освоения степных просторов выше интересов отдельных социальных групп.

Ведь борьба со степью заключалась не только в отражении набегов. В ее основе лежал конфликт между земледельческим и кочевым способом производства. Он шел в двух плоскостях военной и хозяйственной. Действенная основа жизни на этих отвоеванных просторах для земледельцев закладывалась лишь тогда, когда в спящий чернозем, который столетиями топтали копыта коней, падали первые зерна сеятеля. В Великой битве за степь Крым был обречен, поскольку боролся за отживающую свой век кочевую систему хозяйства, которая не могла прокормить возрастающее количество населения.

Одна из причин движения России на юг заключалась в низком плодородии почв ее нечерноземной зоны и недостатке пахотных земель. По данным исследователя С.А. Нефедова, «в середине XVI века проблема нехватки земельных ресурсов встала во весь рост. Специалисты утверждают, что уровень распашек в это время был близок к максимально возможному при тогдашней агротехнике, что дальнейшее расширение пашен было невозможно. Скудные почвы и суровый климат ограничивали емкость экологической ниши, и, казалось бы, обширные пространства Московии в действительности не могли прокормить растущее население». Голод делается обычным явлением. В этих условиях выход из зоны рискованного земледелия в степь к плодородному чернозему становится способом выживания русского государства.

Со стороны России это была битва за хлеб, за черноземный центр — продовольственное будущее страны. Русская борьба за южную степь позволила достичь истинной и необратимой победы, которая преобразовала само Дикое поле. Впервые в истории цивилизаций, по мнению английского историка А. Тойнби, оседлое общество не просто выстояло в столкновении с кочевым миром, но и изменило в невиданных еще масштабах девственную степь, «преобразовав в конце концов кочевые пастбища в крестьянские поля, а стойбища — в оседлые деревни». Конечный исход борьбы России с Крымским ханством решил величайший богатырский труд Микулы Селяниновича, обустроившего степные просторы и подготовившего условия для победы военной.

Медленно, но верно шел в степь русский воин и пахарь, укрепляя «с потом и кровью» каждую приобретенную позицию. «Примитивны были средства борьбы наших предков, несовершенно их вооружение, но закален был борьбою за существование их дух, тверда воля, крепка любовь, к своей стране, к своему племени... И с чувством великого нравственного облегчения следишь за тем, что усилия и жертвы Руси не остаются бесплодными», — так охарактеризовал в начале XX века данный процесс М. Любавский.

Если Урал и Сибирь стали для России кладовой полезных ископаемых, то степь — кладовой чернозема. Освоив степные просторы, русские создали дополнительный продовольственный фонд и новую базу развития. В конечном итоге, Дикое поле стало житницей Руси. По данным, приведенным исследователем А.В. Тюриным, со времени создания Белгородской черты и до конца XVII века запашка в южных уездах увеличилась в 7 раз. Юг сделался для страны источником хлеба, его поставки достигали тогда уже 1 млн пудов в год. Прежняя угроза голода была снята. Существенно увеличилось и население степной зоны. К концу XVII века в черноземных районах проживало 1,8 млн человек. Все это обеспечило рост могущества России и дало ей возможность стать гегемоном Восточно-Европейской равнины. Таковы были результаты столетней титанической работы, начатой первым русским царем и «московским пахарем» Иваном Грозным.

Примечания

1. В то время на три рубля в год, в среднем, можно было на выбор приобрести: 100 живых уток, 60 пудов ржи, 43 топора, 10 крестьянских сермяг, 3 коров, 2 рабочих лошадей. Такое денежное довольствие станичника требовало, в качестве подспорья, ведения собственного хозяйства. Служилые люди получали также натуральные выплаты хлебом, овсом и др.