2.1.2. Первый вооружённый конфликт между Каффой и Феодоро в 1422—1423 гг.

Рассматриваемый период — 1420—1423 гг. — был достаточно сложным для генуэзской Газарии, он ознаменовался изменением военно-политической обстановки в Причерноморском регионе. После похода Каффинского флота на Трапезунд в 1417 г. [Карпов, 1981, с. 106—107; Karpov, 1986, p. 158—159] на протяжении нескольких лет не отмечается военной активности со стороны лигурийской фактории. Наоборот, всякие спорные вопросы оффициалы Каффы стремятся урегулировать путем переговоров [Карпов, 1995, с. 12].

Важные перемены произошли в это время в Орде [Крамаровский, 2003, с. 522]. Гибель Идике (Едигея) в 1419 г. [Тизенгаузен, 1884, с. 532, 533] и смерть Кадыр-Берди (1420 г.) дала возможность ставленнику Витовта (1392—1430 гг.) Улу-Мухаммеду занять ордынский престол.

На фоне общей политической нестабильности, отмечаемой источниками начала 20-х гг. XV в., в Северном Причерноморье между Каффой и Феодоро возникает напряженность в отношениях, предваряющая начало противостояния, в итоге завершившегося вооруженным конфликтом.

Из контекста последовавших за этим событий становится ясно, что «яблоком раздора» между городами стала прибрежная часть Готии (так называемая riparia marina Gotia) и Чембало. А.А. Васильев полагал, что война между правителем Феодоро Алексеем I (Старшим) и Каффой началась в 1422 г. [Vasiliev, 1936, p. 202]. Но этот вопрос остается спорным, потому что имеющиеся источники скорее демонстрируют активную подготовку обеих сторон к войне, апогеем которой явился 1423 г., когда феодоритам на очень короткий срок удалось захватить Чембало. При этом совершенно необоснованным было его предположение о вовлечении в данный конфликт Хаджи-Гирея на стороне владетеля Мангупа: «...поэтому втянутый в войну с Генуей Алексей был уверен если не в действенной поддержке хана, то хотя бы в его дружеском нейтралитете, что было для него чувствительной помощью» [Vasiliev, 1936, p. 202]. Первое активное участие Хаджи-Гирея в политических событиях Газарии предположительно относится только к 1433/34 гг., т. е. ко времени второй военной кампании, но об этом будет сказано ниже.

Рис. 10. Укрепления XV в. приморской Готии и консульства Каффы: 1 — Кордон-Оба (Calliera); 2 — Симеиз; 3 — Дегерменкой; 4 — Гелин-Кая

Наиболее реальной причиной конфликта между Алексеем I (Старшим) и Каффой, по-видимому, можно считать стремление набирающего силу молодого государства получить выход к морю для участия в международной торговле. Этому явно препятствовало закрепление генуэзцев в ряде стратегически и экономически важных пунктов, расположенных на побережье Готии (Луста, Партенит, Гурзуф, Ялита) и в Чембало.

Военные действия между генуэзцами и феодоритами были начаты осенью (в сентябре или в самом начале октября?) 1422 г. Именно в это время, 9 октября, массариями Каффы выделяется 16 460 аспров для «заготовки продовольствия и защиты нашего города Чембало и всей Готии по случаю войны с господином Феодоро Алексеем»¹. 31 октября и 9 ноября коммуной Каффы расходуются средства на доставку продовольствия в Лусту (in Lusce loco), и за организацию этих поставок выплачивается вознаграждение в 45 аспров².

Однако, судя по всему, отношения между феодоритами и генуэзцами к этому времени еще не достигли пика конфронтации. Об этом позволяет говорить письмо от Алексея, полученное в конце ноября 1422 г. магистратами Каффы (29 ноября массариями выплачено 12 аспров «для грека, принесшего письмо от Алексея»)³.

Таким образом, насколько позволяют судить имеющиеся в нашем распоряжении письменные свидетельства, до октября (?) 1422 г. военные действия между Феодоро и Каффой еще не велись. В этой связи интересно сопоставить известия нарративных источников с материалами археологических исследований, проводившихся в 80—90-х гг. XX в. на территории генуэзской Лусты и у селения Фуна (расположено в 8 км к северу от Алушты на западном склоне г. Демерджи) [Мыц, 1988, с. 97—113; 1991а, с. 150—152; Кирилко, Мыц, 1991, с. 147—170; Кирилко, 2002, с. 4—11]. Вероятно, в это время (1422 г.) феодориты в спешном порядке начинают возводить укрепление Фуна.

Рис. 11. Укрепления XV в. побережья Готии: 1 — Кале-Поти (Partenici); 2 — Учансу-Исар; 3 — Гурзувий (Gorzoni)

Кроме того, в ходе археологических разведок и раскопок последних лет материалы XV в. выявлены еще на трех укреплениях Южнобережья, расположенных в нескольких километрах от моря, у горных дорог, ведущих к перевалам: в селении Запрудное (б. Дегерменкой = Милляри), на скале Гелин-Кая (б. Кизил-Таш, ныне с. Краснокаменка) и в Ялтинской котловине в верховьях р. Учан-Су (рис. 10: 3, 4; 11: 2).

Обращает на себя внимание топография данных памятников (рис. 12: 8, 9, 10, 12). Все они располагаются выше приморских пунктов, принадлежавших генуэзцам на побережье: над Партенитом — Дегерменкой, над Гурзуфом — Гелин-Кая, над Ялитой — Учансу-Исар. Это позволяет высказать предположение, что перед началом военных действий на территории приморской Готии Алексеем I (Старшим) возводится четыре укрепления (Фуна, Дегерменкой, Гелин-Кая, Учансу-Исар). По его стратегическому замыслу, они должны были служить плацдармами для нападений на подчиненные генуэзцам города и селения Готии (Лусту, Партенит, Гурзуф, Ялиту). Более уверенно об этом можно будет говорить только после проведения дополнительных раскопок на данных объектах и издания уже имеющегося археологического материала XV в.⁴.

В ответ на действия Алексея I (Старшего) генуэзцы восстанавливают частично разрушенные монголами еще в 1278 г. [Мыц, 1997, с. 66] при штурме Алушты (Лусты) оборонительные стены византийского периода. По-видимому, в начале 20-х гг. XV в. работы не были ограничены реставрацией обветшавших стен цитадели VI в.

В момент возникновения реальной военной опасности создается внешний пояс крепостных стен, что позволило увеличить защищенную часть города на 0,70 га. Открытые в ходе раскопок прясла южной (7,30 м) и восточной (37,50 м) куртин (их ширина составляла 2,0 и 1,60 м соответственно) сооружались в спешке, без какой-либо инженерной подготовки рельефа склона, и не имеют фундаментов. К тому же южная стена оказалась сложенной на грязевом растворе [Мыц, 2002, с. 171—172, рис. 36, 38, 39]. Слабость данной фортификационной конструкции очевидна. Поэтому в 60-е гг. XV в., когда полностью перестраивается внешний периметр обороны генуэзской Лусты, она была частично разобрана.

Рис. 12. Схема расположения укреплений на территории Готии, дистрики Солдайи и консульства Каффы: а — города; б — замки (каструмы); в — монастыри; г — крупные церковные владения; д — поселения; е — примерная граница владений Феодоро. 1 — Керменчик; 2 — Пампук-Кая; 3 — Черкес-Кермен; 4 — Херсон; 5 — Чоргунская башня; 6 — Сандык-Кая; 7 — Панеа; 8 — Учансу-Исар; 9 — Гелин-Кая; 10 — Дегерменкой; 11 — Ай-Тодор; 12 — Фуна; 13 — Чобан-Куле; 14 — Кордон-Оба

Насколько позволяют судить письменные свидетельства, кульминация противостояния между Феодоро и Каффой приходится на 1423 г., хотя в это время генуэзцы предпринимают попытку избежать прямого столкновения с Алексеем I (Старшим) и не допустить вовлечение в конфликт Улу-Мухаммеда. Именно в такой плоскости можно рассматривать миссию посла наместника Солхата. Из финансовых документов Каффы известно, что в течение двух дней (26 и 27 марта) в городе находился некий «сарацин» по имени Бексада⁵. Судя по кратковременности визита и скромности преподнесенного Бексаде «подарка» стоимостью всего в 100 аспров, генуэзцы оказали татарскому послу весьма сдержанный прием,⁶.

После завершения переговоров в Каффе, 28 марта Бексада направился к Алексею I (Старшему). Но дальнейшие события не дают основания говорить, что «посредничество» (симпатии татар находились на стороне феодоритов, о чем свидетельствуют генуэзские источники 1424 г.) наместника Солхата (главы рода Ширин — Тягини?) привело к примирению противоборствующих сторон, как это предполагал А.А. Васильев [Vasiliev, 1936, p. 204].

Весной 1423 г. генуэзцы снаряжают три корабля (две галеотты и одну бригантину) против Алексея [Jorga, 1899, p. 27, 29; Vasiliev, 1936, p. 203, n. 7; Байер, 2001, с. 207]. В начале марта, в связи с состоянием войны с господином Теодоро⁷, была оснащена галеотта, а 11-го числа того же месяца на новое вооружение бригантины отпущен из казны 881 аспр⁸. 8 мая оплачены расходы (9313 аспров) на «<...> вооружение галеотты, патроном которой являлся гражданин Генуи Марко Спинола [ди Лукуло] [и предназначавшейся] для безопасности [побережья между] Чембало и Солдайей, ввиду [состояния] войны с господином Феодоро <...>»⁹. Несколько позднее (точная дата в источнике не указана) по постановлению (jussu) консула и военной коллегии Каффы (Officium Guerre Caffensis) к Каламите (locum Calamithe), для патрулирования вдоль побережья направляется корабль (navi) Негрони ди Негро (Negroni de Nigro)¹⁰. Вероятно, в это же время в Каламите пытаются закрепиться феодориты, начавшие возведение крепости (?).

Выделяются и дополнительные средства на усиление гарнизона Чембало. В октябре массариями Каффы отпущено 16 460 аспров для обеспечения необходимым «<...> продовольствием и охраной нашего города Чембало и всей Готии, ввиду войны с Алексеем, господином Феодоро <...>»¹¹. 9 октября выплачено еще 27850 аспров на ведение войны с владетелем Мангупа [Jorga, 1899, p. 29; Vasiliev, 1936, p. 203]. В тот же день Фредерико Спинола, приступивший к исполнению обязанностей консула Каффы (до этого он был массарием), отправил в Геную донесение. В нем Алексей назван «ribelis Communis Caffe» [Jorga, 1899, p. 31] (т. е. «поднявший (организовавший) бунт (мятеж) против Коммуны Каффы» [см. Байер, 2001, с. 207])¹².

Рис. 13. Картосхема строительных периодов крепости Фуна (по Кирилко В.П. [2005, рис. 38]): 1 — 1422/23 г.; 2 — 1425—1434 гг.; 3 — 1459 г.; 4 — строения XIII—XIV вв.; 5 — жилые и хозяйственные постройки 20—70-х гг. XV в.

Однако, как оказалось, предпринятых оффициалами Каффы мер оказалось недостаточно, и феодоритам удается на некоторое время захватить Чембало. Точная дата события неизвестна. Вероятнее всего, это произошло в конце осени 1423 г. (т. е. в то время, когда навигация у берегов Крыма наиболее затруднительна из-за сильных штормов). По крайней мере, генуэзские источники фиксируют наибольшее напряжение в отношениях осенью 1423 г. в момент ведения боевых действий между враждующими сторонами.

Благодаря энергичным действиям Пьетро Джованни Майнерио генуэзцам вскоре удалось вернуть Чембало. Успешная дипломатическая деятельность «благородного и мужественного человека», столь отличившегося «в войне против Алексея из Феодоро, упорно защищавшего и освобождавшего Чембало», была высоко оценена в метрополии. За заслуги перед коммуной города ему специальным распоряжением (от 1 марта 1424 г.) губернатора Генуи Франческо Кармагнолья (Franciscus dictus Carmagnola), Советом Старейшин и Оффицией Романи пожалована почетная должность депутата Каффы с ежемесячной выплатой жалованья в размере одного соммо¹³.

Как показывают приведенные выше свидетельства письменных источников, первый вооруженный конфликт между Каффой и Феодоро приходится на осень 1422 — осень 1423 гг. Начальная фаза военных действий зафиксирована появлением в генуэзских документах, указывающих на причины понесенных финансовых расходов, фразы «occaxione guerre Alexii, domini de lo Tedoro». Впервые она встречается в записи массарии 9 октября 1422 г. [Jorga, 1899, p. 28; Banescu, 1930, p. 35, n. 1; Vasiliev, 1936, p. 202], а финальная относится к осени 1423 г. [Jorga, 1899, p. 29; Vasiliev, 1936, p. 203].

Таким образом, открытое военное противостояние сторон хронологически ограничено пределами одного года, т. к. в более поздних документах о войне с Алексеем I (Старшим) говорится как о событии, произошедшем в недавнем прошлом [Jorga, 1899, p. 361]. В. Василиу считала, что первая война между Каффой и Феодоро закончилась в 1426 г. [Vasiliu, 1929, p. 305—306], но этому противоречат свидетельства генуэзских документов.

Рис. 14. План укрепления Фуна с обозначением стратиграфических разрезов (по Кирилко В.П. [2005, рис. 30])

Обращает на себя внимание то, что основные даты событий 1422—1424 гг. совпадают с началом или завершением правления того или иного консула Каффы. Так, после Манфредо Саули (его консулат приходился на 8 июля 1420 — 7 июля 1421 гг.) должность консула исполнял Антонио Маруффо (с 7 июля 1421 г. по 9 октября 1422 г.). Это время нарастания напряженности в отношениях между противоборствующими сторонами, завершившееся началом открытых военных действий за обладание Готией и Чембало. 9 октября 1422 г. к исполнению обязанностей консула приступил Джероламо Джустиниани Монелья. В октябре 1423 г. его сменил Фредерико Спинола ди Луколи. Т. е. на период правления Джероламо Джустиниани приходится время открытых военных действий Каффы с Феодоро, а их финал и урегулирование конфликта — на консулат Фредерико Спинола (октябрь 1423 — октябрь 1424 гг.) и его преемника Пьетро Фьески.

В свое время М. де Канале, а вслед за ним В.Н. Юргевич считали, что консулами Чембало в 1423—1424 гг. являлись Пеллегро ди Молассана и Бонамико ди Монлеоне [Canale, 1855, I, p. 297; Юргевич, 1863, прим. 131]. Однако согласно документу от 29 марта 1424 г., обязанности консула и кастеллана Чембало в это время исполнял Даньяно Грилло [Banescu, 1966, p. 586, n. XXIV; Balletto, 2000, p. 30—31, doc. 24]¹⁴. Время его консулата Канале и Юргевич относили к 1420 г., что, по-видимому, не соответствует действительности (если не предполагать повторное назначение на эту должность). В таком случае, эпизод захвата феодоритами Чембало приходится на консулат Даньяно Грилло (9 октября 1423 — 9 октября 1424 гг.?).

В целом следует отметить, что генуэзские источники, несмотря на кажущуюся многочисленность, весьма скупо и без какой-либо детализации освещают события конфликта 1422—1423 гг. Они дают самое общее представление о его географии (от Каламиты до Солдайи), хотя средства выделяются только на усиление обороны Лусты, Чембало и «всей Готии», за которые в основном и велась борьба. Остаются неясными причины, повод и ход военных действий.

Как отмечалось выше, неблагоприятные погодные условия в Восточной Европе на протяжении нескольких лет (1420—1423 гг.) вызывали голод, массовые заболевания и гибель населения от эпидемии. Вероятно, в этом контексте следует рассматривать прием посла Алексея I (Старшего) в Каффе 25 февраля 1420 г. и пребывание на Мангупе в начале следующего года (7 января 1421 г.) в сопровождении 5 оргузиев представителя коммуны Каффы — Джорджо Вакка. По-видимому, к этому времени относится изменение прежней прогенуэзской ориентации Алексея I (Старшего) (1411—1420 гг.) на новый вектор, совпадающий с внешнеполитическими интересами Венеции и Трапезунда. Это было связано с тем, что примерно с 1422 г. наблюдается устойчивая тенденция сближения Генуи с османами [Banescu, 1965, s. 20—37; Origone, 1992, p. 173; Карпов, 19956, с. 16—17]. В дальнейшем, на протяжении последующих 25 лет (1421—1446 гг.), владетель Мангупа занимает крайне жесткую антигенуэзскую позицию, приведшую к двум вооруженным столкновениям между Феодоро и Каффой.

Рис. 15. Стратиграфические разрезы напольной стороны восточной оборонительной стены крепости Фуна: 1, 2 — участок крепостной ограды 1422/23 гг. у потерны

Весной (конец марта — начало апреля) 1423 г. правитель Солхата, вероятно, предпринимает попытку остановить дальнейшее развитие конфликта и направляет сначала в Каффу, а затем в Феодоро своего представителя Бексаду. Однако миссия татарского посла не привела к примирению сторон. Не позднее второй половины декабря 1423 г. военные действия, по-видимому, были прекращены, потому что в одном из документов от 1 февраля 1424 г. [Balletto, 2000, p. 3—8] говорится о достигнутом примирении с Алексеем¹⁵.

В ходе подготовки к войне за обладание Готией Алексей I (Старший) возводит укрепления в селениях Фуна, Милляри (Дегерменкой), Гелин-Кая, Учансу-Исар и Каламите. Это вынуждает оффициалов Каффы усилить оборону Лусты, побережья Готии и Чембало.

Таким образом, война 1422—1423 гг. не была для правителя Феодоро столь бесплодной, как это считал А.А. Васильев [Vasiliev, 1936, p. 205]. Результатом ее стало то, что, не достигнув закрепления своей власти над Чембало, Алексей I (Старший) воздвиг порт и крепость в Каламите. Феодориты добились выхода к морю в одном пункте, хотя ими, по всей видимости, намечался захват Лусты и Чембало — именно на усиление обороны этих двух крепостей генуэзцы выделяли основные средства. В качестве плацдарма для захвата Лусты могла быть использована Фуна, а для завоевания Чембало — Каламита.

С этого времени Каламита становится единственным портом, через который Алексей I (Старший) поддерживал связи и торговал с Трапезундом, Синопом, Венецией, Молдавией и другими причерноморскими и средиземноморскими государствами. Строительство порта и крепости в устье р. Черной генуэзцы рассматривали как грубое нарушение их монопольного права торговли на Черном море, что в дальнейшем неоднократно становилось поводом не только для осложнения дипломатических отношений, но и для вооруженных конфликтов.

Рис. 16. Карты-схемы крымских землетрясений: 1 — землетрясения Крыма 1927 г. и XV в. (по А.А. Никонову [1983, с. 71]). Условные обозначения: а — изосейсты сентябрьского землетрясения 1927 г.; б — эпицентр землетрясения; в — основная сейсмогенная зона в северной части Черноморской впадины; г — изосейста 8 (8—9?) баллов землетрясения XV в. по приметам, отраженным в легенде. 2 — эпицентры землетрясений у Южного берега Крыма (по Л.В. Фирсову [1990, рис. 35]). Кружками различной величины показаны эпицентры землетрясений от V до II группы интенсивности, штрихпунктирными линиями обозначены глубинные разломы

Возвращаясь к событиям первой военной кампании 1422—1423 гг., следует признать, что если имеющиеся в нашем распоряжении источники дают возможность хотя бы в общих чертах воссоздать политическую обстановку в Газарии, предшествующую началу вооруженного конфликта между Каффой и Феодоро, и в некоторой степени отвечают на вопрос о мотивах его возникновения, то причины внезапного прекращения войны в ноябре — первой половине декабря 1423 г. (?) остаются не до конца выясненными.

В действительности трудно объяснить, почему Алексей I (Старший), явный инициатор эскалации вооруженного столкновения с генуэзцами, добившись очевидного успеха (феодоритами на непродолжительное время был занят Чембало, на территории прибрежной Готии создается сеть опорных пунктов), к началу — середине декабря 1423 г. (?) был вынужден вернуться на исходные позиции [Кирилко, 2003, с. 263]. Причем владетель Феодоро обращает свою неуемную энергию не на войну, а на строительство в столице дворца, оборонительных стен, цитадели и фамильной церкви (1425—1427 гг.). Для осуществления столь значительной строительной программы требовались немалые средства, которыми Алексей I (Старший) явно обладал, т. е. война 1422—1423 гг. не истощила его финансовых возможностей. В это же время генуэзские источники отмечают хроническую задолженность коммуны Каффы перед Банком Сан Джорджо и другими кредиторами. В последующие годы (во второй половине 20-х — начале 30-х гг. XV в.) и лигурийцы ведут строительство в Солдайе и Чембало, но это представляется только как крайне необходимая мера безопасности (в особенности для Чембало).

Сравнительно недавно, занимаясь детальным изучением фортификационных сооружений Фуны (рис. 13), В.П. Кирилко обратил внимание на то, что оборонительные стены первого периода существования крепости несут на себе следы деформаций, которые могли быть вызваны не военными действиями, а исключительно сейсмическими подвижками [Кирилко, 2002, с. 6—7; 2003; с. 256—260]. Стратиграфические и архитектурные наблюдения указывают на то, что больше всего пострадали сооружения, располагавшиеся на северо-восточном участке обороны замка. На значительном отрезке восточной куртины произошло продольное расслоение кладки с потерей до основания внешнего панциря конструкции (стена на протяжении 13,50 м опрокинулась наружу). О ее моментальном падении на всю высоту свидетельствует слой деструктированного известкового раствора, образовавшийся после выборки строительного камня из завала (рис. 14; 15). Протяженность данного слоя (его толщина по всей площади залегания достигала 0,25—0,30 м) от основания стены составляет 7,50—8,0 м, что, по-видимому, соответствует ее полной высоте [Кирилко, 2003, с. 256—258; 2005, с. 50]¹⁶.

Деструктивные процессы в кладке, формирующей северную линию обороны, достигли такого уровня, что здесь первоначально с наружной стороны были возведены поддерживавшие ее контрфорсы, но, вероятно, это не дало ожидаемого результата стабилизации всей конструкции. Поэтому впоследствии она была разобрана почти до основания. По всей видимости, частичному разрушению подверглась квадратная башня, что потребовало впоследствии утолщения ее стен почти вдвое (первоначально они достигали 0,90 м).

Рис. 17. Деформированная кладка оборонительной стены Каламиты и подпирающая ее куртина (вид с запада)

На сохранившемся участке восточной куртины произошло отклонение от вертикального положения в наружную сторону (отрицательный уклон составил более 3°). Данная деформация особенно четко видна в местах примыкания к стене более поздних сооружений различного назначения: аркосолия храма, кордегардии и трапециевидной башни, замкнувшей северную и восточную линию обороны. Поверхности откосов потерны получили винтообразное искривление [Кирилко, 2003, с. 258, рис. 2; 2005, с. 50].

Весьма существенным хронологическим показателем, отмеченным исследователем в ходе архитектурно-археологического обследования памятника, является то, что разрушения и повреждения, ввиду отсутствия разрывов лицевых поверхностей кладок в местах наибольших деформаций, начались в тот момент, когда кладочный раствор оборонительных стен еще не успел набрать достаточную прочность и утратить присущую ему пластичность [Кирилко, 2003, с. 258]. Характерные диагностические признаки [Башкиров, 1949, с. 9—35] позволили прийти к заключению, что основной причиной выявленных в ходе раскопок деформаций и разрушений, обусловленных утратой крепостными сооружениями замка статического равновесия, стало сейсмическое событие. Причем по интенсивности воздействия оно было сопоставимо с ялтинским землетрясением 1927 г. [Двойченко, 1928, с. 77—98; Полумб, 1933, с. 3—70; Пустовитенко, Кульчицкий, Горячун, 1989, с. 42—55; Князева, 1999, с. 88—100]. Во время этого землетрясения, 12 сентября, обрушился свод и две стены фунского надвратного храма [Двойченко, 1927, с. 123], возведенного в 1459 г. [Кирилко, 1989, с. 62—73].

А.А. Никонов, занимаясь изучением палеосейсмических явлений Причерноморского региона (при этом им были использованы отрывочные сведения записок путешественников XIX в., материалы местного фольклора — легенда об Аю-Даге [Сказки и легенды Крыма, 1991, с. 96—102], а также данные архитектурно-археологических исследований), пришел к выводу, что в XV в. в Крыму произошло катастрофическое по своим последствиям землетрясение силой около 9 баллов, отнесенное им к Ялтинской очаговой зоне [Никонов, 1983, с. 72—75; 1997, с. 90, табл. п. 6; 1999, с. 183].

Если первоначально А.А. Никоновым была предложена дата 1471 г. [Никонов, 1983, с. 74], то позднее, без какой-либо дополнительной аргументации, он отнес это событие к 1427 г. (или 1427 ± 10 лет) [Никонов, 1997, табл. п. 6; 1999, с. 183] (рис. 16). Следует отметить, что исследователем при изучении фортификационных сооружений Каламиты сделаны интересные наблюдения, выявившие деформации, произошедшие в результате землетрясения интенсивностью не менее 9 баллов¹⁷ (рис. 17; 18).

Рис. 18. Следы деформации крепостной стены Каламиты

Однако достаточно точно определив причину деформаций первоначальной (20-х гг. XV в.) оборонительной системы Каламиты, исследователь, желая найти следы севастопольского землетрясения середины XVII в., связывал выявленные деструктивные изменения стен с этим событием, основываясь на авторитетном заключении А.Л. Бертье-Делагарда о существенной реконструкции фортификационных сооружений Инкермана (Каламиты) при османах в конце XVI или в самом начале XVII в. [Бертье-Делагард, 1886, с. 186—189; Никонов, 1994, с. 26—27].

Предложенная А.А. Никоновым датировка вызывает большие сомнения по той причине, что генуэзцы, захватив Каламиту 10 июня 1434 г., сожгли крепость дотла (следы этого пожара и сейчас видны на внутренней стороне башни № 2), а вскоре вынуждены были приступить к ее восстановлению [Мыц, 1991а, с. 56—59, 136—137]. Причем предпринятой лигурийцами реконструкции северо-западной линии обороны явно предшествовали строительные мероприятия, обусловленные необходимостью устранения негативных последствий землетрясения [Кирилко, 2003, с. 266]. Именно до 10 июня 1434 г. к поврежденной куртине с внешней стороны для придания ей большей устойчивости была пристроена башня № 2, а с внутренней — подпирающая ее стена.

Еще одним объектом, на котором проводились значительные по площади раскопки, является средневековая Луста. Явных следов каких-либо деформаций, вызванных сейсмическим воздействием, здесь вроде бы не выявлено. Правда, до настоящего времени остался невыясненным вопрос, что явилось причиной полной перестройки генуэзцами во второй четверти — середине XV в. северо-западного участка оборонительной стены цитадели (его протяженность более 30 м), возведенной еще при Юстиниане I (527—565 гг.). Новая куртина была установлена на довольно крутом склоне, что потребовало при строительстве специальных работ по его нивелировке, уничтожившей все более ранние культурные напластования. В связи с этим можно высказать предположение о значительных разрушениях ранневизантийской стены, произошедших также в момент землетрясения конца 1423 г. (?).

Возможные масштабы разрушений землетрясения, состоявшегося предположительно после 9 октября, но не позже середины декабря 1423 г.¹⁸, в некоторой степени реконструируют статистические данные, собранные после 26 июня и 12 сентября 1927 г. [Пустовитенко, Кульчицкий, Горячун, 1989, с. 42—55; Князева, 1999, с. 89—99]¹⁹.

Рис. 19. Карта-схема расположения основных памятников Газарии XV в. с нанесением изосейсты 8 (8—9?) баллов землетрясения 1423 г.

В целом, в 1927 г. по всему побережью (от Фороса на западе до Туака на востоке) разрушения и повреждения зданий были значительны. В это же время в Феодосии и Судаке общая ситуация оказалась намного благополучней, а в Балаклаве повреждения в основном состояли из трещин в кладках стен вторых этажей и в перемычках. «На Генуэзской крепости не упал ни один камень и даже неустойчивые по виду руины прекрасно выдержали испытание. С береговых скал у входа в бухту упала небольшая глыба» [Пустовитенко, Кульчицкий, Горячун, 1989, с. 52].

Отдавая отчет в большой доле условности подобных интерполяций, все-таки позволю себе предположить, что последствия землетрясения 1423 г. могли быть более значительными по своим негативным последствиям, чем сейсмические катаклизмы 1927 г. [Никонов, 2002, с. 72—111] (рис. 19). При этом необходимо учитывать и специфику религиозной ментальности средневекового населения горного Крыма (Готии), пережившего, по-видимому, значительное психическое потрясение от впервые увиденного им и необычайного по своим масштабам природного явления [Кирилко, 2003, с. 264], когда (согласно данным легенды об Аю-Даге) поднявшимися волнами было смыто несколько деревень, образовались глубокие овраги и ущелья, «рушились с грохотом скалы и целые горы, рассыпая далеко вокруг груды осколков» [Сказки и легенды Крыма, 1991, с. 98—99]²⁰.

В действительности столь знаменательное событие должно было найти отражение не только в преданиях и легендах, но прежде всего в генуэзских письменных источниках (донесениях консула и массарии), которые до настоящего времени не выявлены. По-видимому, это дело будущего. В случае открытия документов, содержащих сведения о землетрясении (perturbationes terrenae) времени первого вооруженного конфликта между Каффой и Феодоро (1422—1423 гг.), удастся определить точное время катастрофы и размеры ее реальных последствий²¹.

Как бы то ни было, но данная гипотеза остается пока единственной, способной объяснить внезапное прекращение войны и последовавшее затем беспрецедентное по своим масштабам для первой половины XV в. строительство, которое велось на территории Готии, явно не затронутой конфликтом 20-х гг. XV в. (рис. 19).

Примечания

1. «<...> expense facte et fiende in provisione et custodia loci nostri Cimbali et totius Gottie, occaxione guerre Alexii, domini de lo Tedoro <...>» [Jorga, 1899, p. 28; Banescu, 1930, p. 35; Vasiliev, 1936, p. 202].

2. «<...> expense facte et fiende in [cum] domino de lo Tedoro, occaxione loci Lusce, gui portavit certos homines promissos in Lusce loco <...>» [Jorga, 1899, p. 28].

3. «<...> pro quodam Grecho, qui portavit litteras ab Alexio. asp. XII» [Jorga, 1899, p. 28; Vasiliev, 1936, p. 203; Байер, 2001, с. 206].

4. Подробнее о так называемых «системах» укреплений см. работы [Домбровский, 1974, с. 44—46; Фирсов, 1990, с. 61—204; Мыц, 1991а, с. 19—20]. Раскопками 2004 г., проведенными С.Г. Бочаровым на Учансу-Исаре, выявлен слой XV в. Причем, по заключению исследователя, памятник оказался однослойным и существовал непродолжительное время. В ходе исследований башни Гелин-Кая выявлен слой разрушения с материалом XV в. Весьма признателен С.Г. Бочарову за любезно предоставленную информацию.

5. «die XXVII Marcii, pro una alafa data Bexada Saraceno, ambassiatori dominorum Surchatensium, qui ivit ad Alexium, dominum Teodori, pro duabus diebus. asp. C» [Jorga, 1899, p. 30].

6. У А.А. Васильева по этому поводу написано буквально следующее: «Интересно отметить, что в марте 1423 г., т. е. во время войны, Бексада (Bexada), посол хана Солхата, по пути к Алексею, пересек генуэзские владения и на два дня задержался для встречи с генуэзскими правителями; на его прием было израсходовано 100 аспров. Возможно, что мир между Каффой и Готией был заключен при посредничестве Солхатского хана» [Vasiliev, 1936, p. 204]. Однако Х.-Ф. Байер, цитируя источник, дает совершенно иную трактовку событий: «27 марта 1423 г. "за одну пощечину, данную сарацину Бексаде, послу государей жителей Сурхата [Солхата], который путешествовал к Алексею, государю Феодоро, и за два дня [разумеется пребывания]" (pro una alafa data Bexada Saraceno, ambassiatori dominorum Surchatensium, qui ivit ad Alexium, dominum Theodori, pro duabus diebus) генуэзцы дали 100 аспр — сравнительно большую сумму» [Байер, 2001, с. 207]. При этом в примечании со ссылкой на L. Diefenbach'а, он замечает: «В античности alapa (пощечина, оплеуха — В.М.), сравните ниже alapha*... Васильев, очевидно, не понял, о чем речь идет» [Байер, 2001, с. 207, прим. 601]. Совершенно очевидно, что сам Х.-Ф. Байер внес путаницу в перевод, исказив смысл текста источника. Поэтому и в дальнейшем у него разные послы получают пощечины, которые стоят немалых денег для генуэзцев: «В 1457 г. правители Кафы заплатили опять за пощечину (pro alapha), которую получил посол Олобея с тюркским именем "Караихиби" (Caraihibi). Заплатили и "для Бикси, посла Олобея" (pro Bicsi nuncio Olobi)» [Байер, 2001, с. 221]. Следуя авторитету Х.-Ф. Байера, мной была допущена ошибка в переводе и интерпретации событий 1423 г.: «В ходе переговоров с магистратами города, очевидно, возникла конфликтная ситуация, свидетельством чему служит содержание записи в книге массарии: "27 марта за одну пощечину, данную сарацину Бексаде, послу господина Сурхата, направлявшегося к Алексею, господину Феодоро, [и] за два дня [пребывания выдано] 100 аспров"» [Мыц, 2005, с. 260]. Средневековое латинское alapha (синонимы — regato, tribute) — в данном случае означает не что иное, как «подношение подарка» [Aprisio, 2001, p. 66, 242], а не «пощечина» или «оплеуха», как это предлагает Х.-Ф. Байер.

7. «<...> Caleota que nuper reparatur <...>, ocaxione guerre domini de lo Teodoro <...>» [Jorga, 1899, p. 29].

8. «<...> Brigantinum nuper armatum, ocaxione domini de lo Todoro <...>» [Jorga, 1899, p. 27].

9. «Caleota patronizata per Marchum Spinulam, cives Jnuensem, armata <...> occaxione guerre domini de lo Tedoro et securitate Cimbali et Soldaie <...>» [Jorga, 1899, p. 29; Vasiliev, 1936, p. 203, n. 7; Байер, 2001, с. 207].

10. Постановлением от 23 января 1426 г. правительство Генуи предписывало консулу, массариям и Оффиции Продовольствия Каффы принять меры по компенсации затрат, понесенных нобилем Негрони ди Негро «во время войны, которая велась между коммуной Каффы и господином Феодоро» («<...> tempore vigentis guerre inter сотипе Caffe et dominum de lo Thedoro <...>») [Jorga, 1897, p. 314; Vasiliev, 1936, p. 203; Banescu, 1967, p. 260, n. LXXXVII; Ballette, 2000, p. 113—114, doc. 96; Байер, 2001, с. 207].

11. «<...> expense facte et fiende in provisione et custodia loci nostri Cimbali et totius Gotie, occaxione guerre Alexii, domini de lo Teodoro <...>» [Jorga, 1899, p. 31]. Следует обратить внимание на то, что примерно такая же сумма (16 800 аспров) расходовалась ежегодно на выплату жалованья 7 социям (socios septem), охранявшим замок св. Николая в Чембало [Устав 1449 г., 1863, с. 786].

12. А.А. Васильев переводил данный фрагмент так: «соперник коммуны Каффы» [Vasiliev, 1936, p. 203], что, на мой взгляд, «смягчает» характеристику действий владетеля Феодоро и происходивших тогда реальных событий.

13. «Cum attentis virtute et meritis viri probi Petri Johannis Maynerii condam Andree, precarissimi civis nostri, necnon laboribus magnis per eum passis in guerra contra Alexium de Theodoro pro defensione et liberatione loci Cimbali, eum elegerimus et deputaverimus in unum ex sociis summum percipientibus in Caffa pro eo tempore guo residendam faciet illis in partibus, et pluri et minori tempore ad nostrum beneplacitum et mandatum, cum salario et stipendio unius sommi sibi mense singulo integre persolvendi <...>» [Balletto, 2000, p. 18—19, doc. 12;Байер, 2001, с. 207].

14. Документ представляет собой распоряжение губернатора Генуи Франческо Кармагнолия, Совета Старейшин и Officium Provisionis Romanie. Из него мы узнаем об обращении Даньяно Грилло (Dagnanus Crilus) с жалобой (conguestus) по поводу того, что он одновременно исполнял должности консула и кастеллана Чембало (сит aligue fuerit cosul et castellanus Cimbali), а это было весьма обременительно для него. К тому же, массарии Каффы не платили ему за оффицию кастеллана 12 соммо (sommos argenti duodecim). Внимательно рассмотрев жалобу Даньяно, правительство метрополии приказывает консулу и массариям Каффы компенсировать ранее не выплаченную консулу Чембало зарплату кастеллана и на будущее продолжать платить за занимаемую им должность исправно даже «в мирное время» (in pace) [Banescu, 1966, p. 586, n. XXIV; Balletto, 2000, p. 30—31, doc. 24].

15. Если учесть, что дорога от Каффы до Генуи занимала не менее 2—2,5 месяцев, то сведения, отправленные из Газарии в метрополию и нашедшие отражение в постановлении от 1 февраля 1424 г., относились ко времени не позднее середины декабря 1423 г.

16. Сходная картина при раскопках Мангупа отмечена на участке укрепления А.XIV северо-западного фланга куртины А и башни А.4, где после обрушения в результате турецкого обстрела «за короткое время положение было восстановлено возведением нового отрезка оборонительной линии». При этом А.Г. Герцен указывает, что «основанием для нее послужил слой извести, песка и мелкого щебня, образовавшегося при разрушении и разборке куртины А» [Герцен, 1990, с. 153]. К сожалению, в подтверждение своих важных наблюдений исследователь приводит весьма условно зафиксированную стратиграфию раскопа, полагая, что и разрушение и строительство новой куртины произошло во время осады Феодоро османами в 1475 г. [Герцен, 1990, с. 153, рис. 39].

17. Например, А.А. Никонов отмечает, что у ворот башни «первоначальная стена по горизонтальной плоскости между камнями кладки сдвинута косо к югу, юго-востоку так, что с лицевой стороны образовалась сужающаяся к востоку полочка шириной 12, 10 и 5 см, а внутренний фас подобным же образом навис над основанием. По внутреннему фасу стена наклонилась на 1—2° в ту же сторону, что и сдвинулась. Более южный участок стены (где сдвигание было больше и устойчивость потеряна) отсутствует. В месте видимого сдвигания с внутренней стороны, т. е. куда верх стены подвинут, поставлена дополнительная укрепительная стена с сужением кверху. Здесь камни скреплены раствором другого состава. Прилежащая башня снаружи обложена вторым панцирем также явно при ремонте, вероятно, для укрепления после предшествующих повреждений. Подобные деформации не возникают в столь капитальных сооружениях на таком прочном основании при землетрясениях интенсивностью менее 8 баллов» [Никонов, 1994, с. 26].

18. Уточнить дату этого сейсмического явления позволяет содержащееся в легенде об Аю-Даге указание на то, что землетрясение случилось в начале зимы: ноябрь ± 1 месяц [Кирилко, 2001, с. 7].

19. При ведем только те из них, которые непосредственно касаются рассматриваемых памятников или прилегающих к ним территорий. Алушта. На момент землетрясения в городе находилось 650 домов, пострадало 532 здания. Совершенно разрушено 119 домов. Сильно поврежденных, требующих для восстановления капитального ремонта — 179. Незначительно повреждено 234 [Князева, 1999, с. 93]. «Треснула и грозит обвалом массивная генуэзская башня» [Пустовитенко, Кульчицкий, Горячун, 1989, с. 52]. Демерджи (с. Лучистое). Из 365 домов пострадало 155, из них полностью разрушено 9, сильно повреждено 41, несильно повреждено 105. Произошел обвал на г. Демерджи. Рухнул свод и две стены средневековой церкви [Двойченко, 1928, с. 123]. Дегерменкой (ныне с. Запрудное). Из 385 домов 198 разрушено совсем. Партенит. Домов до землетрясения 64, разрушено 64. Кизил-Таш (ныне с. Краснокаменка). Всего домов 275. Пострадало 159, из них разрушено 34, сильно повреждено 30, несильно повреждено 95. Гурзуф. Из 343 домов пострадало 253, разрушено 50, сильно повреждено 99, не сильно повреждено 104. Ай-Василь (ныне с. Васильевка, г. Ялта). Всего 370 домов. Пострадало 145, совершенно разрушено 25, сильно повреждено 32.

20. Подобные природные явления, надолго оставляя память в народном сознании, объяснялись как кара Божия, а дни прекращения праздновались оставшимися в живых, воспринимавших спасение как ниспосланную свыше благодать. Например, с 740 г. было установлено празднование «воспоминания великого труса» (землетрясения), произошедшего в Константинополе 26 октября при императоре-иконоборце Льве III Исавре (717—741 гг.). В этот день в столице ромеев оказались разрушенными многие высокие здания, в их числе немало церквей. «...От сотрясения земли море всколыхалось и затопило прибрежные селения. Панический ужас объял всех жителей города, и многие лишились жизни от страха. Тогда все обратились с молитвою к Господу и Пресвятой Богородице, и землетрясение прекратилось» [Бухарев, 1996, с. 606].

21. Единственным известным мне на сегодня источником, в котором ретроспективно отражены события 20-х гг. XV в. (?) (голод и последовавшее за ним землетрясение), является «Летопись Кипчакской Степи» Абдуллаха ибн Резвана, написанная автором в Кефе в 1610/11—1635 гг. Так, во II разделе своего сочинения ибн Резван, описывая Дешт и-Кипчак, говорит о том, что бедствия не миновали и этот богатый край. Автор летописи сообщает (л. 4 recto) о голоде и землетрясении (зелзеле), постигших некогда Крым [Заинчковский, 1969, с. 16].