Блокада вражеских войск в Крыму

Немецкое командование в начале зимы 1943/44 г. еще надеялось восстановить сухопутную связь с Крымом. С разгромом никопольской группировки в начале февраля надежды на деблокаду рухнули. Продвижение Красной Армии к Одессе обострило разногласия между Гитлером и Антонеску о целесообразности дальнейшего удержания Крыма. 27 марта 1944 г. последний, пытаясь убедить Гитлера, писал: «...считаю, сейчас, когда мы еще держим Одессу, имеется последний благоприятный момент для эвакуации Крыма независимо от будущих наступательных операций. Утверждаю, что это последний благоприятный момент, так как после сдачи Одессы эвакуация войск из Крыма будет сопряжена с большими трудностями. Эвакуация Крыма дала бы нам возможность освободить большое количество войск, которыми мы усилили бы силы сопротивления на юго-восточном фронте»¹. Но Гитлер был непреклонен и решил во что бы то ни стало удерживать Крым.

В то же время плацдармы Красной Армии в районе Керчи и Сиваша расширились и не могли быть ликвидированы. 98-я пехотная дивизия у Керчи после боев с десантом была на грани полного истощения. Гитлер разрешил перебросить в Крым на Керченский полуостров 73-ю пехотную дивизию и для усиления перекопско-сивашских позиций — 111-ю пехотную дивизию. Но командующему 17-й немецкой армией генералу Енеке была очевидна слабость сил в Крыму, и его беспокоила ненадежность морской коммуникации. Поэтому было решено: в случае прорыва Красной Армии в Крым быстро отступить к Севастополю (раньше советских войск) и избежать раздробления армии; укрепить район Севастополя для приема отступающих войск, построить там аэродромы. Командование группы армий «А» просило генеральный штаб не направлять новых подкреплений в Крым, опасаясь, что «вряд ли возможно эвакуировать 17-ю армию морским путем из-за недостатка судов». Было очевидно, что судьба 17-й армии в решающей степени зависела от морской коммуникации. Однако военно-морское командование во главе с Деницем продолжало настаивать на удержании Крыма и гарантировало его снабжение и в случае необходимости полную эвакуацию².

С осени 1943 г. перевозки между портами Румынии и Севастополем заметно возросли. Защита этих перевозок была задачей первостепенной важности немецких военно-морских сил и румынского флота, который был в полном подчинении у немецкого адмирала на Черном море. Эти силы состояли из вспомогательного крейсера, 4 эскадренных миноносцев, 3 миноносцев, 3 минных заградителей, 3 канонерских лодок, 28 торпедных катеров, 41 противолодочного корабля, 13 подводных лодок, более 100 артиллерийских и десантных барж и других малых кораблей³. Для перевозки войск и грузов фашистское командование использовало 18 транспортных судов (общим тоннажем 47 тыс. т), 100 самоходных десантных барж и много малых судов общим водоизмещением около 75 тыс. т⁴.

Ставка Советского Верховного Главнокомандования, учитывая, что снабжение немецко-румынских войск в Крыму из портов Румынии, за 200 миль, в условиях общего превосходства советского флота представляет сложную проблему, считала наиболее вероятной скорую эвакуацию противника. Военному совету Черноморского флота было указано своевременно обнаружить эвакуацию из Крыма и сорвать ее; против транспортов и плавучих средств использовать всю бомбардировочную и торпедоносную авиацию и не менее семи подводных лодок⁵. Командование флотом усилило разведку портов и подступов к Крыму, приготовило всю торпедоносную и бомбардировочную авиацию, приказало ставить магнитные мины у Севастополя, Евпатории, Ак-Мечете; организовало взаимодействие авиации с подводными лодками, действовавшими на коммуникациях.

По мере усиления блокадных действий на море положение немецких войск в Крыму становилось все более тяжелым. Черноморскому флоту удалось перебазировать с Кавказа в Северную Таврию часть авиации и усилить блокаду Севастополя и других портов Крыма. 19 ноября на полевой аэродром в Скадовск перелетели пять бомбардировщиков Пе-2 из 40-го полка и шесть истребителей из 11-го гвардейского авиаполка для действий на коммуникациях к западу от Крыма. В течение зимы на аэродромах в районе Скадовска было сосредоточено около 200 самолетов авиации флота. В марте—апреле 1944 г. из Геленджика в порт Скадовск (Джарылгацкий залив) двумя группами перешла 2-я бригада торпедных катеров (15 единиц под командованием капитана 2-го ранга В.Т. Проценко).

Определенную сложность вызвало снабжение самолетов и катеров, базировавшихся в районе Скадовска. Туда было доставлено 500 торпед и значительное число снарядов. В обеспечении топливом и продовольствием частей флота помощь оказал тыл 4-го Украинского фронта.

За первые три месяца 1944 г. авиация произвела 86 успешных атак вражеских судов и плавучих средств. Несколько нападений на конвои совершили подводные лодки и торпедные катера⁶. С 3 января по 10 апреля у берегов Румынии было потоплено 3 транспорта и более 40 самоходных барж, паромов и других мелких плавучих средств противника⁷.

Фашистское командование обеспечивало свои коммуникации с Крымом с большим напряжением и было вынуждено для перевозок в Крым использовать транспортную авиацию. Несмотря на это, потребности крымской группировки войск в боеприпасах и материальных средствах удовлетворялись лишь на 75—80%. В связи с этим Гитлер приказал сократить нормы довольствия войск в Крыму, которые, по его мнению, были выше, чем в ходе битвы на Волге (там 6-я немецкая армия голодала)⁸.

Несмотря на определенные успехи, в блокадных действиях флота и авиации чувствовалась излишняя осторожность. Как уже упоминалось, после гибели от вражеской авиации 6 октября 1943 г. лидера «Харьков» и двух эсминцев во время их набега на прибрежные коммуникации у берегов Крыма Ставка запретила использовать крупные надводные корабли без ее ведома. В связи с этим преимущество советского флота в силах резко сокращалось, так как из-за удаленности мест базирования малых кораблей и авиации они с трудом могли действовать на коммуникациях между Крымом и Румынией.

Действия Черноморского флота на вражеских коммуникациях к западу от Крыма ограничивались также большим числом кораблей, нуждавшихся в ремонте, и большой минной опасностью в мелководном северо-западном районе Черного моря. Поэтому 31 марта после совещания в Мелитополе представители Ставки ВГК Маршалы Советского Союза К.Е. Ворошилов и А.М. Василевский направили Верховному Главнокомандующему телеграмму о необходимости решительных мер «по организации настоящей блокады Крыма, которая воспрепятствовала бы переброске войск и материальных ресурсов как в Крым, так и обратно». Они предлагали увеличить группировку авиации флота в Скадовске до 250—300 самолетов и перебазировать в Николаев до десяти подводных лодок⁹.

В телеграмме представителей Ставки ВГК речь идет не только о морской блокаде Крыма и его главного порта — Севастополя. Известно, что уничтожение врага, изолированного на суше и при жатого к морю, не может быть полным без установления морской и воздушной блокады. Они просили для этого не только санкций (они были и раньше), но и сил. Однако документы свидетельствуют, что и наличными силами они могли организовать более тесное взаимодействие с целью блокады. Но главной для них была организация содействия сухопутным войскам, на что была нацелена весьма боеспособная 8-я воздушная армия генерала Т.Т. Хрюкина.

Для установления действенной блокады Крыма не хватало крупных кораблей Черноморского флота, которые могли бы длительно вне зависимости от погоды действовать в море, самолетов различных родов авиации, мин, которыми можно было бы засыпать порты и рейды. Тем не менее в случае перебазирования сил флота в район Одессы и Николаева усиление блокадных действий предвещало катастрофу немецко-румынских войск в Крыму, так как, по расчетам морского командования, на эвакуацию 200-тысячной армии имевшимися средствами требовалось не менее 40 суток¹⁰. Такой возможности у противника не было. В случае начала массовой эвакуации и ослабления обороны врага советские войска готовы были перейти в наступление и уничтожить немецко-фашистские войска. Черноморский флот имел силы, чтобы сорвать эвакуацию.

У солдат и офицеров вермахта уже давно не было надежд на победу. Настроение подавленности теперь проникло и в офицерскую среду. Дисциплина держалась на страхе репрессий. Определенное значение имела пропаганда неизбежной ответственности и возмездия «со стороны русских» за разрушения и злодеяния. Некоторые солдаты, особенно румыны, находили выход для себя — сдавались в плен. Выхода «для всей гитлеровской Германии уже никто не видел». Пленный солдат из 24-й немецкой пехотной дивизии Вернер Блехшмидт сказал, что напрасно они проливали свою кровь в Крыму в 1941—1942 гг. Многие солдаты имеют Крымский щит (медаль за взятие Севастополя. — А.Б.), но его почти никто не носит.

Раньше лишь отдельные пленные оценивали мощь Красной Армии по достоинству. Фельдфебель Амин Гоерке, стрелок-радист бомбардировщика, сбитого в апреле 1942 г. над Керченским полуостровом, заявил: «Англия для нас не противник, вы сами это знаете. Но Россия очень и очень сильна»¹¹.

Примечания

1. Бирюзов С. Наступление войск 4-го Украинского фронта в Крыму // Воен.-ист. журн. 1959. № 5. С. 19.

2. Hillgruber A. Die Räumung der Krim 1944. S. 27, 40.

3. История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941—1945. Т. 4. С. 451.

4. Hillgruber A. Op. cit. S. 24.

5. ЦВМА. Ф. 54. Д. 5779. Л. 54.

6. ЦВМА. Ф. 249. Д. 13097. Л. 200.

7. Воен.-ист. журн. 1964. № 5. С. 6.

8. Там же.

9. Василевский А. Указ. соч. С. 419.

10. Hillgruber A. Op. cit. S. 16.

11. ЦМВС. Ф. 4. Оп. У. 79. Д. 37501/15. Л. 21.