Четвертая фаза. Атака Легкой бригады

Увековеченная в бессмертных стихах Теннисона четвертая и последняя фаза описываемого сражения протекала в Северной долине между 11.00 и 11.20. Для многих людей данный отрезок, или этап боя, олицетворяет собой всю «битву при Балаклаве». Предыдущие три стадии, если их вообще принимают во внимание, кажутся бледными по сравнению с этой. Отчаянная атака Легкой бригады затмевает в памяти людской все прочие эпизоды сражения.

Отброшенная Тяжелой бригадой Скарлетта кавалерия Рыжова перегруппировалась в восточной оконечности Северной долины, где пехота Жабокритского и артиллерия прикрывали конницу с Федюхиных высот, а другие войска Липранди (пехота, артиллерия и кавалерия) развернулись на возвышенности вдоль Шоссейных высот между редутом № 3 и Комарами. Перед эскадронами Рыжова находились восемь орудий (хотя британские источники настаивают на двенадцати) 3-й Донской батарейной батареи, привезенных туда через долину [возможно, британские источники не лгут, поскольку кроме 3-й Донской батареи в восточной части Северной долины находилась также 12-я конно-легкая батарея, один дивизион которой (4 орудия) мог располагаться рядом с восемью донскими орудиями. — Прим. ред.]. Сводный уланский полк подполковника В.М. Еропкина служил своего рода подвижным связующим звеном между Шоссейными и Федюхиными высотами. [Подполковник В.М. Еропкин командовал 2-м Сводным маршевым уланским полком в отсутствие полковника барона Э.И. фон Мирбаха (флигель-адъютанта Его Величества). При Балаклаве его полк сражался в неполном составе, без 3-го и 4-го эскадронов 2-го дивизиона, находившихся в Байдарской долине. После того как 5-й эскадрон (из 3-го дивизиона) был послан к монастырю Св. Иоанна Постного, в полку остались только 1-й и 2-й эскадроны 1-го дивизиона майора П.М. Тинькова и 6-й эскадрон 3-го дивизиона ротмистра Д.П. Лаврениуса. Эти три эскадрона являлись девятыми резервными эскадронами трех разных полков: 1-й — Уланского Эрцгерцога Австрийского Альберта полка № 5 (Литовского), 2-й — Уланского Его Имп. Выс. Великого Князя Константина Николаевича полка № 6 (Волынского), 6-й — Уланского Герцога Нассауского полка № 10 (Одесского). — Прим. ред.]. Спустя полтора часа после завершения боя с Тяжелой бригадой генерал Рыжов подъехал рысью к полковнику князю Оболенскому, командующему донской артиллерией армии Меншикова, и завел с ним разговор. Внезапно канониры обратили внимание офицеров на клубы пыли, поднимавшиеся вдалеке. Они быстро приближались, пересекая долину. Удивленный Рыжов осознал вдруг смысл происходящего — британская кавалерия перешла в атаку. Расчеты донской батареи начали готовиться открыть огонь, как только всадники окажутся на дистанции выстрела.

Длительная проволочка между победой Скарлетта и дальнейшими действиями британцев в направлении развития успеха против потрепанных русских стала следствием целой серии неблагоприятных обстоятельств. Несмотря на постоянно присылаемые приказы Раглана, двум британским пехотным дивизиям понадобилось какое-то совершенно несообразное задачам время для выхода к Балаклавской равнине. Герцог Кембриджский с 1-й дивизией спустился прямо в Северную долину вблизи Воронцовской дороги, в то время как сэр Джордж Кэткарт с 4-й дивизией двинулся вдоль кряжа, чтобы через седловину пройти в Южную долину. Каждая из дивизий покрыла расстояние от восьми до десяти километров. Хотя к 10.30 они уже достигли равнины, дальнейшее выдвижение на Шоссейные высоты командованию еще только предстояло скоординировать. Раглан, как позволяют судить отданные им ранее приказы, намеревался использовать обе дивизии для возвращения утраченных позиций на Шоссейных высотах. Поначалу он рассчитывал силами пехоты атаковать русских, занимавших редут № 3. Самым подходящим для достижения задуманного моментом стало бы время как раз после того, как гусары и казаки, обращенные в бегство Скарлеттом, потоками хлынули через высоты. Теперь же наступающих британцев ожидал более организованный противник.

Приказы

Нетерпение в преддверии подхода неспешно марширующей пехоты побудило Раглана применить кавалерию, дабы вывести из равновесия, если уж вовсе не смешать русских. Посему вскоре после 10.15 он отправил гонца с указанием к Лукану: «Кавалерии перейти в наступление и воспользоваться любой возможностью отбить высоты. Ее поддержит пехота, которой приказано наступать на двух фронтах». «Отбить» предстояло «высоты» — то есть речь шла только о Шоссейных высотах, а потому задачи кавалерии ставились вполне ясные, так или иначе таковыми они должны были казаться Лукану. Выражение «на двух фронтах» означало, вероятно, продвижение Кэмпбелла от Кадыкоя во взаимодействии с 1-й и 4-й дивизиями. Фактически же план предусматривал выход пехотных соединений герцога Кембриджского и Кэткарта к захваченным врагом редутам на Шоссейных высотах соответственно через Северную и Южную долины. Получив приказ Раглана, Лукан немедленно двинул Легкую бригаду в Северную долину, удерживая Тяжелую бригаду вблизи от редута № 6 в Южной долине. Как следует думать, он вовсе не намеревался разворачивать конную атаку до прибытия британской пехоты и, уж конечно, ни в коем случае — бросать кавалерию против хорошо подготовленных неприятельских позиций. Какие бы потом доводы ни выдвигались в отношении задач Легкой бригады в ходе ее атаки, никаких экивоков относительно плана лорда Раглана на той стадии быть не может — он хотел лишь отбить редуты.

Большая часть Шоссейных высот, как на самом деле и территории Северной долины, из-за волнистого рельефа местности скрывалась от взора Лукана, разместившегося со своим штабом между двумя бригадами у подножия Шоссейных высот. В отличие от Раглана с его штабом, Лукан не видел, как русские артиллеристы с помощью лошадей и тросов готовятся увезти пушки, захваченные на редутах №№ 1—3. Зная, что о достигнутой победе принято судить по захваченным в качестве трофеев орудиям, Раглан особенно беспокоился о том, как бы помешать русским привести в исполнение их намерения. Раздосадованный бездеятельностью Лукана главнокомандующий продиктовал своему генерал-квартирмейстеру, бригадному генералу Ричарду Эйри, другой приказ — тот самый, который впоследствии сделался предметом долгих и ожесточенных споров. «Лорд Раглан желает, — записал Эйри на листке бумаги, — чтобы кавалерия быстро двинулась вперед и не позволила противнику увезти орудия. Рота конной артиллерии может сопровождать. Французская кавалерия на вашем левом фланге. Незамедлительно».

Генерал-майор эрл Кардиган. Известный властными манерами и несдержанным характером, Джеймс Томас Брюденелл эрл Кардиган поступил в армию сравнительно поздно — в возрасте 27 лет. Как бы там ни было, пользуясь системой покупки чинов, спустя восемь лет он заполучил под свое начальство 15-й гусарский полк, от каковой должности его отстранили чуть более чем через год за неоправданное поведение. Приобретение им в 1836 г. командного поста в 11-м легком драгунском полку (позднее переименованном в гусарский) вызвало гневные отклики. Однако ничего не изменилось, и он сохранял командование до 1847 г. Назначенный командиром Легкой бригады, посланной в Крым в составе экспедиционных войск лорда Раглана, Кардиган, по своему обыкновению, принялся вводить там строгую дисциплину. Если обоснованность и разумность его действий еще можно поставить под сомнение, то храбрость (в немалой степени именно в ходе знаменитой атаки 25 октября 1854 г.) неизменно оставалась на высоте. (Дэвид Пол)

По фатальному стечению обстоятельств, или, вернее, по решению лорда Раглана, тем человеком, которому было поручено доставить Лукану вышеупомянутое распоряжение, стал не лейтенант 8-го гусарского полка Сомерсет Кэлторп (адъютант Раглана), а своевольный Льюис Эдвард Нолэн, капитан 15-го гусарского полка, состоявший адъютантом при генерале Эйри. В сложившейся ситуации от гонца требовалась скорость, а Нолэн, ранее служивший волонтером в австрийской армии и написавший популярную книгу о кавалерийской тактике, как раз зарекомендовал себя превосходным наездником. Он пулей помчался вниз по 200-метровому склону. К сожалению, ранее Нолэн весьма и весьма критично высказывался об использовании британской кавалерии в Крыму и о личных командирских качествах генерала Лукана. Позднее Лукан утверждал, что читал текст распоряжения со «вниманием», граничащим с большим «волнением». Из места, на котором находился начальник кавалерии, он не видел «ни противника, ни пушек». Лукан попросил Нолэна прояснить обстановку. Нолэн, подогреваемый, вероятно, своим чувством презрения к Лукану и страстным желанием видеть кавалерию в деле, заявил: «Приказ лорда Раглана заключается в том, чтобы конница атаковала незамедлительно». Как считается, Лукан ответил ему резко: «Атаковать, сэр! Атаковать кого? Какие пушки, сэр?» По характеру и особенно тону ответ Нолэна граничил с нарушением субординации, ибо капитан надменно откинул голову, простер вперед руку и произнес: «Там, милорд, ваш противник. Там ваши пушки». Лукан с неприязнью вспоминал потом, что Нолэн сказал те слова «в крайне неуважительной манере, но с большой значимостью». Как ни печально, но гордость Лукана не позволила ему расспросить Нолэна обо всем подробнее. Впрочем, других подробностей от Нолэна можно было и не дожидаться. Новый и старый приказы следовало толковать во взаимосвязи один с другим. Как бы там ни было, Лукан решил атаковать русскую батарею в восточной оконечности Северной долины, а не «отбивать» пушки на Шоссейных высотах.

Отправившись к Кардигану, сидевшему перед строем 13-го легкого драгунского полка на Роланде, гнедом скакуне чистокровной английской породы, Лукан отдал соответствующие распоряжения командиру бригады. Взаимная антипатия между двумя генералами сделала невозможным детальное и конструктивное обсуждение ими ситуации. Кардиган отсалютовал обнаженным клинком, давая понять, что приказ ему понятен: «Конечно, сэр. Но позвольте мне заметить вам, что русские имеют батарею в долине на нашем фронте, а также батареи и стрелков на каждом фланге». Лорд Лукан, соглашаясь с доводами своего шурина, смог лишь пожать плечами и сослаться на приказ главнокомандующего. «Я это знаю, — сказал он Кардигану, — но такова воля лорда Раглана. Мы должны не выбирать, а исполнять». Так был брошен жребий, дававший старт самому кровопролитному, самому славному и столь же бесполезному боевому столкновению в британской военной истории. Если, как настаивает мифология, Кардиган, поворачивая коня, действительно пробормотал: «Вот идет последний из Брюденеллов», тогда его пессимизм вполне оправдан.

Лукан приказал 11-му гусарскому полку переместиться из первой линии во вторую, дабы сократить ширину атакующего фронта, после чего Кардиган отдал судьбоносный приказ: «Бригаде идти в наступление!» Когда он произносил эти слова, то, вероятно, еще держал в голове последнее предостережение Лукана — «наступать неуклонно и спокойно». От вражеских пушек его отделяло целых два с половиной километра. Нельзя было допустить переутомления коней и всадников длительной скачкой на галопе, что помешало бы им действовать эффективно. Конечно, когда в тебя стреляют с трех сторон ядрами, бомбами и пулями, невольно хочется пришпорить лошадей. Но нельзя приносить в жертву скорости плотный строй.

«В ДОЛИНУ СМЕРТИ»

Кардиган скакал в десяти метрах впереди от первой линии и в пяти — от своих адъютантов, лейтенанта 21-го пешего полка Генри Фицхардинга Беркли Мэксси и корнета 17-го уланского полка Джорджа Орби Вумуэлла [автор забыл упомянуть еще одного адъютанта Кардигана — капитана 8-го гусарского полка Джорджа Локвуда. — Прим. ред.].

Кардиган был облачен в мундир 11-го гусарского полка, которым раньше командовал, причем он носил его темно-синий, расшитый золотыми галунами и отороченный мехом ментик надетым в рукава, а не наброшенным на плечо по гусарскому обычаю. Он сидел в седле прямой, как шпала, с саблей наголо. После сражения Раглан назовет его «храбрым, как лев». За спиной Кардигана, когда тот отправлялся в Северную долину в 11 утра 25 октября 1854 г., шла построенная в три эшелона Легкая бригада. В первой линии справа находился 13-й легкий драгунский полк (капитан Джон Оулдем), а слева 17-й уланский (капитан Уильям Моррис); вторую линию сразу за 17-м составлял 11-й гусарский полк (подполковник Джон Дуглас); в третьем эшелоне на левом крыле находился 4-й легкий драгунский (полковник лорд Джордж Пэджет), а на правом — 8-й гусарский (подполковник Фредерик Шуэлл), без одного взвода, остававшегося при армейской ставке на Херсонесском нагорье. Каждый из полков был построен в две шеренги и шел в атаку широко развернутой линией.

Вначале Легкая бригада наступала не одна. Лукан рассматривал атаку как операцию дивизионного уровня.

Атака Легкой бригады

Он со штабом скакал между двумя бригадами. За ним следовали два полка, составлявшие первый эшелон Тяжелой бригады: слева Шотландские Серые, справа — Королевские драгуны. Во второй линии находился один Иннискиллингский драгунский полк (в точности так же, как 11-й гусарский в Легкой бригаде); в третьей линии 4-й гвардейский драгунский полк занимал место слева, а 5-й — справа. Тот факт, что Тяжелая бригада не способна была двигаться столь же быстро, как легкая кавалерия, являлся еще одним побудительным мотивом в распоряжении Лукана, отданном Кардигану проявлять сдержанность и не нестись вперед во весь опор.

Британцы не ведали о том, что, как только они начали продвижение к цели, Одесский полк и сопутствовавшая ему полевая артиллерия получили приказ отойти из района редута № 3. Если рассуждать категориями огневой мощи, данное обстоятельство ничего фактически не меняло. Солдатам Кардигана, по наглядному описанию лорда Теннисона, по-прежнему противостояли пушки справа, слева и по фронту — пушки, вполне готовые загрохотать, выплевывая смертоносный металл.

Несмотря на призыв Лукана к сдержанности, Кардиган, однако, хорошо понимая, какая опасность поджидает его впереди, быстро перешел на рысь. Находившиеся за его спиной полки выровняли шаг по командиру. Весьма характерно, среди них оказался один важный аутсайдер. Сначала капитан Нолэн скакал рядом с другом, Моррисом из 17-го уланского полка. Совершенно неожиданно и против всякого обычая, после того как бригада прошла сотню метров, он рванулся вперед, обскакал на галопе Кардигана и пронесся по фронту слева направо. Повернувшись в седле, Нолэн закричал, размахивая саблей над головой. Свидетели из тех, кто находился поближе, считали, что избранное направление привело бы его к редуту № 3 и к первым орудиям, остававшимся все еще в распоряжении русских. Вероятно, он и в самом деле осознал ошибку Кардигана, перешедшего в наступление в неправильном направлении и продвигавшегося не на те орудия, которые стояли на Шоссейных высотах, а совсем в другую сторону. Но как раз в тот момент, когда Нолэн прокричал возможное предостережение командованию, снарядный осколок раскроил ему грудь. Самым драматичным образом клинок его выпал из безжизненной руки, по-прежнему вскинутой в небо. Когда пальцы всадника перестали сжимать повод, испугавшаяся лошадь поскакала назад, прямо на порядки наступающего 17-го уланского, а «труп» издал «нечеловеческий» вопль прежде, чем рухнуть на землю.

Атака Легкой бригады. Хотя художник не поскупился на изображение раненых кавалеристов и потерявших своих седоков лошадей, боевые порядки частей слишком уж ровные, да и само построение бригады показано не совсем точно. В первой линии находилось два полка (четыре эскадрона), тогда как во второй — только один полк (11-й гусарский). Два полка третьего эшелона к тому моменту разделились — 8-й гусарский полк Шуэлла отстал и сместился вправо. В целом, однако, рисунок создает верное представление о силе огня русской пехоты и артиллерии, обрушившегося на Легкую бригаду. Редуты видны на втором плане, Балаклава — в центре на заднем плане. (Сандхерст)

В тылу у Кардигана по долине двигалась Тяжелая бригада. Однако она неизбежно стала отставать по мере того, как всадники Легкой бригады принялись наращивать темп. Между двумя бригадами начал образовываться опасный промежуток, и перед Луканом возник сложный выбор — поднажать или остановиться? На протяжении какого-то отрезка командир дивизии со штабом пытался угнаться за Легкой бригадой — он старался не потерять ее из виду, каковая задача являлась фактически невыполнимой, поскольку дым и пыль впереди становились только гуще. Всадники Легкой бригады постепенно исчезли из поля зрения. Когда Лукан поравнялся с линией редута № 4, рядом замертво упал капитан Чартерис, а два других адъютанта либо получили ранения, либо потеряли коней. Лукана самого слегка зацепило, а лошадь его ранило дважды. Но он продолжал двигаться в направлении редута № 3. Оглянувшись, он увидел, как изрядно достается Тяжелой бригаде от сосредоточенного перекрестного огня русской пехоты и батарей, ибо противник уразумел, насколько серьезные события разворачиваются перед ним. Покуда обе бригады держались вместе, был еще какой-то смысл в продолжении наступления, но теперь такой образ действий, как счел Лукан, означал неизбежную потерю обеих составляющих дивизии. Лучшим выходом было остановить Тяжелую бригаду. Так она смогла бы прикрыть Легкую бригаду в процессе ее возвращения по долине.

Обращаясь к раненому подполковнику лорду Уильяму Полету, ассистенту генерал-адъютанта из штаба Кавалерийской дивизии, Лукан заявил: «Они пожертвовали Легкой бригадой, но Тяжелую они не получат, если я могу помешать этому». Затем дивизионный командир приказал Скарлетту прекратить продвижение и отвести полки из зоны огневого поражения. К тому времени от вражеского артиллерийского обстрела в одном только Королевском драгунском полку погиб или выбыл из строя 21 чел. (по причине ранения коней или всадников), его командиру, подполковнику Джону Йорку, раздробило ногу, еще три офицера получили серьезные раны, а под одним была убита лошадь [если считать только убитых и раненых военнослужащих, вся Тяжелая бригада потеряла в тот период сражения 30 чел. — Прим. ред.].

Когда Тяжелая бригада повернула вспять, Кардиган уже «шел сквозь строй», поливаемый ядрами, бомбами и картечью с трех сторон. На ранней стадии наступления неприятельский огонь еще не носил сосредоточенного характера, кроме того, Кардиган полностью сохранял способность управлять следовавшими за ним частями, как и самообладание.

Атака Легкой бригады. Сцена боя на донской батарее. Обратите внимание на русских, вооруженных ружьями с примкнутыми штыками, и на солдата в толстой шинели в центре. (Уорнер)

Когда капитан Роберт Уайт, командовавший 1-м эскадроном 17-го уланского полка, попытался, по его собственному воспоминанию, «ускорить шаг... чтобы выбраться из-под смертоносного огня и достигнуть пушек», он поравнялся с командиром бригады. Кардиган тотчас удержал порыв капитана, приложив клинок своей сабли к его груди. Подчиняясь молчаливому, но вполне недвусмысленному указанию, Уайт осадил коня.

По мере того как седла пустели, а сраженные железом лошади рушились наземь с громким ржанием, в лавине конницы стали появляться пустоты. Сквозь сгущающийся дым то и дело раздавались хриплые команды: «Сомкнуть ряды!» За сотню метров до позиции донской батареи получил ранение лейтенант Мэксси, а под корнетом Вумуэллом был убит конь.

Лишившись штабных из окружения, Кардиган со всей невозмутимостью продолжал скачку в гордом одиночестве, все так же держа саблю наголо у плеча. До вражеской батареи, вновь изрыгнувшей лавину огня и металла, оставалось всего семьдесят или восемьдесят метров. Стрельба велась теперь почти в упор. Первая линия стала подавать явные признаки распада. В грохоте этого залпа упал на землю командующий 13-м легким драгунским полком капитан Оулдем, и 17-й уланский полк также потерял нескольких офицеров. То там, то тут в шеренгах атакующих, как по волшебству, разом появились зияющие проталины. Когда конница доскакала до орудий, в первом эшелоне бригады оставалось едва ли более 50 чел. из 270, начавших губительную атаку [перед сражением в 13-м легком драгунском полку насчитывалось 128 чел., а в 17-м уланском — 147. — Прим. ред.].

А за спинами у них другие три полка утратили порядок еще до того, как ощутили на себе в полной мере всю мощь неприятельского огня. 11-й гусарский полк Дугласа хорошо держался на своем месте слева, однако третья линия разделилась. Крепко помня последнее напутствие Кардигана: «Я ожидаю от вас всю возможную поддержку. Запомните, сэр Джордж, всю возможную поддержку!» — Пэджет гнал 4-й легкий драгунский полк вперед, демонстрируя тенденцию следовать за 13-м легким драгунским, в то время как Дуглас шел за 17-м уланским полком капитана Морриса. Посему находившийся справа от Пэджета 8-й гусарский полк инстинктивно как бы вывернулся в направлении Шоссейных высот, а поскольку подполковник Шуэлл предпочел вести свою часть сдержанным темпом, дистанция между двумя полками третьего эшелона неуклонно увеличивалась. Следовательно, достигнув уровня редута № 3, три полка — 11-й гусарский, 4-й легкий драгунский и 8-й гусарский — располагались один за другим уступами слева направо. Продвижение их еще больше осложнялось из-за постоянного усиления вражеского огня, а также вследствие препятствий в виде растерзанных и окровавленных людей и лошадей, которых приходилось обходить на скаку. Потерявшие седоков кони тоже начинали доставлять немало хлопот. Некоторые из них бросились в западном направлении, в то время как другие остались в рядах атакующих. В какой-то момент с каждой стороны от лорда Пэджета очутилось по четыре или пять таких животных.

Кардигана, скакавшего со скоростью 27—28 км/ч, отделяло не более десяти метров от донской батареи, когда та огрызнулась сметающим все на своем пути залпом. Удивительным образом не задетый этим огнем командир бригады проскакал между двумя артиллерийскими орудиями. Позади него некоторые всадники из 17-го уланского уже вступали в рукопашную с неприятельскими канонирами, многие из которых отважно сражались, тогда как иные лезли прятаться под орудия. Капитан Моррис повел двадцать человек из своего полка вокруг батареи слева. Вынырнув из клубов дыма, его крошечный отряд увидел прямо перед собой, без преувеличения, сотни одетых в серые шинели русских кавалеристов, просто стоявших там без движения. Без малейшего колебания Моррис атаковал, пронзив саблей ближайшего офицера, и горсть английских улан со всем остервенением набросилась на врага. Как ни поразительно, противник заколебался, и его центр подался назад. Вскоре, однако, часть русских гусар собралась, имея на своих флангах казаков.

Люди капитана Морриса очутились в смертельной опасности, как, впрочем, и сам Моррис, которому никак не удавалось высвободить клинок из тела мертвого офицера. Британец фактически очутился на земле вместе с как будто бы не желавшим отпускать его трупом и получил два сильнейших удара по голове.

Он потерял сознание. Придя в себя, Моррис обнаружил, что сабля каким-то чудесным образом высвободилась, но зато теперь его окружали казаки с острыми пиками в руках. Размахивая клинком вокруг себя, Моррис не давал врагам достать себя пиками, но получил глубокую рану и непременно погиб бы, если бы не пришедший ему на выручку русский офицер, который принял саблю сдавшегося ему британца. Ему и в самом деле здорово повезло. Повсюду вокруг него беспощадные казаки добивали раненых, хотя несколько лишившихся лошадей кавалеристов тоже попали в плен.

Но Кардиган не угодил в их число. Проскакав через позиции орудий, оставив позади себя их передки и зарядные ящики, он тоже очутился лицом к лицу с вражеской кавалерией. Казаки жадными взорами впились в величественного генерала, предвкушая знатную поживу. Но их командир, князь Радзивилл, узнал Кардигана, которого встречал в неофициальной обстановке в пору, когда проживал в Англии. [Имеется в виду князь Л.Л. Радзивилл, который в 1854 г. имел чин генерал-майора Свиты Его Величества. Он познакомился с лордом Кардиганом в 1844 г., когда в качестве флигель-адъютанта Николая I посещал Лондон с дипломатической миссией. В сражении под Балаклавой князь, в принципе, мог участвовать, но нет никаких подтверждений того, что он занимал какую-либо командную должность в отрядах Липранди или Жабокритского. — Прим. ред.].

Он предложил награду тому, кто возьмет живым командира Легкой бригады. Десять казаков стали окружать Кардигана, направляя в него острия пик. С полным презрением к ним, продолжая держать саблю у плеча, Кардиган развернулся и поскакал через жидкий заслон обратно через долину с чувством честно выполненного долга. Он привел бригаду к цели. Двигаясь назад к своим, командир не смотрел ни вправо, ни влево. Увидев Скарлетта, он первым делом пожаловался на развязное поведение Нолана, совершенно забывшего о субординации и дисциплине. Посреди резни и ужаса Кардиган неизменно сохранял высочайшее присутствие духа. Но командир Тяжелой бригады резко оборвал его, заметив, что он только что переступил через тело Нолана. После того Кардиган продолжил путешествие в направлении Сапун-горы. Километрах в двух к востоку остатки его полков все еще сражались за жизнь.

Пережившие ад

Подобно Моррису, подполковник Джордж Уайнелл Мэйоу, бригад-майор (начальник штаба) Легкой бригады, собрал в районе батареи пятнадцать всадников из 17-го уланского полка и поскакал с ними в восточном направлении. Приблизившись к акведуку, пролегавшему рядом с Черной речкой, он обнаружил перед собой многочисленные русские резервы. Слева от маленького отряда Мэйоу уцелевшие уланы из группы Морриса, чей командир уже находился в плену, повстречали сержанта О'Хару, во главе с которым и вернулись назад по долине, миновав приближавшихся с правого фланга казаков. За донской батареей капитан Соум Дженинс, командир 2-го эскадрона 13-го легкого драгунского полка, собрал небольшую группу солдат. После гибели капитана Оулдема и командира 1-го эскадрона (капитана Томаса Года) он принял на себя командование полком, или, точнее, его остатками [во время атаки в Северной долине 13-й легкий драгунский полк потерял 56 чел. (из 128) и 84 лошади, причем сразу после возвращения Легкой бригады из его состава собралось всего 10 всадников (включая капитана Дженинса). — Прим. ред.].

Вот так обстояли дела с теми, кто шел в первом эшелоне атаки. А как насчет трех других полков, наступавших на пушки? 11-й гусарский обошел русскую батарею слева, хотя правофланговый эскадрон полка проследовал через замолчавшие наконец орудийные позиции. Остановившись за передками, подполковник Дуглас нашел там полную неразбериху. Один из русских офицеров без сопротивления отдал свою саблю младшему офицеру английских гусар. Когда 11-й гусарский полк продолжил движение, Дуглас тоже наткнулся на русские резервы, безнадежным образом превосходившие британцев. Однако командир 11-го полка быстро привел в порядок свои поредевшие эскадроны и без колебаний бросился с ними в атаку. Не в первый и не в последний раз в тот день более сильное вражеское формирование подалось под дружным натиском британской конницы — 11-й полк преследовал его через лощину, ведущую к Черной речке.

Примерно метрах в тридцати позади Дугласа лорд Пэджет провел 4-й легкий драгунский полк через водоворот из клубов дыма и увидел неприятельских конных канониров, готовых вот-вот утащить прочь свои орудия. Отвечая на пронзительный охотничий клич «tally ho!» («ату их!»), выкрикнутый одним из офицеров, легкие драгуны Королевы бросились прорубаться через батарею. Те, кто не мог воспользоваться саблями, пустили в ход пистолеты. Когда 4-й полк двинулся дальше, он уже сильно отстал от гусар Дугласа. 8-й гусарский, следовавший позади и правее полка Пэджета, потерял около половины своего состава прежде, чем достиг русской батареи. Тем не менее он сохранил порядок в строю и, миновав батарею, продвинулся рысью еще метров на 300 к востоку. Там подполковник Шуэлл остановил свой полк, дабы прояснить обстановку. После пятиминутного промедления он продолжил путь и неожиданно столкнулся с Мэйоу и его пятнадцатью бойцами из 17-го уланского, которые и присоединились к ирландским гусарам.

Полковник лорд Джордж Пэджет. Офицер, командовавший 4-м (Собственным Королевы) драгунским полком, входившим в Крыму в состав Легкой бригады. 25 октября 1854 г. Пэджет сопровождал лорда Лукана во время рекогносцировки в Южной долине, а потому стал свидетелем начального периода Балаклавского сражения. Возглавляя на короткое время всю бригаду — до тех пор, пока к ней не прибыл лорд Кардиган, проводивший ночь на борту личной яхты в гавани Балаклавы, — Пэджет в ходе атаки командовал третьей линией и собирал уцелевших бойцов своего полка за русской батареей, на восточном краю Северной долины. Как раз перед самым моментом получения приказа о наступлении Пэджет закурил сигару, которой продолжал попыхивать и в процессе операции. Он стал одним из последних, кто вернулся в западную часть долины по завершении атаки Легкой бригады. (Селби)

На данной стадии сражения в главном районе неприятельских позиций у дальней оконечности Северной долины находилось немногим более 200 кавалеристов Легкой бригады, хотя не все они действовали организованными отрядами. По большей части они отбивались от русских, хотя некоторые из британцев значительно оторвались от других, поскольку преследовали массы врага в серых шинелях в направлении реки Черной. В центре сколько-нибудь заметного британского формирования не существовало. Однако продвигавшийся слева Дуглас имел под своей командой около пятидесяти гусар 11-го полка; справа от него и глубже в тылу Пэджет тоже возглавлял около полусотни бойцов из 4-го легкого драгунского. На самом краю правого фланга Шуэлл располагал примерно семьюдесятью всадниками, включая и небольшой отряд из 17-го уланского под начальством подполковника Мэйоу. Каждое из этих формирований действовало независимо друг от друга.

Оглядывая долину, Шуэлл увидел построенную в батальонные каре на Шоссейных высотах нетронутую русскую пехоту, но что особенно важно, из того же района вдруг показались неприятельские уланы, готовые отрезать ему путь назад. Осознавая всю степень опасности, подполковник Шуэлл приказал: «Направо кругом!» — и впервые за весь день позволил себе перейти в галоп. Его 70 чел. обрушились на 300 улан, маневрировавших позади них. Дожидаясь подхода своего третьего эскадрона, русские приняли удар Шуэлла, будучи сами еще в неподвижном состоянии, и 8-й гусарский проломился через их строй, понеся лишь незначительный урон. Натиск атакующих всадников Шуэлла рассеял русских, подавшихся в разные стороны и рассыпавшихся по долине. Через образовавшуюся брешь капитан Дженинс повел крохотную группу легких драгун 13-го полка. Им, как и Шуэллу, приходилось страдать от огня с Шоссейных высот. Но, как и в случае с уцелевшими солдатами первого эшелона, проложившими себе путь впереди них, им не пришлось попасть под перекрестный обстрел с Федюхиных высот.

Благодарить за это они должны были французскую кавалерию. Спускаясь с Херсонесского нагорья, командир французской кавалерийской дивизии генерал Луи-Мишель Моррис достиг расположения своей 1-й бригады, возглавляемой генералом Арманом д'Аллонвилем и состоявшей из 1-го и 4-го полков африканских конных егерей. Видя, как Кардиган, Лукан и Скарлетт выдвигаются в Северную долину, Моррис направил д'Аллонвиля с 4-м африканским конно-егерским полком атаковать русские войска на Федюхиных высотах, где под защитой двух пехотных батальонов и двух казачьих сотен размещались две полубатареи (каждая из пяти пушек) [все эти 10 орудий принадлежали 1-й батарейной батарее 16-й артиллерийской бригады; кроме них в отряде Жабокритского имелись также 4 орудия из 2-й легкой батареи той же бригады. — Прим. ред.]. Атакуя вверх по склону и продираясь через высокий кустарник, французы легко обратили противника в бегство. Когда генерал-майор Жабокритский лично повел два батальона Владимирского пехотного полка в попытке отрезать французам путь к отступлению, д'Аллонвиль быстро отреагировал и вывел людей из опасного положения. 4-й полк африканских конных егерей потерял 10 чел. убитыми и 28 ранеными, однако благодаря его усилиям ни одна пушка с Федюхиных высот не накрыла выстрелами Легкую бригаду. [Основную роль в атаке 4-го африканского конно-егерского полка сыграл его головной дивизион, состоявший из 3-го и 4-го эскадронов (командир этого дивизиона, эскадронный шеф Луи-Александр-Дезире Абделаль, был награжден за Балаклаву офицерским крестом ордена Почетного легиона). Особенно отличился 4-й эскадрон (капитана Доминика-Эдипа Оллье), который первым взобрался на Федюхины высоты и обратил в бегство русскую артиллерию. — Прим. ред.]

Атака Легкой бригады. С 11.00 до 11.20 утра 25 октября 1854 г. — 4-я фаза сражения при Балаклаве

В другом конце долины 11-й (Собственный Принца Альберта) гусарский полк, осознавая невозможность дальнейшего наступления перед лицом крупных сил неприятеля около акведука, двинулся в обратный путь. Видя, как британцы разворачивают своих коней, русские кавалеристы воспрянули духом, и скоро 11-й полк сам очутился в роли преследуемого. Соединившись с лордом Пэджетом и уцелевшими всадниками 4-го легкого драгунского, гусары принца Альберта оказались совсем недалеко от приближавшихся вражеских всадников. Как старший офицер, Пэджет возглавил атаку, предпринятую остатками обоих британских полков.

Он понимал, что, продолжая отступать, будет неизбежно раздавлен врагом. Потому Пэджет обратился к оставшимся у него 70 всадникам с такими словами: «Если вы не встанете грудью, ребята, нам конец!» Неожиданным разворотом 11-й гусарский и 4-й легкий драгунский полки привели русских в замешательство. Ошеломленные, они остановились. Несколько минут противники смотрели друг на друга, затем лейтенант Роджер Палмер из 11-го гусарского бросил взгляд в западном направлении, где в долине сосредотачивалось крупное формирование улан, готовое отрезать британцам путь отступления. На какой-то момент подполковник Дуглас принял вражескую конницу за британскую, но быстро осознал свою ошибку. Очутившись между двумя скоплениями русской кавалерии по фронту и в тылу, он на мгновение оторопел. «И что, черт возьми, нам теперь делать?» — громко спросил себя Пэджет, но быстро принял решение: «Развернуться по трое». Приходилось прорываться. Пополнившиеся отбившимися от своих частей солдатами два полка, а точнее то, что от них осталось, развернулись, образовали нескладное формирование (построиться должным образом времени не оставалось) и приготовились проложить себе путь сквозь ряды неприятельских улан.

На сей раз русские уланы не собирались повторять свою прежнюю оплошность, которую они совершили, когда встретили неготовыми прорыв 8-го гусарского полка. В отличие от Шуэлла, Пэджету не довелось ускользнуть, столь же драматически рассеяв врага. Выстроив четыре своих эскадрона [в действительности три эскадрона. — Прим. ред.] в две шеренги, русский командир [в тот момент 2-м Сводным маршевым уланским полком командовал майор П.М. Тиньков, поскольку подполковник Еропкин, ранее вызванный к генералу Липранди, тогда еще не успел вернуться (он присоединился к полку позже, во время преследования остатков Легкой бригады). — Прим. ред.] развернул их широко, дабы охватить британцев с фланга, и начал продвижение к линии отхода неприятеля, но по какой-то непонятной причине повторил ошибку, в которую русские так часто впадали 25 октября; словом, он неожиданно остановился. Правое крыло русского строя выдавалось вперед, так что боевая линия улан оказалась под углом по отношению к британским эскадронам. На практике только это правое ответвление нанесло хоть какой-то урон британцам, которые успешно отбивались саблями от уколов уланских пик. Один офицер писал позднее: «Есть только одно объяснение, только одно-единственное — рука божья прикрыла нас!»

Фактически и русские артиллеристы внесли свою лепту в обеспечение некой защиты отступавшим полкам Легкой бригады. Они продолжали стрелять, отбивая у русской конницы охоту преследовать британских кавалеристов, когда те из последних сил шли на подъем в направлении Сапун-горы. На обратном пути они проскакали мимо жалких останков многих своих товарищей, павших в начале атаки. Лошадь полковника Пэджета сильно замедлила ход, и командир 4-го легкого драгунского оказался среди последних всадников, которым посчастливилось добраться до безопасного места. Увидев командира бригады спешенным, он воскликнул: «Хэлло! Лорд Кардиган, вы что, там не были?» — «Я? Не был? — отозвался Кардиган. — Ну-ка, Дженинс, скажите, видели ли вы меня у пушек?» Капитан Дженинс подтвердил. Такая беззаботная и веселая перепалка представляла собой не более чем обмен приветствиями солдат, понимавших, как сильно им только что досталось, и счастливых оттого, что они все же выбрались. Однако позднее этот краткий диалог был довольно недостойным образом использован для того, чтобы подвергнуть сомнению участие Кардигана в атаке на русскую батарею.

Яркая сцена между Кардиганом, Пэджетом и Дженинсом стала единственным в своем роде светлым эпизодом в ходе короткого, но жаркого экскурса в Северную долину. Корнет 17-го уланского полка Джордж Вумуэлл, адъютант Кардигана, лишившийся коня поблизости от донской батареи, вскочил на какую-то чужую лошадь, но и ее убили под ним. Окруженный казаками и безоружный, он попал в плен. Казаки решили привести и окровавленного капитана Уильяма Морриса, дабы отправить их в тыл вместе с Вумуэллом. Но не успел Моррис появиться, как корнет Вумуэлл завидел еще одну бесхозную лошадь, прорвался сквозь кольцо вражеских улан, вскочил в седло и на галопе бросился догонять уходивший к своим 4-й легкий драгунский полк Пэджета.

Так Моррис остался один, более того, спасший его русский офицер ускакал, после чего казаки принялись грабить пленного. Несмотря на слабость из-за потери крови, как и Вумуэлл, капитан сумел вырваться и скрыться в дыму и неразберихе. Он тоже поймал себе коня, но не смог на него взобраться и упал без сознания. Придя в себя, он вдруг понял, что какой-то появившийся откуда ни возьмись казак собирается насадить его на пику. С энергией доведенного до отчаяния человека Моррис вскочил и побежал. И снова дым и пыль спасли его, а поблизости оказалась очередная чужая лошадь. Но далеко на ней он не проехал — ее убило, а капитан Моррис вновь потерял сознание. Придя в чувство, он нашел свои ноги придавленными мертвым животным. Собрав последние силы, которых почти не осталось, учитывая его физическое состояние и все пережитое с момента начала атаки, офицер сумел высвободиться и, ковыляя, побрел по долине. Дойдя почти до уровня редута № 4, Моррис наткнулся на мертвое тело Нолэна. Шок от увиденного — труп лучшего друга — да вдобавок к тому три раны головы, сломанная правая рука и несколько сломанных ребер вновь затмили создание Морриса. В очередной раз он пришел в себя в палатке в британском лагере.

Еще одно изображение схватки на донской батарее. Русские яростно отбиваются, но пушка в центре уже опрокинута. (Уорнер)

Корнету 8-го гусарского полка Джорджу Клаузу повезло меньше, но все же повезло. Раненный картечным выстрелом, он, на свое счастье, не привлек внимания казаков, которые с легкой душой добивали раненых вокруг него. Будучи слишком слабым, чтобы встать и поймать свободную лошадь, он остался лежать на земле, где, после того как дым рассеялся, его нашли и взяли в плен [кроме корнета Клауза в русском плену оказались еще два раненых офицера — корнет 17-го уланского полка Джон Чадуик (полковой адъютант) и лейтенант сардинской службы Джузеппе Ландриани, принявший участие в атаке Легкой бригады в качестве волонтера. — Прим. ред.]. К лейтенанту того же полка Эдварду Филлипсу удача была более благосклонной. Потеряв коня, он храбро отбивался от нападавших, защищая себя и одного тяжелораненого бойца до тех пор, пока сигнал трубы не заставил казаков отойти.

После того офицер и солдат с большим трудом совершили мучительное путешествие к своим. Еще один рядовой оказался также спасен офицером. Несколько человек из Легкой бригады на обратном пути видели майора 8-го гусарского полка Родольфа де Салиса, который вел в западном направлении лошадь с раненым кавалеристом в седле. Они заслужили спасения и действительно спаслись.

Когда остатки Легкой бригады построились на склонах, спускавшихся в Южную долину, стоя лицом в направлении Балаклавы, Кардиган с чувством обратился к ним: «Солдаты! Это какой-то безумный трюк, но в нем нет моей вины». — «Пустяки, милорд, — раздался чей-то голос из солдатских рядов, — мы готовы пойти туда снова». Возможно. Но атака обошлась слишком дорого. Из 673 чел., участвовавших в ней, в строю Легкой бригады остались только 195 (речь идет исключительно о боеспособных всадниках — офицерах и солдатах, еще имеющих коней); 113 чел. погибли, 247 — получили тяжелые ранения; всего бригада потеряла 475 лошадей, не считая еще 42 покалеченных. [По другим данным, бригада безвозвратно потеряла при Балаклаве 362 лошади, а ее людские потери составили 102 убитых, 127 раненых (из которых 7 позже скончались от ран) и 58 пленных, всего 287 чел., в том числе 22 офицера (9 убитых, 11 раненых и 2 пленных); при этом почти все попавшие в плен кавалеристы имели ранения или контузии (9 из них умерли в плену). — Прим. ред.]. Только двум офицерам первой линии и штаба бригады посчастливилось выйти из боя без царапинки. Кардиган сам был ранен, и проявленную им храбрость никто всерьез сомнению не подвергал. Капитан Моррис, возглавлявший 17-й уланский полк, следовавший сразу за бригадным командиром, заявил: «Лучше и быть не могло. Он находился там, где положено, прямо перед моим правофланговым эскадроном, и шел величественно».

В 11.20 четвертая, и последняя, фаза битвы при Балаклаве фактически завершилась, хотя на протяжении второй половины дня нет-нет да вспыхивали артиллерийские перестрелки. Ни герцог Кембриджский, ни сэр Джордж Кэткарт с их дивизиями не смогли как-то повлиять на исход сражения. Батальоны британской 1-й дивизии герцога Кембриджского вместе с одной из французских пехотных бригад, развернутых на равнине вблизи Седловины, вынудили оставшихся русских очистить Федюхины высоты, а части 4-й дивизии Кэткарта обменялись огнем с вражеской пехотой на Шоссейных высотах. Но настоящая битва к тому времени уже закончилась.

Глядя на поле боя с Сапун-горы, французский генерал Боске наблюдал отчаянный бросок Легкой бригады и произнес слова, ставшие своего рода эпитафией: «C'est magnifique, mais ce n'est pas la guerre» («Это великолепно, но так не воюют»). Один русский комментатор пришел к весьма близкому заключению: «Трудно оценить по заслугам подвиг сей безумной кавалерии».