По дну стомиллионнолетнего моря

"Быть в Крыму и не сделать посещения Чатырдагу, есть дело предосудительного равнодушия", — восклицал судья Сумароков. Судья был прав. Только совершенно равнодушный к природе человек, приехав в Алуштинскую долину, не побывает на Чатырдаге, на Демерджи или на какой-нибудь другой еще более доступной горе.

Свое путешествие по горам начнем с Кастели. До нее всего пять-шесть километров от города, а высота — меньше пятисот метров над уровнем моря. В отличие от своих соседей — великанов, каменных вершин которых не смогли взять приступом леса, вся она от подножия до макушки покрыта деревьями; поэтому даже в жаркий день поход на нее не будет утомительным.

От пляжей Рабочего уголка тропинка идет вначале по открытым солнцу холмам, лишь кое-где поросшим редким и низким кустарником. Жаром пышат здесь и пожелтевшая колючая трава, и камень, и корявые, словно скрюченные огнем, ветки кустарников. А в воздухе сухой и настойчивый треск цикад — неотъемлемая деталь пейзажа знойных южных склонов. Характерный треск этот знаком каждому, кто хоть однажды побывал летом в Крыму, но видеть виновников его удавалось очень немногим. Это крупное насекомое, похожее на огромную муху, так тщательно маскируется в окружающей местности, что разыскать его, несмотря на оглушительную трескотню под самым ухом, почти невозможно.

Поход по открытым холмам недолог, вскоре они подводят к подножию Кастели, и тропинка погружается в зелень кизила, невысоких дубков, образующих над ней прохладный шатер. С подъемом лес становится выше и гуще. Клочья мхов, повисших на ветвях деревьев, придают им старческий и таинственный вид. Узорами лишайника разрисованы вросшие в землю крупные камни, загромождающие склоны. Когда-то, видно, сорвались они с вершины да так и застряли навеки в лесной чаще, овеянной тишиной и полумраком. И уже странным кажется, что где-то совсем рядом жарко светит солнце, у моря лежит веселый и шумный курортный городок.

Но вот тропинка выбирается на вершину — плоскую равнину, покрытую редким, пронизанным солнцем лесом с густой травой, с открытыми полянками. Среди травы- зеленые острия подснежниковых листьев. Весной, с февраля по апрель, белые поникшие колокольчики крымских подснежников усеивают склоны Кастели местами так густо, что кажется, будто выпал на них поздний снег. Ползет по деревьям плющ, одевающий стволы мохнатым густозеленым чехлом, — непременный спутник южнобережных лесов. Кастель, барьером стоящая между южной и восточной частями крымского берега, служит границей распространения многих растений южного побережья. Здесь, например, самый восточный пункт распространения земляничного дерева — одного из очень своеобразных крымских растений. Его листья одинаково зелены круглый год, а изменяется по временам года гладкий, словно отполированный, ствол. Зимой он светлый от покрывающей его розовато-серой тонкой кожицы, весной эта кожица, похожая на клочки потрескавшегося пергамента, шелушится, освобождая постепенно нижний кирпично-красный слой. Летом ствол земляничного дерева, совсем очистившийся от верхней кожицы, кажется обнаженным и словно густо загоревшим под южным солнцем. Характерный житель Крымских гор, земляничное дерево не решается перешагнуть за границы Кастели, на более холодный восточный берег.

Не идет на восток дальше Алушты и еще одно из своеобразных крымских растений, которое непременно встретится на открытых склонах Кастели — ладанник. Небольшие кустики ладанника, густо покрытые розовыми цветами, как обнаружили крымские ученые, являются носителями ценной смолы, крайне необходимой парфюмерной промышленности для закрепления аромата духов и одеколонов. Ладанник живет только на южных склонах Крымских гор — от Алушты до Алупки — и не встречается больше нигде. Ученые Крыма начинают вводить это ценнейшее растение в культуру.

Кастель интересна и как памятник древности. На территории Алуштинского района обнаружено довольно много таврских памятников. На Кастели, по северной и северо-восточной сторонам горы, доступным для подъема, была сложена из огромных камней без вяжущего раствора ("циклопическая кладка") таврская оборонительная стена. Своими концами она упиралась в обрывы горы, служащие естественной преградой для врага. На ровной площадке среди деревьев сохранились еще остатки жилищ. Эти следы былой жизни говорят о том, что Кастель много веков тому назад была обитаема, и в средние века, по-видимому, служила крепостью. На Кастели нет источников пресной воды. Как могла существовать на безводной вершине крепость? При прокладке Ялтинского шоссе в середине прошлого столетия были открыты в земле глиняные водопроводные трубы. Удалось установить, что по ним из источника на горе Урага, в двух километрах от Кастели, вода самотеком подавалась в крепость.

Самая возвышенная точка горы — ее юго-восточный мыс. Тропинка ведет к нему среди леса и вдруг обрывается у нагромождения каменных глыб. Это так называемый "кратер".

Широкая, живописная панорама моря и окрестных берегов откроется вокруг, если вскарабкаться на одну из каменных глыб возле "кратера". Далеко на востоке чуть видны очертания розовых Судакских гор, уходящих в море. Плоским облачком, выплывающим над морем из-за горизонта, кажется завершающий их мыс Меганом. Вся как на ладони Алушта с ее парками и санаториями у берега, окаймленного белой пеной прибоя. Холмистый берег уходит на юго-запад. Там у горизонта маячит бурая громада каменного медведя, прильнувшего к воде.

А у самых ног — каменный хаос, заполняющий углубление, действительно похожее на кратер вулкана. Камни угловатые, с острыми краями, почти не сглаженными временем, как будто рассыпались они совсем недавно. Зеленовато-серый порфирит, заполняющий кратер, — необычайно прочная изверженная порода. Его присутствие здесь тоже может навести на мысль, что миниатюрная Кастель действительно огнедышащая гора.

Но Кастель никогда не извергала лавы, и "кратером" каменная воронка у вершины названа на основе неправильного представления о ее происхождении. Кастель можно назвать неудавшимся вулканом. Она появилась на свет во времена, отдаленные от нас десятками миллионов лет, в период древней вулканической деятельности середины юрского периода. Под влиянием внутренних сил огненно-жидкая масса, замкнутая в недрах земли, ища себе выхода, начала давить на земную кору изнутри, пробираясь к поверхностей по трещинам и пустотам под гигантским давлением. Там, где кора оказалась потоньше, она не выдержала напора и, прорвавшись, дала выход расплавленной магме на поверхность. Такие выходы застывших изверженных пород есть, например, вблизи Симферополя, на Карадаге, возле Симеиза.

В других местах лава не смогла достигнуть поверхности земли. Она так и застыла в трещинах, вздувшись караваем или приняв какую-нибудь другую форму. Такие массы изверженных пород называются лакколитами. За миллионы лет дальнейшего существования толща горных пород, прикрывавших лакколиты, под влиянием внешних природных сил постепенно разрушилась, выветрилась, и тела лакколитов обнажились. К лакколитам, очень распространенным в Крыму, принадлежит и Кастель. Ее изверженные породы состоят главным образом из диорита, а южный и восточный склоны — из порфирита. То, что называют "кратером", — всего навсего провал, образовавшийся, очевидно, очень давно, но по причинам, не имеющим ничего общего с извержением.

От "кратера" Кастель круто падает к морю. Спуск напрямик, по каменным глыбам, очень короткий, но довольно трудный, может доставить большое удовольствие тому, кто не любит дважды ходить одним и тем же путем. К тому же это хорошая тренировка к походу на Чатырдаг, который потребует и некоторой подготовки и известного напряжения сил.

Итак, на Чатырдаг! Крепкая, спокойная обувь, которой предстоит пройти серьезное испытание острым камнем, легкая, удобная одежда (с запасом чего-нибудь теплого в рюкзаке для ночлега на вершине и посещения пещер), запас продовольствия на сутки, достаточный для удовлетворения весьма повышенного аппетита, который разыгрывается на свежем горном воздухе, фляжка для воды, перочинный нож, фонарь, веревка на всякий случай — вот, пожалуй, и все., что потребуется для похода из материального обеспечения. Необходимый спутник горного похода — крепкая палка может быть заготовлена в пути, вода найдется в горных источниках. Запас бодрости, энергии, любознательности — снаряжение нематериального порядка — тоже весьма пригодится. Поход будет двойным: поднявшись по горам на полтора километра в высоту, мы одновременно совершим путешествие на сотни миллионов лет вглубь времен и прогуляемся по этим сверхдревним временам на расстояние примерно в сто миллионов лет.

Наш путь на Чатырдаг пролегает вначале по знакомым местам: через село Изобильное, мимо колхозных виноградников, разместившихся за ним по склонам.

Как буйно и весело зеленеют они, живя на сухих темно-серых землях, рассыпающихся каменистыми плоскими комочками, похожими на пластинки. Это те самые глинистые сланцы, что можно видеть здесь всюду. Бесчисленными тонкими слоями, как листы гигантской книги, напластованы они друг на друга по обрывистым склонам в нижней части гор, кое-где смяты гармошкой или вздыблены вертикально. Выветрившиеся, раздробленные, разделанные человеком, они превращаются в сельскохозяйственные угодья. Колхозники называют такие земли шиферными и предпочитают их для виноградников всем остальным. При хорошей обработке и удобрении виноград получается на них обильным, сладким, хмельным.

Откуда же в земле, созданной из камня, составляющего скелет гор, эта сила плодородия, помогающая тонкой и хрупкой виноградной лозе среди зноя и суши выращивать сочные тяжелые грозди?

Геологи исследовали горные породы Крыма. В толщах камня они встретили остатки и отпечатки растений и животных, которые могли жить или только в глубинах моря, или на суше, причем каждое из них — в определенную историческую эпоху. Сочетание этих находок с включающими их горными породами позволило прочитать события, происходившие в Крыму в такие времена, реальную глубину которых почти не в состоянии охватить человеческий мозг.

Оказывается, почти все Крымские горы осадочного, морского происхождения. В их строительстве принимали участие моря трех основных подразделений геологического времени: молодого — третичного, среднего — мезозойского и древнего — палеозойского. Главную гряду Крымских гор образовали отложения морей мезозойского времени — триасового, юрского и отчасти мелового периодов, протекавших от двухсот двадцати до ста двадцати миллионов лет тому назад. Сто миллионов лет откладывали доисторические моря весь тот материал, из которого состоят Крымские горы! И поднимаясь от их подножия к вершинам, мы сегодня — через сто с лишним миллионов лет после завершения их работы — сможем проследить весь путь грандиозного созидания.

Мы находимся на дне самых древних из мезозойских морей — триасового и юрского.

Сто пятьдесят, сто семьдесят миллионов лет назад его покрывала тяжелая, неподвижная толща морской воды. Сквозь нее не проникал сюда солнечный свет, жизнь. Реки приносили к морю песок, глинистые частицы, и они оседали на дно, переслаиваясь, устилая его вязким покровом.

Но тишина и мрак царили здесь не вечно. Земная кора испытывала частые и сильные колебания, менялся и климат. В среднеюрское время, характеризовавшееся в Крыму особенно активной вулканической деятельностью, отдельные участки дна поднимались выше уровня воды, образовывали острова. На островах развивалась наземная жизнь. Влажный воздух, теплый климат способствовали пышному развитию растений. В отложениях средней части юрской системы можно встретить здесь отпечатки папоротников, цикадовых, гинкговых. Они были погребены в новых толщах глин и песков, снова начинавших накапливаться при очередном погружении суши в море. За миллионы лет жизни Земли с тех времен доисторические растения исчезли с лица планеты, сменившись другими, современными формами. И только один вид из них — гинкго билоба — можно встретить в Крыму и в наши дни. Это удивительное растение — живое ископаемое — мы увидим, побывав в Никитском ботаническом саду.

Мягкое илистое дно доисторических морей превратилось в глинистые сланцы — твердый камень, острыми глыбами нависающий над дорогами, над берегом моря, шелестящий каменистой осыпью на шиферных склонах. И виноградные кусты, глубоко проникая в них крепкими корнями, извлекают питательные вещества, собранные морем полтораста миллионов лет тому назад.

Глинистые сланцы, названные геологами таврическими, и составляют исполинский фундамент Крымских гор, на котором в более поздние времена возникли сооружения другого рода. Чтобы увидеть их, продолжим наш путь к вершинам Чатырдага.

В двух с половиной — трех часах ходьбы от Изобильного, когда зной, обвевающий вас сверху, и жар раскаленных камней снизу начинают казаться утомительными, тропинка неожиданно приводит к источнику, выбивающемуся из скал. Его вода, прозрачная, как воздух, холодна и так вкусна, что оторваться быстро невозможно. Здесь привал, отдых перед самым крутым подъемом.

Дорога становится труднее почти от самого источника. Но красота и грандиозность окружающего заставляют забывать об этом. Горы здесь все больше раскрывают перед вами и свою действительную высоту и действительные расстояния. Те, что стояли над вашей головой, когда вы были у моря, уже превратились в глубокие долины, лежащие внизу. А потом и новые вершины, возникающие впереди труднопреодолимой преградой, в свою очередь, далеко уходят вниз, когда очутитесь вы в еще более высоком горном поясе.

Давно уже остались внизу склоны глинистых сланцев. Впереди и вокруг плотные серые скалы. Монолитной глыбой поднимаются они ввысь на сотни метров. И вдруг вы видите вмурованный в скалу остаток кораллового рифа, в другом месте окаменевшую раковину крупного моллюска, врезанный в камень отпечаток морского ежа — следы отнюдь не горных обитателей. Как очутились они здесь, у горных вершин, внутри камня?

Путешествие по дну доисторических морей продолжается. Мы продвинулись на десятки миллионов лет ближе к нашим временам, но еще не выбрались из сферы их деятельности на поверхность.

Серые скалы — крымские известняки, а известняки могут быть только морского происхождения. Их создали обитатели глубоководного моря верхней юры. Подобно глинам и пескам более ранних морей, образовавшим глинистые сланцы, они мириадами падали на дно, устилая его своими тельцами, одетыми известковым панцырем. Скапливаясь там вместе с известковыми водорослями толстым слоем, постепенно уплотнялись, превращались в камень. Сколько же не лет, а эпох потребовалось для того, чтобы воздвигнуть из микроскопических существ гигантское здание горных вершин!

Юрские моря, отступая, образовывали местами мелководные заливы, подступающие к берегам. Тогда вступали в действие другие факторы. Морские волны дробили и перетирали прибрежные камни, превращали их в гальку разной величины, в песок. В заливы впадали реки, также пополнявшие их песком и галькой. Затем вновь приходило глубоководное море, накапливавшее известняки. Известковое вещество скрепляло гальку. Получалась сцементированная масса, подобная той, которую готовят штукатуры, смешивая известь с гравием и песком. Через миллионы лет она превратилась в горные породы — плотные разноцветные песчаники и конгломераты. Они, как правило, прокладкой лежат между глинистыми сланцами и известняками, иногда языками вклиниваются в известняки, простирающиеся до самых вершин.

Все вершины главной горной гряды составлены из наиболее плотных известняков, превращенных глубокими внутренними процессами в мраморовидные, имеющие кристаллическое строение. Их называют крымским мрамором. Разнообразные по окраске, от совсем светлых до густокрасных, почти черных, покрытые причудливой разрисовкой прожилок, они хорошо поддаются полировке и славятся как прекрасный облицовочный материал. Крымским мрамором облицованы стены подземных дворцов Московского метро — станции "Красносельская", "Комсомольская", "Красные ворота", наземный вестибюль станции "Площадь Революции" и другие. Он хорош и для стен зданий, для широких ступеней и колонн, для фонтанов и декоративных ваз в садах и парках. Горы (в буквальном смысле) крымского мрамора — это в потенциале целые города прекрасных сооружений. Маленькие обитатели юрских морей заготовили человеку запас материалов для созидания, для украшения его жизни, которого хватит на многие века. Этот запас лежит еще почти нетронутым.

Чем ближе к вершинам, тем прихотливее зигзаги тропинки, взбирающейся по крутому южному склону горы. Тут приходится использовать для опоры не только палку, но иногда и все четыре свои конечности, чтобы удержаться.

К счастью, самый трудный подъем невелик. Несколько усилий, и вот он уже преодолен, мы у вершины.

Но то, что открывается взору здесь, совсем не похоже на обычное представление о горных вершинах, как об острых гребнях, вознесенных над бездной. Перед нами каменистая равнина. Вершина Чатырдага, оказывается, — целая система параллельных горных плато, служащих его уступами, и только верхняя столообразная громада двухсотметровой высоты, как статуя на пьедестале, монолитом высится на его крутых откосах, видимая на сотню километров отовсюду. Полчаса пути по плоскогорью к западу, и мы у высшей точки Чатырдага, на одной из самых высоких вершин Крыма — Эклизи-Бурун, поднимающейся на 1 525 метров над уровнем моря.

Панорама, открывающаяся с этой вершины, поразительна и незабываема. Кажется, весь Крым прилегает к подножию Чатырдага. Ослепительно и огромно море. Словно здесь вот, совсем у ног, начинается оно и сразу широким охватом поднимается к небу, такому же чистому и необъятному. Глубоко внизу маленький холмик Кастели, казавшийся при подъеме на него довольно солидной горой. Алушта — разноцветная пуговка, скрепляющая широкие складки гор, собранные у моря. Горы обступают Чатырдаг со всех сторон то плавными волнами пологих уступов и ответвлений, густо, как травой, поросших лесами, то каменной броней голых скал, увенчанных шпилями и башнями, то отвесными пропастями, исчезающими в глубине.

Перед нами живая, рельефная карта Крыма. Мы примерно в центре самых мощных вершин древнейшей по происхождению и самой высокой первой гряды Крымских гор. Барьером в тысячу двести-тысячу пятьсот метров отделяет она узкую полосу побережья от остального полуострова. Зарождаясь небольшим выступом у Херсонесского полуострова в юго-западной части побережья, она поднимается все выше, образуя то отвесные стены над морем, то котловины, то гигантские ветви, между которыми бегут реки.

Почти на всем протяжении первой горной гряды на ее вершинах лежит обширное плато — яйла, что по-русски значит "пастбище". Ширина яйлы сильно колеблется. Каменистые плоские равнины в несколько километров ширины переходят в узкие и обычно пониженные хребты — "седла". Яйл несколько. Над Алупкой и Ялтой лежит Ай-Петринская яйла, между Ялтой и Гурзуфом — Никитская, дальше — до Алушты — Бабуган-яйла. Около Алушты яйла прерывается далеко отступившим к северу Чатырдагом. Затем продолжается дальше на восток Демерджи и Караби-яйлой. К востоку от Алушты горы постепенно понижаются. Глубокие долины расчленяют их на цепи и холмы, расходящиеся во всех направлениях. У Феодосии главная горная гряда затухает совсем, превращаясь в невысокие мягкие холмы.

К северу и западу от Чатырдага полосами и пятнами обозначаются в дымке дали контуры второй гряды высотой до пятисот пятидесяти метров, а еще дальше на север уже почти неразличима третья, самая низкая гряда. Две гряды — как две каменные ступени, ведущие от вершин Главного хребта к плоской степной равнине. Обе также начинаются близ Севастополя и кончаются у Феодосии. При закате на самом краю этой равнины золотой ниткой вспыхивает отраженная солнцем поверхность моря, окаймляющего Крым с севера. С вершины Эклизи-Буруна видны на границе гор и степей Симферополь, затерявшийся в ущельях Бахчисарай возле "столпотворной" горы — Чуфут-Кале.

Побывав на Чатырдаге, нельзя не осмотреть его пещеры — Холодную и Тысячи голов. Для этого нужно спуститься на второе, нижнее плоскогорье. До пещер около семи километров, и идти к ним придется карровыми полями не меньше, как полтора-два часа.

Унылая каменная равнина, будто перепаханная какой-то чудовищной силой на борозды. Разделяющие их гребни узки, остры и причудливо испещрены щелями, впадинами, дырами, словно обглоданы. Это и есть карровые поля, характерные для ландшафта крымских плоскогорий.

Затем равнина приобретает другой облик. Теперь повсюду путь пересекается воронками, просверленными в камне, то плоскими, как блюдце, то глубокими рытвинами. Некоторые из них в поперечнике до ста метров и глубиной до пяти-восьми метров. Только кое-где по дну воронок зеленеет сочная, густая трава, радующая, как оазис в пустыне. И кругом самая настоящая каменная пустыня — сухая, мертвая. Ни ручейка, ни речки — полное безводье.

Между тем горная пустыня создана и продолжает создаваться водой. Известняк — водорастворимая порода. Дожди, в изобилии выпадающие в горах, тающий снег, всегда содержат некоторое количество растворенного углекислого газа. Они и образуют изъеденные карровые поля, воронки и блюдца на поверхности. Попадая в трещины камня, вода растворяет и размывает стенки. Трещины растут с каждым годом, превращаются в глубокие вертикальные колодцы, наклонные и горизонтальные ходы и пещеры. На Чатырдаге и на Караби-яйле, к востоку от Чатырдага, есть вырытые водой шахты, глубина которых превышает сто метров.

Достигая водоупорных глинистых сланцев, воды собираются на их поверхности, скользят по ним, образуя ручейки, затем целые реки, текущие в толще камня. А на поверхности, откуда пришли они, ни капли воды. Ее можно найти на плато только в воронках, дно которых зацементировалось наносами глины. Весь остальной ее запас, не унесенный с ливневыми и талыми потоками, уходит в недра горного хребта.

Там, где водоупорный слой породы, по которому струится в недрах вода, пересекается склоном и выходит на дневную поверхность, в горах бьет источник чистой ледяной воды, профильтрованной и остуженной в каменных глубинах. Горным источником на склоне Чатырдага начинает свой длинный путь через весь Крым и Салгир. Широким жерлом, прикрытым пещерой с тремя отверстиями, выбивается он из горы на северном ее склоне, недалеко от подножия.

Все, что мы видим на горном плато Чатырдага, все явления, связанные с растворением горных пород водой, носят название карста. К карстовым относятся и пещеры Крыма, к которым мы приближаемся.

Широкий и просторный, как арка, вход, замаскированный снаружи нагромождением скал и каменных глыб, ведет в одну из самых больших на Чатырдаге пещер — Холодную. Ее огромные гроты и подземные залы легкой покатостью далеко уходят вглубь недр, переплетаясь между собой, образуя лабиринты. В одном из подземных залов — бассейн с прекрасной ледяной водой, давшей название всей пещере. Фантастическая лепка покрывала когда-то потолки этой пещеры. Бахромой, переливающейся в свете фонарей тысячами искр, свисали с потолков каменные сосульки-сталактиты. С пола поднимались навстречу натечные столбы — сталагмиты. К сожалению, частые посещения людей, не умеющих беречь драгоценные произведения природы, опустошили Холодную пещеру, в ней почти не осталось сталактитов и сталагмитов, встречающихся и теперь в изобилии в других, менее посещаемых крымских пещерах.

Эти замысловатые украшения тоже строит вода. Просачиваясь по трещинкам в потолке, она осаждает растворенную в ней известь. На потолке против трещин начинают нарастать небольшие трубочки известняка. Капли воды, стекая по их наружным стенкам, облепляют их новыми слоями извести. Каменная сосулька растет, утолщается. Но вода оставляет на ней не всю известь, накопленную за время блуждания в горной толще. Капли, падая на пол, переносят часть извести туда. Снизу, навстречу сталактитовой сосульке, растет натечный столбик — сталагмит. Соединившись, они образуют колонну. Каменный лес колонн со временем делается гуще, колонны сливаются вместе, снова заполняя сделанные водой пустоты. Так капелька воды из века в век, из тысячелетия в тысячелетие ведет одновременно и разрушительную и созидательную работу, перекраивая горные недра.

Пещера Тысячи голов, лежащая неподалеку от Холодной, названа так по множеству человеческих черепов и грудам костей, которые будто бы находили там на всем пространстве ее бесконечных темных чертогов. Легенды, сложенные вокруг этой пещеры, очевидно, преувеличивают размеры катастрофы, но вполне возможно, что она когда-то была местом трагической гибели многих людей, заживо погребенных в ней врагами... В пещеру ведет узкий тоннель, через который с трудом можно проникнуть внутрь.

Для ночлега можно выбрать пещеру, не столь грандиозную, как Холодная, и не столь мрачную, как Тысячеголовая, достаточно чистую и сухую. Обычно туристы используют для этой цели Длинный грот, находящийся между Холодной и Тысячеголовой пещерами, несколько выше их. В Длинном гроте свободно могут разместиться на ночлег пятьдесят человек.

Утром, вдоволь налюбовавшись феерическим зрелищем восхода солнца над морем, можно готовиться к спуску.

Каждому из поднимавшихся когда-либо в горы известно, что спуск требует больше усилий, чем подъем. Поэтому не будем особенно мешкать. По пути на каменистых склонах можно собрать букеты крымских эдельвейсов — интересных представителей чисто крымской горной флоры. Овальные листочки их невысоких, приземистых кустиков кажутся вырезанными из белого мягкого фетра, а побеги и цветы — серебряными от множества блестящих белых волосков, покрывающих их густым пухом. Закутавшись в пуховый покров, предохраняющий от излишнего испарения, эдельвейсы уберегаются от палящего солнца и пронизывающего ветра, сохраняют те капли воды, которые с трудом находят в своей каменной обители.

Увидеть многое из того, что видели мы на Чатырдаге, можно, поднявшись на Демерджи. Этот поход легче и кратковременнее, чем на Чатырдаг. Его можно совершить в один день, пройдя по горам двадцать-двадцать пять километров.

В ландшафтах, открывающихся на Демерджи, много своеобразного, а местами они так неожиданно эффектны, что и побывавшему на Чатырдаге доставят много новых впечатлений.

Особое своеобразие придают ей причудливые столбы и башни выветрившихся конгломератов. В отличие от Чатырдага Демерджи в основном состоит из мощных конгломератов.

Подъем непосредственно на Демерджи начинается от села Лучистого, расположенного на высоте шестьсот пятьдесят метров над уровнем моря, примерно на половине расстояния от моря до вершины горы.

Неподалеку от села, в пятнадцати минутах ходьбы, — горный обвал, хаотическое нагромождение глыб, скатившихся с горы, многие из которых по размерам равны двухэтажному дому.

От обвала подъем на Демерджи идет ущельем, по которому струится ручеек. Через два часа подъема вы окажетесь на седле, отделяющем гору Демерджи от Демерджи-яйлы. Здесь можно увидеть следы выветривания конгломератов, образовавшего из них причудливые фигуры, столбы.

Буковые и сосновые лески, луга, усеянные эдельвейсами, ведут мимо столбов конгломератов к южному краю горы, откуда открывается широчайшая панорама моря, гор, Алушты, долины. "Бюст Екатерины", бесформенной глыбой лежащий несколько ниже, не имеет отсюда ни малейшего сходства с человеческой фигурой.

Чтобы закончить путешествие по доисторическим морям, совершим небольшую водную прогулку по нынешнему морю, оттесненному горами со своих древних владений. Проедем на катере или на маленьком пароходике, совершающем регулярные рейсы из Алушты в Ялту, вдоль побережья, хотя бы до горы Медведь.

Алушта с моря кажется особенно уютной в густозеленом обрамлении лесистых гор, обступивших ее со всех сторон.

За Кастелью обрываются здания ее санаториев, широкие пляжи, заполненные людьми. Все нижние склоны заняты здесь виноградными плантациями, окаймленными деревьями и кустарниками. У подножия Кастели, на склонах разместился совхоз "Кастель" винокомбината "Массандра", славящийся своими портвейнами и мускатами.

За ним тянутся виноградники других совхозов и колхозов — широкий светлозеленый пояс между морем и лесистыми верхними склонами гор. Дно древнейшего моря растит сегодня земные плоды.

Над куполом Кастели проплывает несколько похожая на нее Урага, поросшая до макушки лесом, еще выше громоздится Чамны-Бурун. Горная цепь, закрывающая горизонт, повышается, ее склоны становятся более крутыми и обрывистыми.

Примерно посредине горного хребта пролегает шоссе из Алушты в Ялту. Кое-где видны его петли с мелькающими по ним автобусами и автомобилями, похожими отсюда на хлопотливо снующих миниатюрных жучков. В других местах трасса обозначена селениями, расположенными в этой части побережья главным образом по шоссе. Но их очень немного. Почти не видно и санаторных зданий. Угол побережья между Алуштой и Медведь-горой еще мало обжит, его прекрасный климат, густые леса, море, земли, на которых могли бы разместиться, многие сотни гектаров садов и виноградников, — огромное богатство, ожидающее еще людей, их хозяйского глаза и труда.

Всего два-три санатория размещены на берегу. Вот один из них — "Карасан" в живописнейшем уголке за мысом Плака. Характерные зонты средиземноморских пиний, гигантские кедры, сосны, вечнозеленые растения окружают здания своеобразной архитектуры. Когда-то здесь, у Раевских, которым принадлежал Карасан, бывал Пушкин. Под сенью Карасанского парка создал он свои вдохновенные стихи о Тавриде, в том числе и о Медведь-горе — Аю-Даге. Она лежит отсюда совсем неподалеку, надвинувшись над маленькой округлой бухтой.

Бухта эта, где расположен санаторий имени Фрунзе, — другой чудесный уголок побережья. Пляж, окружающий бухту, пожалуй, не уступает алуштинскому. Защищенная с трех сторон горами и открытая только на юг, к морю и солнцу, долина Фрунзенского — одно из самых теплых мест на Крымском побережье. Огромные деревья грецких орехов и груш усеяны здесь крупными плодами. Зреют гранаты, инжир, сладкий каштан. Но обидно мало их в этой богатейшей долине, способной растить в изобилии самые редкие субтропические плоды. Долина почти еще не обращена на благо людей. Всего несколько плоскокрыших домов виднеется в ней, земли не освоены, поросли колючками.

Медведь-гора вблизи совершенно теряет сходство со зверем, именем которого она названа. Глубокие складки, пробитые водой и каменными осыпями, избороздили ее рыжевато-серые бока, заросли снизу лишайниками, а выше — кустарником, переходящим на хребте в леса. "Морда" — сплошные нагромождения камня, испещренного глубокими трещинами и разломами.

Медведь-гора, как и Кастель, как и Урага и мыс Плака и многие другие возвышенности, рассеянные по побережью, — лакколит. Ее громада сложена диоритом — зеленовато-серой породой, в полировке похожей на гранит и не менее прочной. Крымский диорит из Фрунзенского широко использован при сооружении канала имени Москвы. Им облицован, в частности, Северный речной вокзал в Москве. В больших количествах идет диорит на курортное строительство Крыма. Запасы его, как и мраморовидных известняков, неисчерпаемы.

В третичное время начался общий процесс поднятия крымской горной гряды. Первоначально она выступила из-под уровня морских вод в виде небольшого острова. Постепенно остров увеличивался в размерах, а Крымские горы, поднимаясь, превратились из небольшого кряжа в горный хребет.

В дальнейшем, как считают геологи, произошел гигантский разлом поднявшейся горной цепи вдоль. При этом южная часть Крымских гор погрузилась, образовав глубокую впадину, заполненную морем, а северная часть удержалась над бездной. Крымские горы и представляют собой нависший крутыми стенами разлома над морем обломок более обширных гор, существовавших на месте Крыма и погрузившихся в бездну. Длинная впадина Черного моря имеет более двух тысяч метров глубины. Нависшие над морем каменные стены начинают отчетливо выступать за Медведь-горой, ближе к Ялте, к ай-петринским обрывам.