Хранители заповедного леса

В давние времена дремучий этот лес сберегли горы.

Кругом вгрызался в сочную древесину топор, и вековые гиганты падали под его ударами. Только сюда, в сердце Крымских гор, почти не проник топор дровосека. Мощный заслон горных вершин оказался труднопреодолимым. Пока существовали еще леса поближе к дорогам, доставлять древесину отсюда было невыгодно.

А потом к власти пришли люди, впервые в истории объявившие защиту лесов государственной задачей.

В тяжелейший для молодой Советской республики период большевики думали и о спасении для науки, для народа природных богатств, которым грозило истребление: не тронутых еще дубрав, гор и озер с населяющими их ценными и редкостными животными и растениями, с россыпями самоцветных камней. В 1921 году В.И. Ленин подписал декрет об охране памятников природы. К таким живым памятникам был отнесен и Крымский заповедник, организованный в 1923 году.

Так в центре горного Крыма сохранился во всей своей первозданной красоте и богатстве заповедный лес, дремучий, девственный лес, в котором крымская природа достигла своего самого полного звучания. Сохранился, несмотря на свирепое браконьерство белогвардейцев и оккупантов, дважды овладевавших Крымом в годы гражданской войны, несмотря на жестокое истребление, которому пытались подвергнуть его гитлеровские оккупанты во вторую мировую войну. Советский народ, еще в лице правительства республики Тавриды провозгласивший: "На защиту заповедного леса и его обитателей!", сберег во всех невзгодах обширные лесные пространства, продолжает хранить их и поныне.

В заповедный лес можно попасть из разных пунктов. До границ его совсем недалеко от Ялты — нужно только подняться на северо-восточные вершины окружающих гор; довольно близко от Симферополя и Бахчисарая. Благодатная Алуштинская долина — его главное преддверье, просторный и светлый вестибюль. Обширный массив зеленых гор, лежащий между этими городами, и есть Крымский государственный заповедник имени Куйбышева. Тридцать тысяч гектаров северных и южных склонов главной горной гряды занимают его владения.

Тридцать тысяч гектаров для заповедника — территория как будто небольшая. Но когда весной у нижних границ заповедника цветут грушевые деревья, в его центре, в горах еще лежат глубокие сугробы. Только через месяц, когда внизу деревья уже покроются крепкими, крупными завязями плодов, цветение доберется в горы. Ровно на столько же разнится время цветения подмосковных и крымских садов, разделенных расстоянием в полторы тысячи километров.

Пройдя по заповеднику, можно найти здесь и все почвы — от южных черноземов до подзолов, что встречаются на пути от Крыма до Москвы, и ландшафты, обычно разделяющиеся сотнями и тысячами километров. Здесь и могучие горные буковые леса, какие растут еще только на Кавказе, и сырые темные чащи, напоминающие побережье белорусских рек, и высокоствольные светлые рощи северной сосны, и милые сердцу северянина березки. Есть здесь на плоскогорье Никитской яйлы и "крымская тундра" — каменистая, пустая, холодная, покрытая лишь мхами и лишайниками, есть даже зимовки, как в Арктике, сообщение с которыми из-за снежных заносов совершенно прерывается на несколько месяцев в году. А в это время на побережье, у границ заповедника, цветут розы, яркой зеленью молодых трав одеты горные склоны.

На территории заповедника живет около восьмисот различных видов растений, в том числе такие, каких не найдешь ни в одном другом уголке земного шара. В нем обитает только птиц около ста пятидесяти видов, тридцать четыре вида млекопитающих. На территории заповедника рождаются почти все крымские реки.

Вот если прикинуть все это, границы владений заповедника раздвинутся далеко за пределы тридцати тысяч гектаров.

Путь в заповедник из Алушты, уже знакомый путь в горы. Мы шли этим путем, поднимаясь на Чатырдаг, и даже были в заповеднике, за его пограничной чертой, когда поднялись на Эклизи-Бурун: западные склоны Чатырдага с их вершинами входят в его территорию. Но увидеть заповедные леса во всей их красоте и своеобразии можно лишь, проникнув вглубь тех зеленых хребтов, что протянулись к западу от Чатырдага, прикрытые с моря голыми утесами Бабугана.

Партизанская улица Алушты ведет на окраину, к двухэтажному красивому зданию, окруженному гигантскими кедрами. Пряный аромат вечнозеленых деревьев и кустарников, золотые плоды лимонов за стеклами траншей вводят в атмосферу южнобережной природы. Перед фасадом на пьедестале бюст В.В. Куйбышева. Здесь управление заповедника, его научная часть. Только с разрешения управления можно проникнуть в главную лабораторию ученых — в заповедный лес.

Дорога вначале идет опять между садами и виноградниками колхоза имени Маленкова. Затем, на пятом километре от города, колхозная дорога поворачивает вправо, а наш путь — левее по шоссе, незаметно вплывающему в глубину тихого лесного моря, залившего горные террасы, кручи и овраги.

Снова начинается горный путь. Шоссе, петляя, карабкается вверх между кручей, совсем нависшей слева, и обрывом, подтачивающим его справа. И высота кручи и глубина обрыва скрыты от глаз густыми волнами зелени.

Против голых скал Эклизи-Буруна, выглянувших из-за леса, дорогу прерывает шлагбаум. Здесь, от кордона Узеньбаш, начинается заповедная территория. Шоссе ведет дальше, к Кебитскому перевалу. Когда-то через этот перевал пролегала древняя дорога, связывавшая южный Крым с северным. Позднее ее сменил более удобный путь через Ангарский перевал.

Возвращаясь из Крыма, Пушкин писал:

"...Мы переехали горы, и первый предмет, поразивший меня, была береза, северная береза! Сердце мое сжалось: я начал уже тосковать о милом полудне, хотя все еще находился в Тавриде, все еще видны и тополи и виноградные лозы".

Единственная сохранившаяся в Крыму березовая рощица до сих пор живет в заповеднике неподалеку от Кебитского перевала на горном склоне у водопада Головкинского, начинающего реку Узеньбаш. Береза в Крымских горах — реликт, сохранившийся от той далекой эпохи, когда ледники приближались к Крыму и под их морозным дыханием природа полуденного края приобрела на несколько тысячелетий северные черты.

На маленькой уютной поляне, затерявшейся в лесах у перевала, — Кебиг-Богазский кордон. Скрытый в чаще, звенит огибающий поляну ручеек, и нависшие над водой деревья и кустарники полощут в нем ветви. Это река Альма, пробегающая еще первые километры от места своего рождения. Черными тенями проносятся в быстрых струях молодые форели — легкие, неуловимые. Их невозможно разглядеть, несмотря на идеальную чистоту воды, так стремительно преследуют они свою добычу — мелкую рыбешку, насекомых. Этой вкуснейшей и теперь довольно редкой рыбы немало в горных реках заповедника. Удочка — запрещенное здесь орудие, и форель, пользуясь безопасностью, живет вольно, нагуливая жир и достигая полкилограмма веса.

Неподалеку от реки — аккуратно побеленный новый дом наблюдателя, окруженный плодовым садом, огородом. Спокойная красота могучего леса вокруг, первозданная тишина...

Вдруг прямо из-под ног метнулся заяц. Сделал несколько прыжков и остановился, вытянув тупоносую мордочку, с любопытством оглядывая пришельцев, — непуганое существо, не знающее лая охотничьей собаки, ужаса охотничьей пули.

— Вот надоели! — ворчит наблюдатель, спугивая косого. — Спасу нет от них в огороде, начисто все выгрызают. И в молодом лесу шкодят, не углядишь.

Длинноухий убиквист, одинаково хорошо чувствующий себя и в густых поемных лесах, и на головокружительных горных склонах, и в степи, действительно плодится неимоверно и начинает уже злоупотреблять своей неприкосновенностью.

Единственный его враг в заповедном лесу — горная лисица. Постоянная жительница крымских лесов, по виду более приземистая и скуластая, чем степная, она чувствует себя здесь хозяйкой. Более крупных хищников в заповеднике нет. Последний волк в Крыму был убит еще в 1914 году. Самой ей никто не угрожает. Быстрая и ловкая, она охотится не только на зайцев. Это серьезный враг и молодых косуль, не могущих спастись от нее бегством. Говорят, в снежные зимы лиса нападает даже на взрослых косуль, с трудом передвигающихся в сугробах, ослабевших. Больше половины случаев гибели косуль лежит на ее совести.

Нападает лиса иной раз и на маленьких оленят. Этих самых драгоценных представителей исконной крымской фауны — крымского оленя и косулю можно увидеть неподалеку от кордона в вольерах. Они тут своего рода живые экспонаты, демонстрируемые посетителям. Но, пожалуй, надобность в таком экспонировании уже отпала. Тот, кто пройдет заповедными тропами по лесной чаще, по полянам и горным склонам, непременно увидит и на воле, где-нибудь в прохладной тени деревьев, увенчанную ветвистыми рогами рыжевато-коричневую массивную фигуру старого оленя-рогача или группу спокойно пасущихся оленух, окруженных длинноногими телятами. Повстречаются наверняка и косули — более миниатюрные, чем олени, но очень похожие на них и внешне и образом жизни. Косуля любопытна больше, чем пуглива, она не стремится скрыться немедленно. Она будет внимательно рассматривать человека и, если оставаться неподвижным, подойдет ближе, зайдет с разных сторон и, вытянув шею и склонив голову набок, будет рассматривать незнакомое ей существо. Только почуяв запах или заметив движение, косуля молниеносно исчезает в зарослях. Самец при этом издает своеобразный отрывистый хриплый звук, напоминающий лай. "Козел ругается", — скажет в этом случае наблюдатель.

Олень и косуля — древнейшие обитатели Крымских гор. Их родословная восходит к третичному периоду. Дважды за последние полвека им угрожало полное истребление — в гражданскую и Великую Отечественную войну, когда оккупанты и браконьеры тысячами уничтожали ценнейших животных. Советские люди, взяв под особую охрану, спасли их для науки.

Сейчас в заповедных лесах больше двух тысяч оленей, полторы тысячи косуль. И заповедник подходит к интересному моменту. Тщательно охраняемые животные размножились настолько, что начинают уже создавать угрозу заповедному лесу, в массе поедая ветки и молодняк деревьев. Их дальнейшее размножение теперь должно строго регулироваться. Заповедник мог бы стать обширным рассадником для расселения оленей и косуль в различные районы Советского Союза.

Густая населенность леса оленями особенно чувствуется в сентябрьские ночи, когда весь заповедный лес гудит от густых и протяжных трубных звуков. Это время "рева" оленей, брачный период, когда самец "трубит", созывая ланей. Тогда разыгрываются в лесу страшные схватки между "рогачами", кончающиеся иногда гибелью одного из соперников. А к зиме, в ноябре, самцы сбрасывают рога. Только весной начинают вырастать они вновь и через три-четыре месяца уже снова венчают своей тяжелой ветвистой короной тонко очерченную голову красавца оленя.

От кордона Кебит-Богаз четыре километра лесного пути до Центральной котловины заповедника. Несмолкаемый птичий гомон один только нарушает на этом пути торжественное безмолвие лесных пространств.

Крымские леса считают "молчаливыми", лишенными неугомонного пернатого населения, вносящего столько оживления в самую мрачную чащу. Вступив под сень заповедного леса, вы сразу убеждаетесь в ошибочности этого мнения. Уже на опушке вас встречает беспечная возня желтогрудых синиц, насыщающих воздух веселым звоном. В сухой листве под сенью деревьев копошатся дрозды. В самых глухих чащах раздается по ночам унылая перекличка сов. А над горными вершинами, распластав двухметровые крылья, торжественно парит черный гриф, взмывают ввысь орлы.

Особое оживление наступает в здешнем пернатом мире осенью. Через Крым, его горы пролегает большой птичий тракт, невидимые караванные пути, ведущие осенью с севера на юг, весной — в обратном направлении.

Крым — одна из узловых станций на этом тракте, где пернатые отдыхают, набираются сил и храбрости для перелета через Черное море. В осенние дни на безлесных яйлах массами собираются жирные перепела, в лесу встречаются коршуны, беркуты, болотная дичь. Зяблики, черные дрозды, дрозды-рябинники, малиновки, прилетев сюда осенью, остаются на зимовку в крымских лесах, а весной снова отправляются на север.

Лесная чаща прерывается лишь у самой Центральной котловины — своеобразной округлой впадины, окруженной со всех сторон горами. С севера над ней возвышается каменистая оголенная Черная гора, переходящая к западу в Большую и Малую Чучель и образующая вместе с ними хребет Синабдаг; с юга нависают голые скалы и лесистые склоны Бабугана; с востока прикрывает выход из долины хребет Конек, с выглядывающим из-за него седым Чатырдагом. Здесь, в зеленой чаше котловины, целое лето хранят горы прохладу сочных полян, окруженных лесами, чистоту горных источников. Один из них, фонтаном бьющий в глубине ущелья, дает начало реке Альме. Горы громадами своими защищают поляны от зноя. На два часа позже, чем в другие места Крыма, приходит сюда солнце в самом жарком месяце — в июле — и на два часа раньше уходит. Ни в одном другом уголке Крыма не найти, пожалуй, таких свежих и густых трав, как здесь.

Живописнейший уголок этот в середине прошлого века облюбовали монахи, основавшие в котловине Космо-Демьянскую обитель. Центром притяжения для верующих стал источник прекрасной ледяной воды, выбивающийся на небольшой полянке. Источнику были приписаны целительные свойства, возле него сооружен бассейн для омовения. Длинные вереницы пилигримов тянулись сюда в определенные дни, неся к источнику свои немощи, а святой братии — звонкую монету.

"Я не могу до настоящего времени вспомнить, — пишет один из очевидцев процедуры исцеления, — страшный холод воды этого бассейна и храбрость поклонников, трижды погружающихся в нем и выскакивающих в виде ошеломленных ударом".

Можно представить себе, какие страшные последствия ждали больных туберкулезом, ревматизмом, сердечными болезнями после такого "целительного" омовения, сколькими жизнями было заплачено за темноту народа, за благоденствие и процветание монастыря, эксплуатировавшего горный ручей, и поныне несущий свои воды среди зелени трав!

Несколько позже возле монастыря был построен царский охотничий дом, а Центральная котловина и гора Большая Чучель стали местами царской охоты. Тишину девственного леса огласили звуки охотничьих рогов, лай собак, ружейные выстрелы. Титулованная знать развлекалась истреблением оленей и косуль. Десять тысяч солдат прокладывали для нее горную дорогу от охотничьего дома до царской резиденции — Ливадии.

И монастырь, и охотничий дом, и другие постройки, переданные после революции в ведение управления заповедника, разрушены гитлеровскими оккупантами. А старая горная дорога и поныне ведет от Центральной котловины через Чучельский перевал к высокогорному кордону Алабач.

Здесь, сразу за Центральной котловиной, начинается зона могучих буковых лесов. С просторных полян вы попадаете внутрь величественного сооружения природы, захватывающего вас и своей грандиозностью и удивительной гармонией красок и форм. Серебристо-серые стволы в несколько обхватов толщиной, словно инеем, покрытые белым налетом, гигантскими колоннами уходят ввысь. Они не теснятся один к одному, не образуют непроходимых чащ. Каждый такой гигант стоит на солидном расстоянии от других, хорошо видимый издалека.

Высоко вверху простираются над стволами толстые ветви, каждая из которых равна стволу среднего по величине дерева. Они несут раскидистый шатер листвы, образующий сплошной зеленый свод, пронизанный вверху солнечным светом, но почти не пропускающий его вглубь.

В буковом лесу нет подлеска, и он кажется просторным и очень чистым. Только ковер опавшей листвы сплошь устилает мягкие лощины и склоны, занятые буковым лесом, и, идя по нему, совсем не слышишь собственных шагов. Это сочетание яркой и живой зелени вверху с мраморной холодной красотой могучих стволов и золотом опавшей листвы оставляет незабываемое впечатление.

С незапамятных времен живет на северных склонах Крымских гор, в их среднем поясе, этот буковый лес. Но в нем не найти тысячелетних деревьев. Почти не видно и молодой поросли. Лесу сейчас примерно двести лет. Более старые деревья вымерли, а молодые деревца лес еще не пускает в свою среду. Поднимется из земли тонкий буковый росточек, поживет два-три года и зачахнет без солнечного света, в тени своих маститых собратьев.

Так будет еще лет пятьдесят. Потом более старые деревья, достигнув двухсот пятидесяти лет, начнут отмирать. Вот тогда на их месте, в "окнах" выпавшего леса появится буйная поросль молодняка. В течение следующих ста лет заменится, обновится весь лес, и опять поднимутся к небу ровные, точеные колонны таврического бука. Таким образом сохраняют буковые леса свой вид и строй, свою чистоту непрерывно в течение многих тысячелетий с третичного периода, к которому относится их появление в здешних местах.

Памятниками этой далекой исторической эпохи служат и леса крымской сосны, населяющие более сухие южные склоны гор, и заросли можжевельников — древовидных и стелющихся, на голом камне горных вершин. Среди них встречаются деревья, прожившие более пятисот лет.

В заповедных лесах можно встретить и красное дерево — тис, занимавшее в третичный период обширные территории. На вершине Ай-Петри до сих пор живет тис, которому насчитывается более тысячи лет! Этот патриарх крымских лесов — живое свидетельство того, что каменная пустыня яйлы на многих участках была когда-то густым лесом. Тис — типичный

лесной житель, он может развиваться только среди деревьев. Значит, несколько сотен лет тому назад вокруг этого одинокого сейчас дерева шумел лес.

Зеленые богатства заповедного леса во всем великолепии открываются с Чучельского перевала, куда приводит дорога из Центральной котловины. Бесконечные гряды гор, покрытые лесом, как травой, теснятся у ног, уходят вдаль, утопая в тонкой синей дымке. Глаз не в состоянии охватить их все. А впереди возвышается коричневый купол Роман-Коша — самой высокой крымской горы (1 543 метра). В окружении себе подобных она не кажется столь внушительной, как, например, Чатырдаг, более низкий, но стоящий в одиночку, видный с головы до пят.

Необъятные леса эти, покрывающие горные вершины, драгоценны не только как живой музей разнообразнейших растений, они несут и важную службу в народном хозяйстве края.

Лесистые горы — это гигантская водонапорная башня Крыма. Восемьсот, а то и тысяча миллиметров осадков ежегодно выпадает в горах — вдвое, втрое больше, чем в степи. Лес, как губка, собирает и хранит эту влагу, а потом распределяет ее на весь полуостров. Недаром в заповедных чащах вас почти непрерывно сопровождает журчанье горных источников и ручьев. В этих чащах рождаются все главнейшие крымские реки, и урожай садов Качинской или Альминской долин "планируется" прежде всего здесь, в горах, а обилие виноградных гроздей в виноградниках "Массандры" на Южном берегу прямо пропорционально количеству лесных деревьев на горных склонах Никитской яйлы или Бабугана.

Лес удерживает цепкими корнями, скрепляет почву на горных склонах, и там, где живет он, почти не бывает в горах оползней, осыпей, обвалов. Лес сохраняет горы от разрушения, а селения и плантации, раскинувшиеся у их подножия, — от бедствий.

И вторая служба, которую несет заповедный лес, — охрана благодатного климата побережья, куда приезжают лечиться сотни тысяч людей, где выращиваются редкие и прихотливые плоды юга. Густые леса, покрывающие горные склоны, принимают на себя ледяные удары северных ветров, прорывающихся зимой через горную цепь. И в парках и садах Южного берега под их защитой не увядают и зимой вечнозеленые деревья, круглый год цветут цветы. Сосновые леса, покрывающие южные склоны гор, с ночными бризами посылают на побережье потоки смолистого, ароматного воздуха, напоенного озоном, целительным для больных. В самих сосновых рощах по склонам гор размещаются десятки здравниц.

К сожалению, еще не остановлен страшный процесс превращения крымских горных вершин и склонов в каменистую пустыню, которую мы видели на плато Чатырдага. Она — результат вырубки горных лесов, истребления лугов неумеренной пастьбой скота. Голая земля, не удерживаемая корнями растений, была размыта водой, снесена ураганными ветрами, часто свирепствующими на вершинах. Обнаженная поверхность известняковых скал уже не в состоянии удерживать воду, сохранять ее.

Горы разрушаются прямым, растворяющим действием воды. И когда видишь это, начинаешь со всей остротой понимать огромную роль леса в хозяйстве края.

Возле Роман-Коша, на горной поляне, поднятой на 1 200 метров над уровнем моря, словно одинокая лодка в лесном океане, белым пятнышком маячит домик наблюдателя. Кордон Алабач — самый высокогорный в Крыму. Его называют "зимовкой" — термином непривычным, странно звучащим в "полуденном крае".

Однако Алабач — самая настоящая зимовка. На несколько месяцев в году снежные заносы перерезают все пути между Большой землей и Алабачем. Перед этим, осенью, завозят сюда многомесячный запас продовольствия, медикаменты, книги, и зимовщик-наблюдатель Александр Иванович Науменко с семьей остается наедине с горной стихией, с заповедным лесом.

Наедине, но не одиноким. Радио связывает его с Большой землей. Науменко всегда знает, что происходит в мире.

Кто же он, этот наблюдатель, круглый год живущий наедине с лесом?

Больше двадцати кордонов — белокаменных, чистых, светлых, построенных в послевоенные годы вместо разрушенных гитлеровцами, рассеяно по территории заповедника. У каждого кордона свой участок леса — обход. Наблюдатель лесной охраны — хозяин обхода. Случится ли лесной пожар, нападут ли на деревья массовые вредители, — наблюдатель будет отстаивать лес сам, вызовет на помощь людей и машины. Он следит, не раздастся ли где выстрел охотника-браконьера, стук топора или звон пилы — звуки, нетерпимые в заповедном лесу. Он расставит у оленьих троп ящики с солью — "солонцы", куда непременно придут полакомиться "рогачи", а на зиму, на случай снежных заносов, заготовит для них сено и разложит там же, у привычных оленьих троп. Он принесет в дом, выходит и снова выпустит на волю обессилевшую в глубоких снегах косулю и освободит от упавшего мертвого дерева придавленную им молодую поросль. Он бережет заповедный лес, его обитателей, и, наверное, потому, что у подножия Роман-Коша круглый год живет наблюдатель Науменко, на безлесную, пустынную яйлу между Алабачем и Гурзуфским седлом уже карабкаются по склонам молодые сосны — первые землепроходцы, открывающие лесу путь к горным вершинам.

Явление знаменательное. Лес поддержанный, сбереженный человеком-хозяином, вновь начинает одевать своим жизнетворным покровом горы, превращенные человеком-хищником в пустыню.

Но есть у наблюдателя заповедника и обязанности, отличающие его от самого добросовестного, самого лучшего лесничего. Он натуралист, участник большой и разносторонней научной работы, живой лабораторией которой служит заповедный лес.

Словно в опытном ботаническом саду, где-нибудь в диких зарослях обхода висят на деревьях и кустарниках номерки. Это так называемый фенопост — пункт фенологических наблюдений. Регулярно наведывается сюда наблюдатель, и в аккуратно разграфленной тетради появляются записи, по которым можно судить, когда подопытные растения — по три экземпляра каждой породы — оделись зеленью листвы, как они цвели и плодоносили, когда потеряли последние листья. Вместе с наблюдениями за повадками и характером животных, за погодой записи эти — живой и непосредственный источник, один из ручейков, слагающих "летопись природы" — книгу законов и ритма жизни заповедного леса, что ведется здесь из года в год.

Двумя непременными качествами должен обладать наблюдатель заповедного леса — наблюдательностью, что предполагает и само название должности, и любовью к природе, без которой не увидеть здесь ничего интересного. Оба эти качества, как известно, могут быть и природными и благоприобретенными.

Иван Васильевич Крапивный — начальник охраны заповедника — любовь к природе приобрел, как это ни странно, во время войны. Выросший в рабочей семье, он общался с природой только во время воскресных прогулок, когда хотелось отдохнуть, подышать свежим воздухом. Дальше интерес к ней не распространялся. Радиостанция, на которой работал он в Симферополе, таила в себе куда больше увлекательного.

Наступила война, враг приближался к Симферополю. Радиостанция продолжала работу до последней минуты.

В день эвакуации города Крапивный пришел в горком партии: он просил отправить его на фронт или послать в партизанский отряд. За несколько дней до этого Крапивный был принят из кандидатов в члены партии. Так Иван Крапивный впервые попал в заповедные леса, укрывшие партизан.

Два с половиной года пробыл он в лесах непрерывно, командуя партизанской группой, потом отрядом.

Это были невероятно трудные годы. Предатели выдали гитлеровцам, разграбили многие из партизанских баз продовольствия и снаряжения, заблаговременно созданных в лесу.

В снежную, суровую зиму 1941 года люди, скрывшиеся в лесу, остались почти без пищи, без теплых вещей, без боеприпасов и медикаментов, в жестоком враждебном кольце, отделенные от Родины пространствами, захваченными врагом.

По очереди, пробираясь через вражеское окружение, ходили за продуктами в степные села. Там жили свои, советские люди, готовые помочь партизанам, поделиться с ними последним. В течение ночи нужно было сквозь снега спуститься с гор, добраться, избегая проезжих дорог, до какого-либо из сел и вернуться тем же путем с грузом, проделав не один десяток километров. Люди, дойдя до леса, падали обессилев.

Такие походы можно было предпринимать не часто. Голод надвигался неумолимо. Разрывали снег, собирали мох, варили и ели, набивали желудок всем, что можно было найти в лесу. Великий праздник наступал, когда, прорвавшись сквозь вражеский огонь, снижался над лесом самолет, и тюки с продуктами спускались на парашютах. Такие праздники наступали все реже: фронт уходил вглубь страны, пробиваться самолетам было все труднее. Но партизаны знали: Родина помнит о них, и сражались за нее как могли.

Почерневшие, высохшие от голода, появлялись они на горных дорогах, и вражеские машины летели с обрывов, рассыпаясь в щепки. Оружие, боеприпасы добывали здесь же, в схватках с растерявшимися гитлеровцами.

Магистраль, связывавшая Южный берег с Севастополем и центральными районами полуострова, стала их главной линией фронта. Готовили ли фашисты штурм Севастополя, стягивая туда резервы, партизаны вносили свою молчаливую, но вескую поправку в планы гитлеровского командования десятками пущенных под откос автомашин с солдатами и военной техникой, предназначенными для истребления защитников города-героя. Начинались ли жестокие бои на Керченском полуострове и обратный поток вражеской военной техники устремлялся по автомобильным дорогам, и здесь партизаны наносили чувствительные удары интервентам, становясь в одну боевую шеренгу с героями керченских десантов.

Обессилевшие люди, с трудом передвигавшие ноги от истощения, были грозной боевой единицей. Вместе с другими партизанскими соединениями — Северным и Восточным, они оттягивали на себя немалые вражеские силы. Позднее, в 1943 году, вели разведку севастопольских укреплений врага, южного побережья. Сведения передавали командованию фронта. Во главе всех соединений с первых дней партизанской войны стал один из руководителей партизанского движения 1918-1920 годов в Крыму А.В. Мокроусов.

Гитлеровцы предпринимали для уничтожения партизан все меры: облавы и прочесы лесов, провокации, блокаду. Они выжгли полторы тысячи гектаров заповедных лесов, уничтожили в них все постройки и кордоны, истребили всех зубробизонов, тысячи голов оленей, косуль и муфлонов. Они готовы были стереть с лица земли весь заповедный лес, скрывавший Партизан.

Не было предела зверствам гитлеровцев. На Аб-Дуге, природной каменной крепости, изогнувшейся дугой среди заповедных лесов, — одна из партизанских могил. Здесь фашисты захватили и заживо сожгли семнадцать тяжело раненных партизан. Попавших в плен пытали, обезображивали.

В одной из облав погибли старший лесничий заповедника Рынковский и его жена.

Уходя в партизанский отряд, Рынковский взял с собой толстую тетрадь. С ней он не расставался в походах и боях, хранил на груди под ватником, Доставал в минуты затишья, делал торопливые записи. Это был дневник природы — летопись всего, что видел тонкий наблюдатель в заповедном лесу, оставаясь с ним один на один много месяцев подряд.

Когда в тетради не осталось ни одного свободного листка, Рынковский спрятал дневник в балке Холодная вода, в потайном месте, где всегда при надобности мог взять его, сохранив от случайностей походной жизни. Показал место жене и энтомологу заповедника, своему другу Буковскому.

— Еще пригодится после войны. Меня не будет — отдадите Людям.

Через несколько дней, при очередном прочесе, Рынковский был убит. Его жена вместе с группой партизан попала в окружение. Отбивались до последней возможности, а когда угроза Плена стала неизбежной, отважная женщина взорвала гранатой и себя и подступивших гитлеровцев. Позже погиб и Буковский, Так и скрывает до сих пор балка Холодная вода втайне партизанскую тетрадь одного из верных хранителей заповедного леса.

Вот в этих партизанских боях и привязался на всю жизнь к лесу Иван Крапивный. Он исходил его со своим отрядом вдоль и поперек. В суровой и трудной партизанской жизни лес стал для него родным домом. Это был кусочек родной земли, терзаемой, но не подчинившейся врагу. Его нужно было защищать, не жалея жизни. И тогда он увидел, как прекрасен этот кусочек земли, ставший для него олицетворением Родины.

Когда советские войска, поддержанные партизанами, освободили Крым, ранение и контузия не позволили Крапивному иттй на фронт. Но он не хотел сидеть сложа руки. Отдохнув месяц, он вернулся в заповедный лес. Приходили и другие партизаны, брались за топор, пилу. Строили на месте разрушенных новые кордоны, расчищали в лесах завалы, обезвреживали неразорвавшиеся мины, снаряды, которыми гитлеровцы забросали заповедный лес, подсчитывали уцелевших животных, начали "летопись природы".

Один из самых отдаленных кордонов на пути из заповедника в Симферополь — Яполах. Окруженный на много километров непроходимой лесной чащей, где не встретишь живой души, он представляется стоящим где-то "на краю земли". Но и начальник Яполаха, лесничий Владимир Филиппович Качкайло, и наблюдатель Харлампий Васильевич Полиенко не захотели работать ни на каком другом кордоне. Здесь, именно в этих чащах базировался их партизанский отряд, здесь исхожена в военные годы каждая тропинка, здесь пережито, передумано столько, что оторваться оказалось невозможно.

Опытный лесничий X. В, Полиенко поселился на кордоне сразу после войны, а В. Ф, Качкайло, молодой и еще не определивший до войны профессии, окончил специальные курсы садоводства и начал было работать техником-цветоводом в одном из ялтинских санаториев. Но лес манил непреодолимо. И Качкайло без сожаления оставил городскую жизнь, навсегда поселился в маленьком домике, окруженном дремучим лесом. Радиоприемник, свежие газеты, множество книг — по лесоводству, декоративному садоводству, агрономии, тетради с записями собственных наблюдений в лесу, тома "Необыкновенного лета" К. Федина и "Русского леса" Л. Леонова говорят о занятиях и интересах молодого наблюдателя.

Партизанские навыки разведчиков, и прежде всего острая партизанская наблюдательность очень кстати в натуралистической работе. У Крапивного, Качкайло, Полиенко и других бывалых партизан — неиссякаемый запас точных и тонких наблюдений за жизнью леса, и научные сотрудники заповедника работают с ними в самом тесном контакте.

Бродя по заповеднику, в самых далеких его уголках можно неожиданно наткнуться на брезентовую палатку, примостившуюся на каменистой вершине горы, в непролазной лесной чаще или у ручья, затерявшегося среди круч. Рядом с необходимым туристским снаряжением в ней приборы и пробирки, гербарные сетки и измерительные инструменты. Это легкие жилища ученых заповедника. На многие недели удаляются они в свою богатейшую живую лабораторию, какой искусственным путем не воспроизвести никогда. Их интересуют многие проблемы, раскрывающие законы жизни растительного и животного мира заповедника, намечающие пути управления ими.

Вот, например, проблема смены лесного покрова, над которой работает заместитель директора заповедника по научной части Капитон Константинович Высоцкий. Сущность ее в том, чтобы определить пути вмешательства человека в вековой процесс смены леса, подчинить этот процесс интересам народного хозяйства. Искусственно расчищая места среди старого леса для молодой поросли, нужно достигнуть, чтобы смена леса происходила не в относительно короткий промежуток времени, а постепенно и непрерывно, чтобы всегда в горах был полноценный, сильный лес.

Одна из самых важных проблем — облесение яйлы, каменистых и шиферных склонов Крымских гор. Добиться, чтобы вновь в тенистые леса оделись оголенные, пышущие жаром горные склоны, чтобы, хранимые рощами, снова раскинулись по каменистому плато яйлы густые альпийские луга, чтобы заповедный лес со всеми своими редкими и ценными обитателями раздвинулся далеко за свои нынешние пределы, — такова важнейшая задача ученых заповедника, в решении которой можно пожелать им самых больших успехов.