Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Слово «диван» раньше означало не предмет мебели, а собрание восточных правителей. На диванах принимали важные законодательные и судебные решения. В Ханском дворце есть экспозиция «Зал дивана». |
Главная страница » Библиотека » Н. Калинин, М. Земляниченко. «Романовы и Крым»
Глава 5. Великокняжеские имения Дюльбер, Чаир, Харакс, Ай-Тодор, Сосновая роща«Архитектор Краснов — удивительный молодец...» Так уж распорядилась история, что именно в прекрасной Ливадии, у самого берега Черного моря, был построен последний дворец русских царей. Блестящее завершение в императорском имении строительной кампании 1910—12 гг. принесло ялтинскому архитектору Н.П. Краснову1 всеобщее признание и почести: в октябре 1911 года он был пожалован в Архитекторы Высочайшего Двора, награжден орденом Св. Владимира 4-й степени, а через два года Петербургская Академия художеств единогласно избрала Краснова своим академиком. «Архитектор Краснов — удивительный молодец», — восхищался Николай II в письме к матери, императрице Марии Федоровне, сразу же после празднования новоселья в сентябре 1911 года. В этой оценке — не только признание высоких профессиональных знаний, художественного вкуса и организаторских способностей Николая Петровича, но и, несомненно, глубокая личная симпатия всей царской семьи к своему архитектору. Иначе чем можно объяснить, что во время Высочайших приездов в Ливадию Краснова стали часто приглашать во дворец даже к завтракам, проходившим в узком кругу семьи и самых доверенных приближенных, а императрица Александра Федоровна, всегда ревниво относившаяся к выбору преподавателей для своих детей, попросила его обучать великих княжон рисованию. Для Романовых этого талантливого зодчего, постоянно искавшего новые выразительные формы в архитектуре рубежа веков, «открыл» в. кн. Петр Николаевич, двоюродный дядя Николая II.
В 1895 году великий князь принял решение начать строительство дворца в восточном стиле, комплекса служебных построек при нем и разбить небольшой парк в принадлежавшем ему крымском имении в Мисхоре. Было несколько обстоятельств, которые, несомненно, повлияли на то, что создание дворцово-паркового ансамбля «Дюльбер»2 было поручено не кому-либо из именитых столичных зодчих-академиков, а ялтинцу Краснову. За время работы в должности городского архитектора Николай Петрович накопил богатый опыт строительства зданий различного назначения в условиях Южного берега Крыма с его сложным рельефом местности, крутыми спусками к морю, обширными оползневыми участками и сейсмоопасностью. Кроме того, рекомендация знаменитого искусствоведа, академика Н.П. Кондакова, имевшего возможность во время длительного проживания в Крыму оценить талант и высокие нравственные качества молодого архитектора, и, конечно же, общее увлечение — и в. кн. Петра Николаевича, и Н.П. Краснова — изучением традиций восточного зодчества3 окончательно решили вопрос о строителе «Дюльбера».
Военный инженер, специалист по фортификационным сооружениям, великий князь серьезно увлекался и гражданской архитектурой, особенно восточной. С детства отличаясь слабым здоровьем, он по совету врачей часто путешествовал по странам Средиземноморья, Магриба и Ближнего Востока, откуда привозил альбомы с собственными зарисовками памятников зодчества населявших их народов, по которым потом сделал несколько эскизов будущего «Дюльбера».
Возведенный в 1895—97 гг. на очень сложном для крупного строительства земельном участке дворцовый ансамбль стал значительной удачей в творческой биографии архитектора. Академик Н.П. Кондаков в статье, посвященной Дюльберу, дал высокую оценку работе Краснова, охарактеризовав дворец как «здание столь же удачное, сколь и необычное, в высшей степени истинно-изящное и целесообразное». «Орнаментация Дюльбера очень проста и ограничивается резными наличниками дверей и окон, плафонами, балюстрадами, мушарабиями, — писал Н.П. Кондаков. — Исполнена эта орнаментация в строгом вкусе лучших памятников Египта X—XII вв. и притом весьма практическими, дешево стоящими способами: резные двери, окна и мушарабии не дороже обыкновенных столярных работ. Лепка выполнена отливкой из особой композиции гипса <...>. Но самое интересное художественно-промышленное нововведение состоит в разделке панелей гипсовыми отливками, воспроизводящими фаянсы до неузнаваемости»4.
Рассматривая стилевые особенности дворца, академик замечает: «Трудно было бы определить, в каком собственно стиле это сооружение построено, т. к. его главные части отвечают своими этажами обычным европейским нуждам — в его комнатах, жилых помещениях полно всякого европейского комфорта. Но т. к. главные декоративные части: входы, террасы, плоские крыши, покрытия куполов, боковая башня, форма дверей и окон и вообще всякая орнаментальная часть дворца напоминает сарацинские здания Египта и Сирии, то можно было бы без особой погрешности назвать дворец «арабским» или, вернее, <...> сарацинским. Этот стиль издавна составляет предмет изучения для самого высокого владельца Дюльбера, как стиль необыкновенно оригинальный, глубокий, полный поэтического изящества». В этом высказывании Кондакова нашли свое отражение поиски новых подходов к архитектуре лучших мастеров зодчества последней четверти XIX века. Взяв за основу девиз стиля модерн, достигшего к началу XX столетия наибольшего расцвета — «красота и польза», каждый из архитекторов — приверженцев новаторских приемов в зодчестве, шел своим, только ему присущим путем5. Однако во многом сходство подходов к архитектурному решению всех этих, казалось бы, столь отличных друг от друга зданий проявляется также и в том, что их эстетическое восприятие происходит в динамике, в движении, а не в статическом обзоре с какой-то определенной точки. Так, хотя главный акцент художественной выразительности Краснов и делает на парадном фасаде, тем не менее остальные три столь живописны и оригинальны, что каждый новый ракурс обзора дает законченную картину прекрасного дворца, как бы воссозданного по сказкам Шахрезады6.
Во время возведения всего комплекса дворцовых построек и разбивки парка великий князь вместе с семьей находился в своем южнобережном имении. Он был настолько болен, что даже отказывался от службы в лейб-гвардии саперном полку, шефом которого состоял. К тому же весной 1898 года его супруга, в. кн. Милица Николаевна, ожидала рождения третьего ребенка7, и семья приняла решение дождаться этого события в Крыму. Работа в имении Петра Николаевича столкнула Н.П. Краснова с проблемой, с которой он в своей обширной частной практике, пожалуй, не встречался ни до, ни после «Дюльбера» — полным отсутствием средств у заказчика. Деятельный и практичный Главноуправляющий Двором Его Императорского Высочества, барон А.И. фон Сталь, приступив в 1897 году к исполнению своих обязанностей и ознакомившись с денежными документами Петра Николаевича, пришел в ужас: полная бесхозяйственность, царившая в Придворной конторе, привела к катастрофическому финансовому положению великокняжеской семьи. Нечем было оплачивать многочисленные долги, нечем платить архитектору и рабочим и по счетам за заказанные материалы.
Вот отрывок из одного сохранившегося письма того времени, отправленного из Петербурга Главноуправляющим Двора в Крым: «Денег было много и много ушло (?!). Конечно, у Вас много имущества, и очень ценного, но, к сожалению, не дающего процентов, на которые можно было бы жить, а потому нужно его считать как мертвый капитал. <...> Денег нет, платежей и требований со всех сторон масса, положение наше день ото дня становится все тяжелее, ибо приходится под разными предлогами увертываться от уплаты. Это, по-моему, очень некрасиво для придворной конторы, и даже подводит многих, как Краснова, Шифферса8, которые имеют свои расчеты, <...> находятся в зависимости от рабочего люда, который может устроить скандал и в конце концов все это отзовется на Вас как на владельце!» В декабре 1897 года, в самый отчаянный момент, барон Сталь даже предложил Петру Николаевичу по возможности продать Дюльбер за 600 тыс. рублей, чтобы расплатиться с долгами. Однако принятые им затем решительные меры (продажа части имения «Знаменка», доставшегося великому князю еще от деда, Николая I, четкая организация работы принадлежавшего ему кирпичного завода в Териоках и ряд других) через некоторое время принесли свои результаты и, наконец, Н.П. Краснову оплатили все его расходы на строительстве «Дюльбера». Удивительно, насколько непохожи были по складу характера и наклонностям два брата, великие князья «Николаевичи» — Николай и Петр. Несмотря на противоречивость мнений о Николае Николаевиче-младшем9, составленных авторами многочисленных воспоминаний о нем, в главном они сходятся: это была яркая, сильная личность, человек честолюбивый, вспыльчивый, зачастую резкий в обращении, но, несомненно обладавший талантом крупного военачальника, всецело преданный военному делу, и теоретически, и практически знавший и любивший военное ремесло. В. кн. Петр Николаевич был полной противоположностью своему старшему брату. Тихий, застенчивый, он стал военным явно только в силу незыблемых традиций мужской половины династии Романовых10. Его серьезными увлечениями были искусство и коллекционирование старинных рукописей по истории, коневодство и разведение породистых собак (в основном такс, что, кстати, приносило ему некоторый доход). Видимо, эта внешняя «невыразительность» Петра Николаевича и его неспособность контролировать собственные имущественные дела дали повод выдающемуся государственному деятелю России графу С.Ю. Витте довольно нелестно охарактеризовать этого представителя Романовых: «Петр Николаевич был очень милый малый, каким он остался и по настоящее время, но весьма ограниченный и с точки зрения деловой — человек совершенно ничтожный». Но еще более резкий отзыв оставил Сергей Юльевич в своих «Воспоминаниях» о женах великих князей Петра и Николая-Милице (1866—1951) и Анастасии (1868—1935), дочерях черногорского князя Николы I Негоша: «Ох уж эти черногорки, натворили они бед России... Чтобы рассказать, какие пакости они натворили, нужно написать целую историю; не добром помянут русские люди их память...». Негодование Витте столь велико, что двух сестер он в основном называет не по именам, а под номерами: черногорки № 1 (Милица) и № 2 (Анастасия). Справедливости ради следует сказать, что эти две смуглые балканки, особняком стоявшие в ряду царской родни, вызывали неприязнь очень многих — как в аристократических кругах, так и у высшей интеллигенции. Именно им ставили в вину и появление при Дворе Григория Распутина, и огромные суммы, уходившие из российского бюджета в казну Николая Черногорского, и увлечение модным тогда спиритизмом, охватившим затем все светское общество, и многое другое. Сестры окончили Смольный институт благородных девиц в Петербурге, после чего старшая в 1889 году вышла замуж за в. кн. Петра Николаевича, а младшая — за князя Георгия Лейхтенбергского11. Супружество Анастасии Николаевны оказалось неудачным: князь Георгий Максимилианович, для которого это был второй брак, вел довольно легкомысленный образ жизни за границей, где в основном все время и пребывал. Взаимная и, видимо, сильная любовь герцогини Станы12 Лейхтенбергской и в. кн. Николая Николаевича-младшего началась, когда они оба уже были в зрелом возрасте — ему под 50, ей — около 36 лет. Великий князь сразу же порвал многолетнюю связь с актрисой Александринского театра Марией Потоцкой, а Анастасия Николаевна потребовала от мужа развода. В императорской фамилии бракоразводные процессы были весьма сложным делом и начинались с прошения на имя государя. Для наглядности приведем отрывок из письма Георгия Лейхтенбергского Николаю II от 30 октября 1906 года: «Ваше Императорское Величество! Ее Высочество просит меня дать ей согласие на развод, для того, чтобы по признании нашего брака законно расторгнутым, вступить в новый брак с ЕИВ в. кн. Николаем Николаевичем. Дело о разводе было возбуждено Ея И.В., а я со своей стороны, сохраняя полное к ней расположение и любовь, и, полагая сделать ее счастье, соглашаюсь на развод, подавляя в себе все чувства, присущие человеку, мужу и отцу. Соглашаясь на развод, я считаю необходимым оставить за собою по отношению детей от нашего брака13 все права отца.<...> Я оставляю сына и дочь на попечении их матери, но, в свою очередь, я вправе желать, чтобы дети сохраняли бы расположение ко мне. <...> Мое благословение всегда будет над ними, вместе с горячими молитвами о счастии их матери и их самих. Позвольте надеяться, что Ваше Величество не откажете мне в моей тяжелой просьбе». Вступление в брак в. кн. Николая Николаевича с в. кн. Анастасией Николаевной осложнялось двумя обстоятельствами, которые всегда осуждались православной церковью, а тем более в отношении к столь высокородным лицам: Николай и Петр, родные братья, становились, таким образом, мужьями двух родных сестер и, к тому же, невеста была разведенной женщиной. Однако великий князь все-таки добился Высочайшего разрешения жениться на герцогине Лейхтенбергской, в основном благодаря поддержке вдовствующей императрицы Марии Федоровны, всегда ценившей «Николашу». Венчаться решили в Крыму, в Ялте, и там же, в южнобережном имении Анастасии Николаевны «Чаир»14 провести медовый месяц, чтобы как можно меньше привлекать к этому событию внимание прессы. Как записал в своем дневнике за 1907 год Николай II, 10 апреля состоялся «обед в Гусарском полку, который был также мальчишником для Николаши», 11-го апреля — «Обедали: Николаша, Стана и Петюша15. Перед их отъездом в Крым благословили первых иконами к предстоящей свадьбе», а 13-го — «В б час. простились с Николашей». Дворцово-парковый ансамбль в усадьбе «Чаир», где провели полтора весенних месяца новобрачные, был второй крупной работой Н.П. Краснова по заказу Романовых. В 1902—1903 гг. по собственным проектам и эскизам он построил красивый дворец16 и разбил парк и сад, прославившийся вскоре своей необыкновенной коллекцией всевозможных сортов роз.
Небольшой, около 40 помещений, но очень уютный, дворец «Чаир» — типичный образец стиля «неогрек», которым в начале века серьезно увлекался ялтинский архитектор. Свободная компоновка и формообразование объемов здания, характерные для модерна, гармонично сочетаются в нем с декоративными элементами, заимствованными из зодчества Древней Эллады. В 1904 году Николай Петрович получил приглашение от в. кн. Георгия Михайловича сделать проект и возглавить строительство комплекса дворцовых зданий на принадлежавшем ему участке земли по соседству с «Ай-Тодором», имением его брата, в. кн. Александра Михайловича17. Своему владению Георгий Михайлович дал звучное название «Харакс» в честь древней римской крепости, стоявшей когда-то на мысе Ай-Тодор. К этому времени архитектору исполнилось уже 40 лет, он находился в расцвете своего таланта. Созданные им дворец и церковь в Хараксе по праву можно считать одними из лучших произведений зодчества России начала XX века: они привлекают своей оригинальностью, цельностью и безукоризненностью исполнения. Проектом Краснова предусматривалось строительство дворца на 46 комнат, церкви, часовни, свитского дома, кухни, конюшни, оранжереи, дома садовника, устройство парка и сада, водопровода и канализации, а несколько позже гаража, дома для шофера и склада горючего. Сейчас трудно, конечно, представить, что в начале XX века на месте прелестного маленького дворца и тенистого парка с аллеями из высоких деревьев ценных пород, цветниками и сохранившимися еще кое-где фонтанами и беседками, была каменистая безводная местность с можжевеловым редколесьем. Из-за отсутствия источников воды на некоторое время пришлось отложить начало строительных работ: к ним приступили в марте 1905 года, когда гаспринские татары сдали в аренду18 источник «Хачамалар», а на территории самого имения были открыты несколько мелких. Частично сохранившаяся переписка между архитектором и в. кн. Георгием Михайловичем дает представление о ходе работ, постоянно возникавших при этом затруднениях, о событиях 1905—1906 гг., непосредственно затронувших Харакс. «Теперь я обзавелся собственным Кодаком, — писал Краснов в апреле 1905 года, — и поэтому могу сам снимать виды построек в Хараксе. Из прилагаемых снимков изволите усмотреть насколько продвигаются работы <...>. Полагаю, что главный дом будет вчерне готов к июлю месяцу». А в марте 1906 года: «Теперь такая масса забот с посадками, плантажем, что просто не хватает дня. Куда ни кинешься копать — везде натыкаешься на скалу <...>, везде камень, камень, камень...».
Поэтому строителям приходилось постоянно применять дорогостоящие взрывные работы, привозить и насыпать сверху землю. Естественно, что эти осложнения, а также дополнительные требования высоких заказчиков более чем в 2 раза превысили запланированные ранее сметные расходы. Однако трений по этому поводу с Кабинетом Его Высочества не возникало — слишком велик был уже авторитет Краснова и известна его исключительная личная честность. В январе 1906 года в присутствии самого заказчика состоялась закладка церкви. Великий князь был застигнут в Крыму революционными событиями, охватившими тогда не только всю Россию, но и, казалось бы, тихую и благопристойную Ялту. В обстановке бесчинств толпы, подстрекаемой радикальными элементами, Георгий Михайлович счел разумным на некоторое время переждать события в имении своего брата «Ай-Тодор». Из писем Георгия Михайловича отцу, в. кн. Михаилу Николаевичу, известны некоторые подробности закладки будущего храма: «Третьего дня, 14 января, в день именин Нины19, мы заложили церковь. Закладка была в 11½ часов <...>. Погода была прекрасная и довольно теплая». Далее великий князь рассказывал о приглашенных и, что самое интересное для нас, объяснил название будущего храма — Преображения Господня и Святой Нины. Летом 1905 года старшая из двух его дочерей, четырехлетняя Нина, заболела дифтеритом; спасла ее от верной гибели операция, проведенная 6 августа немецкими хирургами в Гомбурге20. Обратим внимание на эту дату: 6 августа по старому стилю православной церковью отмечается один из двунадесятых праздников — Преображения Господня, именуемый в народе как «яблочный Спас»21. Понятно, что для родителей обреченной девочки этот день стал связан с чудом исцеления ее от страшной болезни. К возведению же церкви и звонницы приступили в марте 1906 года, когда уже завершалось строительство свитского дома, лестницы от дворца к морю и в сад, подпорных стен и прокладка новой шоссейной дороги через имение. Обстановка в городе и, соответственно, среди рабочих на стройке чрезвычайно осложняла работу Н.П. Краснова. О накале страстей в 1906 году свидетельствует его признание великому князю: «Идет ужасное брожение — народ прямо голову потерял, приходится целые дни проводить начеку в сплошном напряжении, чтобы как-нибудь ладить с рабочими, предупреждать всякие случайности. <...> Приходится помимо массы ответственных и важных работ уделять еще невольно внимание на то, чтобы все дело шло возможно гладко <...>. Обращаться к полиции и вообще к силе я лично считаю не слишком удобным — могут испортить отношения между собой рабочие (греки, турки, русские, армяне и т. п.), поэтому приходится все время <... > действовать уговорами и тактикой, что слава Богу до сего времени удается22. Словом, такое жестокое время, что просто ужасно. Дай Бог, чтоб скорей прошло бы это Божье наказание». Но не только с рабочими стройки приходилось проявлять Краснову свой дипломатический талант. Летом 1906 года по приглашению Георгия Михайловича прибыл из Петербурга известный архитектор В.Ф. Свиньин, который в это время руководил строительством в столице здания Этнографического музея, одного из крупнейших в мире. Взгляды двух зодчих на некоторые вопросы, связанные с оформлением основных построек Харакса, во многом расходились. Однако ялтинский архитектор умело обходил спорные моменты: «Василию Федоровичу, как художнику, — писал он, — удобнее сделать свои замечания, а мне удобнее умолчать. Я лично думаю, что церковь должна получиться хорошей».
Однако кое в чем Николай Петрович полностью согласился с мнением своего маститого коллеги, в основном это касалось применения новых способов художественной отделки камня: «В способе отделки камня для церкви приходится делать изменения, которые указал Василий Федорович Свиньин: камни должны быть насечены мелкими ударами. Нечего и говорить, что отделка получается безупречно поразительной красоты, но она и дороже — на каждую квадратную сажень по 15 рублей». Итак, в начале марта начали возводить стены, а в сентябре уже подошли к сооружению карнизов. И тем не менее Краснов писал: «Постройка церкви идет своим чередом, но не так быстро как хочется — это работа художественная!» В начале 1908 года в Хараксе полностью завершились все строительные работы. Несомненно, что дворец и храм Преображения Господня и св. Нины стали настоящими шедеврами ялтинского архитектора. Некоторые документы позволяют утверждать, что сам он считал эту церковь одной из своих самых больших удач23. Вот краткое описание ее, сделанное автором проекта: «Церковь в имении Его Императорского Высочества великого князя Георгия Михайловича «Харакс» построена в 1908 году и окончена отделкою в 1912 году. Проектирована в стиле грузинских и армянских церквей на Кавказе — Ахпата и Гелатского собора. Сложена из местного известняка в виде штучных камней, с высечкой орнаментальных частей из того же камня. Крыша церкви исполнена из каменных плит, уложенных по железобетонным сводам. Иконостас церкви высечен из красного полированного известняка. Царские врата, северные врата и киоты местных икон исполнены из бронзы в том же характере».
По желанию великого князя вход в церковь украсил мозаичный образ Спаса Нерукотворного, скопированный с иконы в домике Петра I в Петербурге. Знаменитая фирма А. Сальвиати получила от в. кн. Георгия Михайловича большой заказ на оформление интерьера церкви24, а рисунки орнаментов и картины образов для мозаики выполнил для итальянцев живописец А. Славцов. К концу 1907 года, в разгар работ по оформлению храма, Краснов заказал известной фабрике И.А. Жевержеева в Петербурге, поставщика Высочайшего Двора золотошвейных изделий, изготовить по сделанным им рисункам плащаницу, хоругви и одеяния священника. Церковь и звонницу архитектор расположил в отдалении от дворцовых зданий, на холме, они как бы парили над Хараксом, создавая неповторимый эмоциональный эффект. В их архитектурном облике явно просматривался тип небольшого придворцового храма, разработанный архитектором И.А. Монигетти для царского имения «Ливадия» и продолженный затем А.А. Авдеевым в его прелестной Покровской церкви в великокняжеской Ореанде, характерный удачным сочетанием византийского стиля здания с декоративными элементами, заимствованными из архитектуры храмов Закавказья.
Совсем в ином стиле были построены дворцовые здания. По собственному определению Краснова, дворец «исполнен в современном шотландском вкусе из местного известняка мозаичной кладкой со вставкой орнаментальных частей, высеченных из того же камня, и покрыт английской черепицей». При его проектировании зодчий ближе всего подошел к т. н. «рационалистической» архитектуре позднего модерна, для которой характерно сочетание простоты и целесообразности. Декоративные элементы почти отсутствуют, они уступают место элегантности и изяществу форм и пропорций здания, ажурных оконных переплетов и эффектному цветовому контрасту красной черепичной крыши и серого камня стен.
Как и в Дюльбере, каждый фасад, сохраняя единый архитектурный стиль, настолько своеобразен и отличен от других, что полное художественное восприятие здания может быть достигнуто только при обозрении его с разных ракурсов. Все жилые и хозяйственные постройки в имении, выдержанные в том же стиле, создавали вид современной уютной шотландской деревушки, живописно раскинувшейся на склоне скалистого мыса. В интерьерах комнат такое же впечатление оставляли мебель от английской фирмы Хэмптон, английское серебро и посуда, обивочные ткани и обои, выдержанные в модной цветовой гамме. Среди подрядчиков, принимавших участие в строительстве Харакса, можно обнаружить фамилии тех, кто затем в 1910—11 гг. столь же успешно проявил себя в царской Ливадии: это каменщик Пасхалиди, плотник Канащенков, мастера кузнечных и слесарных работ Перфильев и Менье, мраморщик Фирис, художник Славцов и др. При создании парка в великокняжеском имении вновь проявился талант Н.П. Краснова как ландшафтного архитектора. Сообразуясь с условиями местности, расположением композиционного центра усадьбы — дворца или виллы, вкусами заказчика, он каждый раз по-новому подходил к проектированию основных элементов парка. Удивляет его прекрасное знание флоры Средиземноморья. В письмах к Георгию Михайловичу Краснов объясняет, почему он помещает тот или иной вид растения перед фасадами зданий, при оформлении аллей, площадок, подпорных стен и шоссейной дороги, как подобранные им сочетания цветников, кустарников и деревьев будут смотреться через год или 75 лет спустя...
Особое внимание привлекает описание широкой каменной лестницы, поднимающейся от моря к площадке перед дворцом. Видимо, по замыслу архитектора она несла большую идейную нагрузку: преодолев подъем наверх, человек оказывался перед прекрасной статуей «Слава в Вышних Богу», находившейся в нише подпорной стены, — коленопреклоненная женщина обращается с молитвой к Творцу25. Лестница скрывалась в тени деревьев не традиционных для аллейных посадок, а красиво цветущих, трехъярусной стрижки груш. Из архитектуры малых форм самой интересной является, конечно, сохранившаяся до сих пор т. н. «античная» беседка, основу которой составили колонны и антаблемент из атриума разрушенного пожаром в 1881 году дворца в Ореанде, построенного для супруги Николая I, императрицы Александры Федоровны. В одном из писем матери Николай II сообщал ей, что подарил их Георгию Михайловичу для украшения парка в Хараксе.
Владелец имения «Харакс», генерал-лейтенант, генерал-адъютант, в. кн. Георгий Михайлович, третий сын в. кн. Михаила Николаевича, начал свою военную карьеру службой в Лейб-гвардии Егерском полку, отличался меткой стрельбой, за что представлялся к высоким наградам. Затем последовательно назначался на командные должности в Л.-гв. Конно-артиллерийскую бригаду, Л.-гв. Уланский полк, был командующим эскадроном Его Императорского Величества. Однако из-за больной ноги кавалерию пришлось оставить. В годы первой мировой войны великий князь состоял при Ставке Верховного Главнокомандующего, где основной его задачей были постоянные поездки по фронтам с последующим составлением донесений об общем положении. Кроме того, он выполнял разовые ответственные поручения, например, в 1915—16 гг. ездил с особой миссией в Японию.
Некоторые черты характера и, главное, наклонности Георгия Михайловича напоминали в. кн. Петра Николаевича: те же мягкость, деликатность, увлечение искусством, незаурядные способности к живописи и рисованию. Последнее нашло в конце концов очень удачное применение: в 1896 году Николай II назначил его директором Русского музея Императора Александра III в Петербурге, и великий князь принимал самое горячее участие в создании музейной коллекции живописи и скульптуры. Его собственное уникальное собрание старинных русских монет не имело себе равных в нумизматике, причем Георгий Михайлович несколько лет упорно работал над многотомным каталогом своей коллекции с полным историческим описанием каждого экспоната.
Весьма далекий от большой политики, в. кн. Георгий Михайлович все же счел необходимым присоединиться к обращениям своих братьев — Николая, Александра и Сергея — к Николаю II, предупреждавших царя о трагических последствиях для династии преступной бездеятельности правительства перед лицом стремительно нараставшей в стране революционной ситуации. «Милый Никки, — писал он в ноябре 1916 года, — если в течение ближайших двух недель не будет создано новое правительство, ответственное в своих действиях перед Государственной Думой, мы все погибнем». Предчувствие не обмануло Георгия Михайловича: 28 января 1919 года вместе с тремя другими великими князьями он был расстрелян большевиками в Петропавловской крепости. Его супруга, в. кн. Мария Георгиевна и две дочери, Нина и Ксения, оказались к началу бурных событий февраля 1917 года в Англии и в Россию больше не возвращались, сохранив тем самым себе жизнь. Но вернемся к предвоенному Крыму. В то же время, как началось строительство в «Хараксе», в соседнем «Ай-Тодоре» Н.П. Краснов в довольно короткий срок возвел здания «бараков для раненых воинов». Тогда появление на территории крупных южнобережных владений аристократов или просто очень состоятельных людей санаториев, госпиталей, лазаретов для пострадавших в русско-японской войне 1904—1905 гг. стало одним из распространенных направлений благотворительной деятельности.
Для современного человека слово «барак» обычно связывается с легкой деревянной постройкой для временного жилья. Но в имениях это были каменные прочные здания весьма привлекательного внешнего вида. В частности, в айтодорских бараках уже просматривались некоторые элементы архитектуры дворца в «Хараксе». А в 1912 году Краснов завершает в имении в. кн. Александра Михайловича еще одну постройку по его заказу — т. н. Малый дворец26 для семерых детей великокняжеской четы. В украшении этого элегантного небольшого здания, выполненного в стиле «модерн», архитектор использовал один из своих излюбленных приемов — включение каких-либо элементов декора в экстерьеры и интерьеры особняков и вилл, отражающих увлечения или занятия их владельцев. Так, в наружные стены фасада и в вестибюле «флигеля для детей» были удачно включены несколько белокаменных барельефов с изображением сцен из жизни античного мира из коллекции в. кн. Александра Михайловича, серьезно увлекавшегося археологией. Много и с большим творческим подъемом работал Н.П. Краснов и в крымских имениях князя Феликса Феликсовича и княгини Зинаиды Николаевны Юсуповых. 22 февраля 1914 года эта одна из самых знатных и богатейших аристократических семей России породнилась с Романовыми: оставшийся к тому времени единственным сын Юсуповых князь Феликс Феликсович Юсупов граф Сумароков-Эльстон-младший женился на племяннице Николая II, княжне Императорской крови Ирине Александровне. Их первую встречу, которая произошла на Южном берегу Крыма, князь запомнил на всю жизнь и с чувством непреходящего восхищения своей красавицей женой описал ее по прошествии многих лет, уже находясь в эмиграции: «Однажды во время верховой прогулки, я увидел прелестную юную девушку, сопровождавшую почтенную даму. Наши взгляды встретились, и впечатление, которое она на меня произвела, было столь живо, что я остановил коня, чтобы проследить за ней взглядом, пока она удалялась. В следующие дни я повторял эту прогулку в те же часы в надежде вновь встретить прекрасную незнакомку. Она не появлялась, и я возвращался очень опечаленный. Но однажды после полудня великий князь Александр и великая княгиня приехали к нам в сопровождении дочери, княжны Ирины. Каковы же были мое удивление и радость, когда я узнал в ней девушку, встреченную на дороге. На этот раз я имел полную свободу восхищаться необыкновенной красотой той, которая должна была стать спутницей моей жизни. У нее был профиль камеи, и она очень походила на отца». Красота Ирины, сочетавшаяся с природным умом и добрым характером, совершенно покорила молодого Юсупова: «Охваченный новым чувством, я понимал бедность прошлых своих приключений. Я, наконец, нашел эту совершенную гармонию, являющуюся основанием всякой истинной любви». Однако этих «приключений» на счету Феликса было более чем достаточно, чтобы создать ему славу неисправимого великосветского повесы. Естественно, это крайне настораживало не только родителей невесты, но и членов царской семьи, особенно императрицу Марию Федоровну, очень привязанную к своей внучке. А Александра Федоровна прямо заявила в. кн. Ксении Александровне, что «ни за что не отдала бы свою дочь за него». И хотя по окончании учебы Ф. Юсупова в Оксфорде в начале 1913 года было официально объявлено о помолвке, многочисленные слухи о поведении молодого князя, доходившие до будущих Высочайших родственников, поставили ее под угрозу разрыва. Пришлось ему в беседах тет-а-тет убеждать каждого из них в искренности своих чувств. Последнее слово, как всегда, было за вдовствующей императрицей: «Не бойся ничего, я помогу вашему счастью». Перечень бесчисленных драгоценных подарков, преподнесенных новобрачным родителями и членами царской семьи, включая самого Николая II и императрицу Александру Федоровну, которые присутствовали на свадьбе, — поражает воображение. Из них выберем для описания те, которые имеют прямое отношение к появлению в Крыму новых прекрасных вилл. К созданию последних был вновь привлечен ставший уже незаменимым для семьи Юсуповых Н.П. Краснов. Еще до того, как они породнились с Романовыми, ялтинский архитектор выполнил два их крупных заказа. В 1907—1910 гг. была произведена полная реконструкция кореизской дачи «Розовый дом», доставшейся Феликсу Феликсовичу-старшему по наследству от отца, графа Ф.Н. Сумарокова-Эльстона. Владелец имения решил включить это старинное здание в ансамбль запланированных к постройке нового дворца и кухонного флигеля. И почти одновременно со строительством Кореизского дворца в т. н. неороманском стиле Краснов приступил к проектированию и возведению удивительного по красоте и оригинальности Охотничьего дома в «Коккозе», имении Юсуповых в горной местности неподалеку от Бахчисарая.
Маленький дворец стал удачным творческим опытом архитектора в «национально-романтическом» направлении модерна: в нем органично сочетались конструктивные формы, свойственные этому модному тогда стилю, с художественными традициями местного зодчества. От интерьеров этого замечательного здания ничего не осталось, но в экстерьере сохранилась часть символа Коккоз27, «Голубой глаз» — стилистическое его изображение в виде витража. После помолвки сына кн. З.Н. Юсупова энергично занялась обустройством будущего дома для молодоженов на территории Кореизского имения. «Мы с Красновым затеваем перестройку Морозовской дачи!28 — сообщала она Феликсу в августе 1913 года. — Планы и рисунки будут готовы к твоему приезду и все дальнейшее будет зависеть от тебя (Выделено З.Ю. — Авт.). Мечтает он сделать что-нибудь вроде татаро-итальянского empire!!!29 с зеленоватой черепичной крышей и зелеными ставнями. В комнатах бордюры на стенах и мебель красного дерева, карельская, березовая и т. д. <...>, покрытая ситцем старого образца. Он уже разбил сад кругом со спуском прямо от балкона, и вместе с тем впечатление всей дачи остается то же, что и теперь, но гораздо красивее! Он говорит, что это чрезвычайно интересная задача! И что-то особенное хочет создать! Посмотрим!». А княжне Ирине Александровне супруги Юсуповы преподнесли в виде свадебного подарка одно из своих необыкновенной красоты крымских имений. Мать невесты, в. кн. Ксения Александровна, так описывает это событие: «19 октября 1913 г. Ай-Тодор. Чудная погода. В ½ 12 отправились с Юсуповыми, Минни, Ириной, <...> и Красновым в Орлиный полет (залет). В 1 ч. 10 м. выехали от Ай-Петри. Дивное место. Я ехала в закрытом моторе с Зинаидой Ю<суповой>, обе весьма простужены! Ехали полтора часа. Заехали в маленький домик: одна большая комната и рядом маленькая спальня30. В 8 верстах оттуда есть место, откуда открывается изумительный вид на всю долину Коккоз (видны их дома) и горы, даже можно видеть море, буковый лес и выезжаешь на площадку — красота большая! Юсупов подарил все это прелестное место с домиком Ирине! Это ужасно трогательно <...>. Вернулись в дом — выпили чай и ¼ 4 выехали обратно. Ирина совсем обалдела, не могла даже благодарить как следует. Наконец я ее заставила поцеловать его».
Присутствие Н.П. Краснова в этой поездке наверняка было связано с планами дальнейшего строительства в «Орлином залете», осуществлению которых помешала первая мировая война. Зато архитектор успел построить в «Сосновой роще», подаренной молодым в. кн. Александром Михайловичем, оригинальную комфортабельную виллу. «Великий князь Александр подарил нам небольшой сосновый лес на крутом морском берегу, — вспоминал впоследствии Феликс Юсупов. — Это было необыкновенное место. Там мы построили в 1915 году дом сельского типа31, весь побеленный внутри и снаружи и с крышей из зеленой черепицы. Поскольку он был построен на склоне, часть дома стояла ниже, и его главной особенностью было полное отсутствие симметрии. От входа, перед которым расстилался ковер цветов, спустившись на несколько ступеней, можно было попасть на внутренний балкон, нависавший над откосом холма. Балкон соединялся с террасой, середину которой занимал бассейн. С другой стороны был спуск к бассейну, окруженному колоннадой, увитой розами и глициниями, как и сам дом. Внутри разница уровней приводила к неожиданному и забавному расположению лесенок, площадок, балкончиков и т. д. Мебель из натурального дуба напоминала старинную английскую сельскую мебель. Кретоновые подушки лежали на сиденьях, а циновки заменяли ковры». Последней работой Н.П. Краснова на родине было проектирование и постройка в 1915—16 гг. санатория им. Императрицы Александры Федоровны «для выздоравливающих и переутомленных» в удельном имении «Массандра»32. Трехэтажное здание фахверковой конструкции, возведенное и полностью оборудованное за один год, завершало ансамбль стоящих невдалеке корпусов санатория Морского ведомства. За «лазарет для офицеров», как стали потом называть этот санаторий, 9 февраля 1917 года архитектор был удостоен титула действительного статского советника33. Последняя работа и последняя награда...
Вышедший из простого народа и достигший благодаря своему таланту и трудолюбию самого престижного звания Архитектора Высочайшего Двора, Н.П. Краснов в мае 1919 года вынужден был покинуть родину, спасаясь от волны жестокого террора, охватившего страну. На пароходе «Бермудиан», направлявшемся на Мальту, он вместе с семьей навсегда покинул милый его сердцу Крым. Затем, как и многие беженцы из России, они переехали с Мальты в Белград, столицу Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев, которое с января 1929 года стало называться Королевством Югославии. Этой стране, предоставившей ему возможность продолжать творческую работу и приют семье, выдающийся архитектор отдал весь свой талант и знания, не востребованные новой властью на родине. Умер Н.П. Краснов в Белграде 8 декабря 1939 года и похоронен в русском секторе кладбища близ Иверской часовни. Только спустя 50 лет после его смерти, в Ялте, где прошел самый плодотворный период жизни зодчего, появилась в память о нем скромная табличка на одной из маленьких улочек центра города... Примечания1. Краснов Николай Петрович (1864—1939), выдающийся русский архитектор, посвятивший свое творчество Южному берегу Крыма. Родился в семье крестьянина с. Хонятино Коломенского уезда Московской губернии. Двенадцатилетним мальчиком поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Окончив архитектурное отделение училища, в 1887 году приехал в Ялту, где жил и работал вплоть до эмиграции из России в мае 1919 года. С 1887 по 1899 г. — ялтинский городской архитектор, в обязанности которого входило решение широкого круга вопросов, связанных со стремительным развитием Ялты как общероссийского города-курорта. Деятельность Н.П. Краснова в этой должности заслужила высокую оценку крымской общественности. С 1899 года он целиком посвятил себя частной практике. Наиболее ярко творческий характер и высокий художественный вкус архитектора проявились в усадебном строительстве и создании великолепных дворцово-парковых ансамблей, в том числе и в южнобережных имениях Романовых. 2. Дюльбер (тюрк.) — прекрасный, великолепный. 3. Впоследствии, уже в 1899 году, Н.П. Краснов был включен в состав «Высочайше утвержденной научно-художественной комиссии по составлению проекта реставрации бывшего ханского дворца в Бахчисарае». Председателем комиссии Николай II назначил в. кн. Петра Николаевича. Работая с увлечением, практически безвозмездно, Краснов выполнил большое количество фотографий, рисунков, акварелей, чертежей как самого дворца, так и старинных домов города, которые объединил в пяти альбомах. 4. Эта композиция, описываемая далее в статье Кондакова, состояла из простейших компонентов, взятых в определенной пропорции — гипса, вазелина и красителей. Отливки из этой смеси, покрытые спиртовым лаком, приобретали вид драгоценного восточного фаянса. Здесь, как и в дальнейших работах, проявилась замечательная способность Краснова применять новые материалы, заменяющие ранее используемые дорогостоящие. 5. В этой связи уместно сравнить Дюльбер, как один из первых крупных опытов Краснова в использовании нового стиля, с построенным его бывшим соучеником по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества Ф.О. Шехтелем, особняком З.Г. Морозовой в Москве. Это необыкновенно эффектное здание на Спиридоновке появилось почти в то же время, как и Дюльбер в Крыму. В отличие от Краснова, которому великий князь сразу определил исторический стиль своего дворца, Шехтель был более свободен в выборе и остановился на английской готике, поскольку в ней доминирует архитектурное, а не декоративное начало. Выразительность «Дюльбера» не только в восточном колорите — это уже не было новостью для южнобережной архитектуры — но и в пространственной организации его объема, так же, как и характерные элементы готики сочетались у Шехтеля с совершенно оригинальным композиционным решением дома Морозовой. 6. Дворец «Дюльбер» был значительно разрушен во время Великой Отечественной войны. В 1946—59 гг. был восстановлен, однако окраска орнаментации сделана столь грубо, что полностью искажен первоначальный замысел архитектора. 7. Княжна Императорской крови Надежда Петровна (1898—1988). Старшая дочь Петра Николаевича и Милицы Николаевны Марина родилась в 1892 (ск. 1981), сын Роман — в 1896 году (ск. 1978). 8. Главноуправляющий имениями в. кн. Петра Николаевича. 9. В. кн. Николай Николаевич-младший (1856—1929), внук императора Николая I, сын видного государственного и военного деятеля России в. кн. Николая Николаевича-старшего (1831—1891). В 1876 году окончил Николаевскую академию генерального штаба. В русско-турецкую войну 1877—78 гг. состоял при штабе своего отца, который был тогда командующим русской армией на Балканах. Позже служил в гвардейской кавалерии. В 1895—1905 гг. — генерал-инспектор кавалерии. В 1905—1907 гг. Председатель Государственного военного совета обороны, в 1905—14 гг. — командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. С июля 1914-го (еще до начала мировой войны) и до августа 1915 года — Верховный Главнокомандующий. После смещения с этой высшей военной должности был назначен наместником Кавказа и командующим Кавказским фронтом. В этом качестве пребывал вплоть до Февральской революции. 10. В 1904—1909 гг. в. кн. Петр Николаевич занимал весьма высокую должность генерал-инспектора по инженерной части, затем был почетным председателем Главного военно-технического управления. В годы первой мировой войны постоянно находился при в. кн. Николае Николаевиче, выполняя его поручения. Вместе с братом эмигрировал в 1919 году из Крыма. 11. Князь Георгий (Юрий) Романовский, герцог Лейхтенбергский, третий сын в. кн. Марии Николаевны, старшей дочери императора Николая I и герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Брачные союзы «черногорок» с Романовыми имели явную политическую окраску. Как раз тогда Александр III разорвал традиционные узы с Германией, союз с Францией был еще в зародыше, а из всех славян черногорцы более всех симпатизировали России. За обедом, данным в честь Николы I Негоша, император провозгласил свой знаменитый тост, чуть было не обернувшийся дипломатическим скандалом: «За моего единственного друга, князя Николая Черногорского». 12. Так звали в. кн. Анастасию Николаевну в царской семье. 13. От герцога Лейхтенбергского у в. кн. Анастасии Николаевны было двое детей — сын Сергей (р. 1890) и дочь Елена (р. 1892). 14. «Чаир» в. кн. Анастасии Николаевны являлся частью бывшего имения «Барбо-Кристо», приобретенного в 1865 году светлейшим князем С.М. Воронцовым у кн. А.Б. Мещерской и занимавшего тогда территорию в 43 десятины. После смерти князя его супруга, кн. М.В. Воронцова продала «Барбо-Кристо» дворянам Титушкину и Токмаковой, которые, в свою очередь, начали распродавать его частями разным лицам. Так образовались имения «Дюльбер», «Мурад-Авур», гр. Клейнмихелей и др. У одного из таких частных владельцев, некоего Яблотова, и приобрела Анастасия Николаевна в 1898 году первые 1,5 дес. своего будущего «Чаира», а в 1902 году площадь усадьбы увеличилась за счет покупки двумя частями еще 2,5 дес. земли. 15. Великий князь Петр Николаевич. 16. Николай II во время пребывания в Ливадии осенью 1902 года специально ездил в Мисхор вместе с императрицей Александрой Федоровной для осмотра «строящихся двух домов Станы и ее детей». 17. Отец великих князей Георгия и Александра, в. кн. Михаил Николаевич (1832—1909), младший брат Александра II, с 1863 по 1881 г. был наместником Кавказа и Главнокомандующим кавказских войск, а в 1881 г. император Александр III назначил его Председателем Государственного Совета. В 1869 году Михаил Николаевич приобрел для своей супруги, в. кн. Ольги Федоровны (1839—1891), урожденной принцессы Цецилии Баденской, имение «Ай-Тодор» площадью около 70 десятин. К концу века оно стало самым крупным владением Романовых на Южном берегу Крыма после Ливадии и Ореанды — почти 200 десятин. Земельный участок протянулся от Севастопольского шоссе до берега, заканчиваясь мысом Ай-Тодор. В 1890-х имение по завещанию в. кн. Ольги Федоровны перешло ее сыну, в. кн. Александру Михайловичу. Впоследствии от «Ай-Тодора» отошли два небольших участка для имений «Харакс» и «Сосновая роща». 18. В апреле 1906 года «Хачамалар» был выкуплен у местных татар, и этот источник в основном питал построенную в 1906—1908 гг. водопроводную систему Харакса. Княжны Императорской крови Нина (1901—1974) и Ксения (1903—1965) — дети в. кн. Георгия Михайловича и в. кн. Марии Георгиевны (1876—1940), урожденной принцессы Греческой, дочери королевы Эллинов в. кн. Ольги Константиновны, любимой сестры поэта К.Р. 19. Томбург (Хомбург) — курортный городок недалеко от Дармштадта, Германия. 20. О происхождении его повествуется в Евангелии от Луки. — Однажды, когда Иисус молился на горе со своими учениками, лицо его преобразилось, одежда сделалась белою, и из облаков раздался голос Божий: «Сей есть Сын мой возлюбленный: его слушайте». Тем самым Иисус совершил одно из самых своих больших чудес, явив божественную сущность. 21. О выдержке Краснова, его стремлении любой ценой сохранить мир на стройке, свидетельствует и такой любопытный эпизод, приведенный им в письме к великому князю. В Хараксе сооружался тогда самый большой в России железобетонный бассейн для воды. «После окончания бассейна, — сообщает Николай Петрович, — я позволил себе сделать маленькое торжество на дне его, т. е. просил всех своих товарищей — техников осмотреть его и там же на дне бассейна закусить по русскому обычаю». 22. В частности, представляя в марте 1913 года в Императорскую академию художеств все документы, требуемые для присвоения ему звания академика, Краснов просил академика Ф.Г. Беренштама опубликовать в журнале «Зодчий» статью только о двух его работах — о Ливадийском дворце и церкви в Хараксе. 23. Авторам пока не удалось выяснить причину, по какой не был принят проект мозаичного убранства, предложенный для храма Преображения Господня и св. Нины архитектором А.В. Щусевым. 24. Как уже заметил читатель, о многих работах нашего выдающегося зодчего мы, к сожалению, можем теперь говорить только в прошедшем времени. 25. В отличие от бараков, Малый дворец («Флигель для детей») сохранился; его фасад до сих пор украшает небольшой античный барельеф, изображающий пахаря. 26. В. кн. Александр Михайлович и в. кн. Ксения Александровна, сестра Николая II, — родители княжны Императорской крови Ирины Александровны (1895—1970). 27. Коккоз (тат.) — голубой глаз. 28. Согласно А.Л. Бертье-Делагарду, известному исследователю истории Крыма, «Морозовская дача» в Мисхоре — это бывший дом кн. А.С. Голицыной, построенный по ее заказу в 1820-х годах. Некоторое время дача принадлежала крупному промышленнику Т.С. Морозову, который и скончался в ней в 1889 году, стоя на коленях во время молитвы. Юсуповы приобрели этом дом у наследников Морозова. 29. Ампир (фр.). 30. Т. н. «чайный домик», построенный Н.П. Красновым в 1912 г. по мотивам татарской сакли. 31. Дом Юсуповых не сохранился. 32. Был разрушен землетрясением 1927 года. 33. Соответствовал воинскому званию генерал-майор.
|