Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Согласно различным источникам, первое найденное упоминание о Крыме — либо в «Одиссее» Гомера, либо в записях Геродота. В «Одиссее» Крым описан мрачно: «Там киммериян печальная область, покрытая вечно влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет оку людей лица лучезарного Гелиос». |
Главная страница » Библиотека » А.В. Васильев, М.Н. Автушенко. «Загадка княжества Феодоро»
Олубей-грек — фигура умолчания в крымской историиКнязь Олубей — пожалуй, самая значительная, но и наиболее загадочная фигура в истории княжества Феодоро. «Олубей-грек» — так называют его генуэзские источники. Историк Бертье-Делагард переводил это имя как «большой», «старший» или «великий» правитель, объясняя его татарское имя тем, что он был в родстве с Хаджи-Гиреем или воспитывался у татар1. Его христианское имя достоверно не установлено. По нашему мнению, заслуживает особого внимания версия эллиниста Д. Спиридонова, который полагал, что под этим прозвищем скрывается сын Алексея Иоанн. Иоанн был старшим сыном Алексея, а значит, законным наследником престола. Об этом мы знаем из монодии византийского теолога и поэта Иоанна Евгеника. Он восхваляет «великого Алексия, мужа страшного и сильного в боях, острого разумом и еще более быстрого в действии. Это несокрушимый столп Хазарии... Солнце, обливающее лучами все землю Готфийскую». Далее речь идет о «великом Иоанне, достигшем высшей славы», «господине Хазарии». В течение нескольких лет Иоанн жил в Трапезунде, где состоялась его свадьба с Марией Асаниной-Палеологиней*. Считается, что устроила эту свадьбу византийская императрица Ирина Комнина. Здесь в Трапезунде у него родился сын Алексей, умерший в младенческом возрасте, на смерть которого и написана упомянутая нами монодия. Возможно, что именно в Трапезунде Иоанн получил свое второе нехристианское прозвище. Трапезундский двор в это время находился под сильным влиянием тюркского мира. Из хроники Михаила Панарета известно, что даже принцы и принцессы из царствующей династии Великих Комнинов иногда носили два имени — христианское и тюркское, при этом в быту второе часто вытесняло первое. Предполагаемая дочь Олубея Мария была женой молдавского господаря Стефана Душана. Как свидетельствует надпись на принадлежащей ей иконе, она именовалась «Марией Асаниной-Палеологиней, деспиной Молдавовалахии»2. Эта икона считается чудотворной и называется «не горящей в огне»3. Такую составную фамилию она могла носить только в том случае, если была дочерью Иоанна и Марии Асанины-Палеологини из Трапезунда. Отсюда напрашивается вывод, что христианским именем Олубея было Иоанн и что он был тем самым Иоанном, князем Хазарии, отцом умершего в детстве княжича Алексея, который вместе со своей супругой в течение некоторого времени жил в Трапезунде. Первое упоминание об Олубее относится к 1446 году. В этом году к берегам Крыма подошел трапезундский флот. Целью военной экспедиции была блокада Кафы4. Однако, вероятно, была и еще одна цель: защита интересов Иоанна-Олубея как наследника мангупского престола. Судя по всему, в период между смертью Алексея-младшего (не раньше 1441 года) и 1446 годом в мангупском княжеском доме происходила династическая борьба, окончившаяся победой Иоанна, поддержанного византийским и трапезундским императорскими домами. В генуэзских документах содержится информация о какой-то ссоре Олубея с братьями. Иоанн мог прибыть в Крым на имперских галерах и возведен в сан правителя Мангупа трапезундскими сановниками, которые хотели тем самым продемонстрировать, что Феодоро по-прежнему остается в зависимости от империи. Именно с Олубеем вел переговоры командующий трапезундским флотом деспот Давид Комнин, женатый на дочери Алексея Старшего — Марии. Уладив дела на Мангупе, трапезундцы совместно с феодоритами приступили к главной цели военной экспедиции. У берегов Кафы появились 13 понтийских кораблей, установивших блокаду итальянского анклава с моря. Инициатором этой экспедиции выступил император Иоанн IV Великий Комнин. Иоанн хорошо знал Крым. До вступления на престол он скрывался от гнева своего отца в генуэзской Кафе и располагал информацией о положении генуэзских колоний в Крыму, разбогатевших за счет торговли. Поэтому главной целью экспедиции было не вступление в вооруженные столкновения с генуэзскими войсками, а блокада Кафы с целью подорвать ее монопольную торговлю в Причерноморье. Одновременно с императорским флотом войска феодоритов и татары блокировали город со стороны суши. Блокада длилась в течение полугода, трапезундские галеры успешно перехватывали суда итальянских купцов, шедшие по каботажной линии Капитанства Готии. В поддержку антигенуэзской коалиции выступили мусульманские владетели Кастамона и Синопа. В качестве опорной базы для имперского флота выступал порт в Каламите. Кафа несла колоссальные убытки. В конце концов генуэзский консул был вынужден выплатить большую дань и наполнить корабли трапезундцев товарами. Экспедиция понтийского флота была последней крупной военной кампанией Трапезундской империи. Какие пункты договора касались Феодоро, неизвестно, но, скорее всего, в результате этой операции приморские крепости, такие как Алустон, Гурзуф и Партенит перешли под контроль мангупских князей, хотя там сохранились генуэзские консульства. Вопроса о границах государства Феодоро мы еще коснемся. Тем временем события в Восточной Европе разворачивались с головокружительной быстротой. Османский султанат, заявивший о себе как самостоятельная политическая сила за столетие до описываемых событий, превратился в региональную сверхдержаву. В 1444 году турки-османы разбили армию крестоносцев во главе с королем Венгрии и Польши Владиславом и кардиналом Джулиано Чезарини, шедшую на помощь Константинополю. Три года спустя турецкая эскадра появилась в Черном море. Турки неудачно попытались взять штурмом Монкастро (современный Белгород-Днестровский) и совершили рейд по крымскому побережью. Но им так и не удалось захватить ни одного города. В 1448 году турки разбили еще одну крестоносную армию, а в 1453 году взяли штурмом Константинополь. Султан Мехмед II триумфально въехал в древнюю столицу римских императоров и перенес туда свою резиденцию. На Кипре, Родосе, в Кафе и Трапезунде царила настоящая паника. Турецкая политика на северном направлении основывалась на идее превращения Черного моря во «внутреннее море» новорожденной Оттоманской империи. Генуэзский сенат передал управление своими колониями банку Святого Георгия, однако в течение длительного времени не находилось желающих занять консульскую должность в Кафе, поскольку все понимали, что удержать черноморские колонии почти невозможно. Феодориты и генуэзцы спешно проводили фортификационные работы в приморских крепостях, укрепляя их гарнизоны. И не напрасно. Уже в 1454 году новая турецкая эскадра появилась в Черном море. 11 июля в порт Кафы вошел турецкий флот, состоящий из 56 бирем. Эскадра стала на якорь на расстоянии артиллерийского выстрела из бомбарды, однако огонь турки не открывали. 14 июля в предместьях Кафы появился Хаджи Гирей с шестью тысячами всадников. Флот стоял у Кафы до 15 июля, и за это время турки дважды высаживались в городе. Жители оказали им серьезное сопротивление, в результате которого было убито от 10 до 15 турок. Однако, потерпев неудачу у Кафы, турки огнем и мечом прошли по побережью Крымской Готии, разоряя поселения и малоукрепленные убежища. После этой турецко-татарской военной демонстрации генуэзцы были вынуждены взять на себя выплату очень большой дани. Хаджи Гирей получал 600 соммов в год и 150 аспров в день. Турецкому султану Кафа обязалась ежегодно выплачивать 3 тысячи венецианских дукатов5. В этот период между Феодоро и генуэзскими колониями в Крыму устанавливаются более или менее терпимые отношения. Банкиры банка Святого Георгия настоятельно советовали местным администраторам сотрудничать с «императором Татарским, императором Трапезунда, деспотом Феодоро и владыкой Монкастро». Из сохранившейся переписки властей Кафы с Генуей известно, что во многом благодаря помощи Олубея генуэзцам удалось отбить турецкий десант. Мангупский деспот, узнав о готовящейся операции через своих шпионов, предупредил консула Кафы. Несмотря на турецкую угрозу, государство Феодоро вступило в период экономического расцвета. Хаджи-Гирей хотя и поддержал турок против генуэзцев, но не отказался от своего политического и экономического союза с феодоритами. Крымское ханство вело свои торговые операции не через генуэзскую Кафу, а через феодоритский порт Авлиту и алано-черкесское Воспоро. Переписка властей Кафы с протекторами банка Святого Георгия полна жалоб на феодоритов и татар. В донесении из Кафы от 11 сентября 1454 года, говорится: «Он [Хаджи-Гирей], препятствуя морскому сообщению, [дошел] до того, о чем никогда и не слыхивали: имея собственные фусты и, располагая собственными кораблями, он с их помощью нарушает торговлю и перевозит товары и рабов»6. Торговый флот, о котором идет речь в этом донесении, вряд ли принадлежал крымскому хану, так как нам ничего не известно о развитии морского дела у крымских татар. Можно предположить, что это были корабли княжества Феодоро или Трапезундской империи. В другом генуэзском донесении, датированном августом 1455 года, говорится о том, что князь Алексей и его братья решили соорудить галеру. Правители Кафы жаловались, что «из-за этого получается так, что почти все товары и рабы из Зихии, которые обычно попадали в Кафу, переправляются в Воспоро, а те, которые приходят из Турции, доставляются в Каламиту. Вследствие этого получается так, что доход Коллегии Святого Антония стал совсем ничтожным»7. В письме, отправленном в августе 1455 года, кафинцы пишут, что они (феодориты) «ведут себя враждебно, они устраивают порт в Каламите... неоднократно мы обращались к ним письменно, убеждая жить мирно и соблюдать находящие в силе договоры. Но это мало помогало. В ответ они и в особенности один между ними писали нечто также, что и стыдно передать... Мы ожидаем времени и не сомневаемся, что они понесут должное наказание за свою неблагодарность и заносчивость... Они хвастают, что, пока жив их отец и владыка хан татарский, они никого не боятся, из чего можно уразуметь какие их намерения». Весьма вероятно, что политический союз с татарами был скреплен и брачными узами. Целый ряд источников говорит об «отцовстве» Хаджи-Гирея по отношению к мангупским князьям. Венецианец И. Барбаро писал, что «равнины острова Кафы принадлежат татарам и ими управляет Улу-бей (Ulubi), сын Хаджи-Гирея». Историк Бертье-Делагард полагал, что речь в данных случаях идет о покровительстве и близких родственных связях8. В результате захвата Константинополя турками, блокады Босфора и переноса большинства торговых операций в Каламиту и Воспоро, Кафа оказалась в бедственном положении. Началось повальное бегство жителей из города. Ситуацию усугубляла необходимость выплаты колоссальной дани туркам и татарам. Во второй половине XV века фиксируется рост дипломатической активности государства Феодоро, свидетельствующий о значительном укреплении его авторитета в Восточной Европе. В таких обстоятельствах генуэзцы были вынуждены пересмотреть свое отношение к феодоритам. Олубей мог выступить посредником в делах с крымскими татарами. Последние открыто покровительствовали феодоритам и были связаны с ними взаимными договоренностями торгового и политического характера. В 1455 году протекторы банка Святого Георгия — крупнейшего банка в Европе — передают Олубею подарки и письмо, в котором называют его «возлюбленным братом во Христе» и призывают как христианина к совместным действиям. Использование такого обращения, как «ваше великолепие», говорит о том, что они ищут дружбы с правителем горного государства. Но кафинцы не прекратили враждебных действий против феодоритов. Олубей в ответном письме сообщает, что ему известны враждебные намерения кафинцев в отношении его государства. Военный инженер Джовани Печчино, руководивший фортификационными работами в Кафе, просил у протекторов банка Святого Георгия галеру и сто профессиональных солдат, с которыми он брался захватить Мангуп. В свою очередь, и феодориты продолжали вести борьбу с генуэзцами. В 50—70-х годах в Кафе и Солдайе произошло несколько крупных восстаний местного населения против генуэзского владычества. В Кафе они происходили в 1454, 1456, 1463, 1471 и даже в 1475 годах, в Солдайе — в 1470 году. Особенно сильным было восстание 1454 года, когда восставшим удалось захватить арсенал и центральные кварталы города9. С большой долей вероятности мы можем приписать эти восстания активности агентуры феодоритских правителей, которые стремились прекратить генуэзское владычество в Крыму. В 1466 году при помощи татар власть в Кафе попробовал захватить Захарий Гвизольфи, выходец из знатной генуэзской семьи, женившийся на владетельной черкесской княжне Бика-ханум и ставший независимым от генуэзцев правителем города Матреги (бывшая византийская Таматарха). Его заговор не удался, и ему пришлось провести несколько лет в башне кафинской цитадели10. После падения в 1461 году Трапезунда — последнего оплота византинизма на южном Понте, деспотат Феодоро остался последним независимым государством, входившим ранее в Византийскую империю и сохранившим нормы византийского права. Рост политического авторитета Феодоро связан с тем, что в планах готовящегося крестового похода против турок, которые разрабатывали римская курия и византийские эмигранты в Италии, главная роль отводилась странам и народам Восточной Европы, непосредственно заинтересованным в ликвидации турецкой угрозы. В нем должны были принять участие короли Венгрии, Польши, деспоты Молдавии и Валахии и государи Феодоро. В качестве ударного отряда предполагалось использовать населявших Крым и Кубань черкесов (зихов). Зихи прославились как неустрашимые и сильные воины. Они жили родовыми общинами и занимались главным образом разбоем, пиратством и работорговлей, что не мешало им быть православными. Зихийская митрополия Вселенского престола существовала со второй половины XIII века. В следующем столетии в Черкесии вместе с итальянскими купцами появились католические миссионеры, и некоторые зихские князья приняли католицизм. Им принадлежали города Копарио, Матрега, Воспоро. В бою черкесам не было равных. Генуэзец Джорджио Интериано, проживший в Черкесии всю последнюю четверть XV века, писал о постоянных набегах черкесов на Крым и констатировал: «Горсточка черкесов обращает в бегство целую толпу скифов [имеются в виду крымские татары], так как черкесы гораздо проворнее и лучше вооружены, лошади у них лучше, да и сами они выказывают больше храбрости». Кроме того, зихи были отличными моряками, подобно своим предшественникам готам и руссам, они совершали многочисленные морские походы на северное побережье Малой Азии. Первым о возможности использования зихов в антитурецком крестовом походе заговорил зять Алексея Мангупского деспот Давид Великий Комнин. В своем письме герцогу Бургундии, Филиппу, которое датируется 22 апреля 1459 года, он назвал зихов своими союзниками в готовящемся крестовом походе против османов. В походе должны были принять участие войска трапезундского императора, воинственные туркмены его зятя Узун-Хасана, царь Георгий Грузинский, князь Мингрелии Дадиан Липарит, герцог Абхазии Рабия со своими вассалами, черкесский князь Парсабек, поставлявший воинов для защиты Кафы и Трапезунда, а также правители Феодоро и подчиненные им готы и аланы. Из мусульманских правителей поддержать поход против османов пообещали султан Караминии и бей Синопа. В конце письма Давид обещал Филиппу освободить Святую землю и передать ему Иерусалимское королевство11. Не исключено, что налаживать контакты со своевольными и непокорными зихскими князьями помогали своему родственнику владельцы Феодоро. Феодоритов и черкесов объединяли взаимовыгодная торговля, постоянные конфликты с генуэзцами (последние, например, установили эмбарго в отношении ввоза камней, строительного леса, железа и всего прочего, что могло быть использовано местными правителями Понта для возведения крепостей) и общая православная вера. Кроме того, владетели Феодоро породнились с черкесскими аристократическими семействами. Так, дочь Олубея в молдаво-немецкой летописи названа «черкешенкой»12. В 1460 году, очевидно, уже после смерти Олубея, в итальянских источниках мы встречаем правителя Готии по имени Кейхи-бей. Мы располагаем всего лишь несколькими скупыми фактами о его кратком правлении, но они не оставляют сомнения в том, что он находился в родственных отношениях с черкесскими князьями. В реляции, посланной 5 мая 1460 года протекторам банка Святого Георгия консулом Мартино Джустиниани, содержится пассаж, дающий ценные сведения о ситуации в Крыму. Вассал и родственник (вероятно, как и во многих средневековых документах, слово «брат» употреблено в переносном смысле) Кейхи-бея, правитель Лусты (Алушты) черкесский князь Бердибек выступил посредником в переговорах между ханом Хаджи-Гиреем и владельцем Кримука (на Кубани) зихским аристократом Биберди. Встреча всех трех правителей должна была состояться в Воспоро. Но Биберди в самый последний момент отказался в ней участвовать. Тогда разгневанный Хаджи-Гирей приказал схватить Бердибека и с согласия его сюзерена господина Готии Кейхи-бея предал его смерти13. Были еще две причины, по которым северопонтийские правители приобретали большой вес в организации нового крестового похода. Во-первых, предполагалось, что снабжать хлебом крестоносную армию будет именно Северное Причерноморье. Во-вторых, существовала надежда на то, что союзниками крестоносцев выступят правители мамелюкского Египта, которые были по национальности черкесами и не теряли связей со своей родиной. Переговоры о создании коалиции не прервались и после захвата Трапезунда турками. В 1466 году Крым посетили папские послы, которые встретились с Хаджи-Гиреем по вопросу об организации крестового похода против турок. О переговорах с правителями Феодоро и черкесами ничего не известно, но кажется невероятной возможность того, что папские посланники проигнорировали их, тем более что среди черкесов было много католиков. В этой ситуации для упрочнения своей внутренней и внешней политики, чтобы подчеркнуть свою преемственность от Византии, правители Феодоро приняли пышную атрибутику и титулатуру ромейских василевсов. В символике княжества и монограммах деспотов этого периода встречается буква β — традиционное сокращение для слова «василевс»14. На гербе правителей Феодоро появляется императорская корона (1459). В Феодоро — последнее византийское государство — бежали многочисленные монахи из духовных центров Малой Азии и Балкан, а также эмигранты из Константинополя, включая представителей императорской династии Палеологов, большинство из которых позже оказались в Московском княжестве15. В планах нового крестового похода против турок Крымской Готии отводилась весьма значительная роль, и в случае его успеха «господа Феодоро» вполне могли претендовать на императорский титул в восстановленной Византийской империи. Примечания*. Род Асанов-Палеологов ведет свое начало от Ирины Палеологини, сестры императора Андроника II Палеолога и жены Иоанна III Асеня, царя Болгарии. Список цитируемой и упоминаемой литературы1. Бертье-Делагард А.Л. Каламита и Феодоро // Известия Таврической учёной архивной комиссии. — 1918. — № 55. — С. 35. 2. Tagaris A. The history from the 8-th to the 10-th century of the Noble Tagaris Byzantine Family. — www.tagaris.com. 3. Святая гора Афон. — Афон: Изд-во рус. монастыря св. вмч. Пантелиимона, 1994. 4. Карпов С.П. Трапезундская империя и западноевропейские государства в XIII—XV веках. — М., 1981. — С. 113. 5. Данилова Э.В. Указ. соч. — С. 211—212. 6. Данилова Э.В. Указ. соч. — С. 206. 7. Данилова Э.В. Указ. соч. — С. 206. 8. Бертье-Делагард А.Л. Каламита и Феодоро // Известия Таврической ученой архивной комиссии. — 1918. — № 55. — С. 35. 9. Фирсов Л.В. Исары. Очерки истории средневековых крепостей Южного берега Крыма. — Новосибирск: Наука, 1990. 10. Колли Л.П. Кафа в период владения ею банком св. Георгия // Известия Таврической ученой архивной комиссии. — 1912. — № 47. — С. 97. 11. Успенский Ф.И. Очерки истории Трапезундской империи. — Спб.: Евразия, 2003. — С. 265. 12. Славяно-молдавские летописи VX—XVI вв. — М.: Наука, 1976. — С. 27, 64. 13. Мыц В.Л. 1енуэзская Луста и Капитанство Готии в 50-е — 70-е годы XIV века // Алушта и Алуштинский регион с древних времен до наших дней. — К.: Стилос, 2002. — С. 187. 14. Кесмеджи П., Кесмеджи Г. Княжество Феодоро. — Симферополь, 1999. — С. 95. 15. Фадеева Т.М. Крым в сакральном пространстве. — Симферополь, 2000. — С. 14.
|