Фанариоты

Традиционно считается, что история княжества Феодоро завершилась с падением Мангупа в 1475 году. Однако письменные источники позволяют говорить о том, что еще в течение столетия в Крымской Готии могли сохраняться условия для существования православного княжества под турецким протекторатом. Высказанная мысль не будет казаться столь нелепой, как представляется на первый взгляд, если обратить внимание на некоторые особенности политического устройства Османской империи в XIV—XV веках.

Султан Мехмед II, глава завоевателей, считал себя наследником и законным преемником византийских императоров. Он бегло говорил по-гречески и среди своих предков имел принцесс из Сербии (Мара Бранкович), Болгарии (Дезислава Шизманова) и Византии (Феодора Кантакузина). Императорский совет сохранил для своих новых подданных византийское церковное и гражданское право и обещал защиту православного вероучения и жизни безоружного стада — «райи».

Кроме того, были созданы независимые княжества, непосредственно подчинявшиеся султану, так называемые «вакуфы» султанских матерей, определявшиеся через высочайшие фирманы в духовный фонд коронной земли. В этом отношении показательна судьба болгарского княжества Копривстица, основанного византийцем Хараламбо Гаврой и его родом (жупом). Оно получило привилегии в качестве «вакуфа» жены султана Мурада сербиянки Мары Бранкович, впоследствии неоднократно подтверждавшиеся султанскими фирманами. До конца XVIII века потомки Харламбо Гавры были беглик-баши (налоговыми чиновниками), придворными скорняками или конюхами султана. Такого рода очаги были распространены во всей империи.

После захвата Константинополя Мехмед II выделил грекам для поселения несколько кварталов в бывшей византийской столице. Один из них — Фанар — стал резиденцией Вселенского патриарха. В этом квартале жили семьи старой византийской аристократии, перешедшие на службу к туркам. Через функции императорского великого драгомана (то есть толмача — министра иностранных дел), придворного врача, скорняка, конюха или сборщика податей им удавалось получать статус феодального сеньора — чорбаши — и контролировать Вселенский патриархат. В дальнейшем они становились князьями (господарями) автономных областей в Османской империи и покровителями Святой горы (Афона), а также монастырей на Балканах и Кавказе.

Фанариоты не верили в западную помощь и видели свою цель в том, чтобы просочиться в административный аппарат империи, дождаться его разложения и последующего коллапса, а затем захватить власть в Порте и превратить ее в обновленную Византию. Так возник «Фанариотский проект» восстановления Византийской империи. Возможно, этот проект был утопичен и основывался не столько на политических реалиях, сколько на безвыходности положения. Фанариоты хотели быть обманутыми, и Мехмед II предоставил им эту возможность.

Многие из них вскоре забыли свои высокие идеалы, всецело отдавшись торговой наживе или погрязнув во внутриполитических интригах. Насилию и преследованиям им приходилось противопоставлять коварство и силу денег. Попытки использовать в качестве орудия для достижения своих политических целей Вселенский патриархат привели к его дискредитации в негреческих областях страны.

Кроме того, они не имели ни программы, ни плана действий, а имперскому правительству всегда удавалось не допустить единства среди фанариотов, натравливая один клан на другой и лишая власти, а подчас и устраняя тех из князей, кто представлялся наиболее опасным султанскому двору.

И чем слабее становилась Османская империя, тем больше репрессий обрушивалось на фанариотских князей, которых султаны вполне справедливо обвиняли в предательстве турецких интересов.

«Фанариоты, будучи вассалами султана, были в то же время единственными христианскими светскими правителями, остававшимися в рамках норм старого византийского мира, — утверждает Харлампий Орошаков. — Правление фанариотов было сравнительно неплохим, коррупция, по понятиям XVIII столетия, — неприметной. «Мегали идея» греков, то есть идея имперской предопределенности судьбы греческого народа, связывалась ими с византийским державным сознанием, с культурой и традицией античного эллинизма. Они были покровителями монастырей и школ. В XIX веке, после нововведений Берлинского конгресса 1878 года, фанариоты были повсеместно лишены своих титулов и привилегий, равно как и крупных земельных владений. Новый поднимающийся класс [мелких] буржуа диффамировал их как коллаборантов и эксплуататоров и вытеснил придворный ритуал капиталом. «Прекрасный фанариот» стал всеобщим синонимом коррупции, деспотизма и интриг»¹.

Конечно, можно осуждать фанариотов за предательство имперских идеалов, за их желание быть обманутыми, а возможно, и за подлость и трусость. Но что предлагали другие? Ничего, если, конечно же, не воспринимать всерьез идеи западного Крестового похода. Только нам кажется, что и при удаче этого предприятия восстановление Византийской империи вряд ли бы состоялось.

Византия попала в ту ситуацию, которую лучше всего характеризует поговорка: между молотом и наковальней. Она не могла не быть раздавленной и разорванной на части врагами. Лучшим решением проблемы была смерть на горящих улицах Константинополя. Такой выход избрал для себя Константин Драгаш и именно поэтому последний император навечно остался в памяти как своих почитателей, так и своих противников. Никто из них не мог отрицать трагического величия его фигуры, и еще на протяжении многих столетий все восточные христиане

«чувствовали воодушевление и прилив отваги всегда, когда говорили о последнем христианском императоре, покинутом своими западными союзниками, который твердо стоял в проломе стены, сдерживая натиск неверных до тех пор, пока они своим числом не одолели его и он не пал — вместе с империей, ставшей ему саваном»².

Но кто посмеет осудить тех, кто выбрал жизнь?

Список цитируемой и упоминаемой литературы

1. Орошаков Х.Г. Болгария и Европа. — http: // oroschakoff.com.

2. Рансимен С. Падение Константинополя в 1453 году. — М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1983. — С. 5.