5.3. Динамия и Полемон: Боспорское царство на весах политики Римской империи

Пока Римскую державу сотрясали гражданские войны, Боспорское царство могло вести совершенно самостоятельную политику (Сапрыкин, 2002. С. 55 сл.). Оно попадало в относительную зависимость от своего могущественного соседа, видимо, только после 22 г. до н. э., когда римский император Август занимался на Востоке реорганизацией вассальных государств (Каллистов, 1940. С. 65; Голубцова, 1951. С. 85; Сапрыкин, 1996. С. 314). Показательно, что термин φιλορώμαιος применительно к Асандру впервые появляется только в посвящении наварха Панталеонта, относящемся к последним годам его царствования, поскольку в нем в качестве второго эпонима выступает царица Динамия (рис. 125). По мнению В.П. Яйленко, это обстоятельство свидетельствует о факте соправительства Асандра и Динамии. При этом он считал, что золотая чеканка от имени последней началась только после смерти царя, имея в виду статер 16 г. до н. э. (Яйленко, 1987. С. 31). Теперь среди находок в святилище на Гурзуфском седле близ Ялты нам известен уникальный статер 21 г. до н. э. с именем царицы (Сапрыкин, 1990. С. 204 сл.), что заставило многих исследователей внести коррективы в сложившиеся представления о династической истории Боспора (Карышковский, Фролова, 1990. С. 91—98; Яйленко, 1990. С. 140 сл.). Не вдаваясь в дискуссию относительно начала чеканки самого Асандра, которую теперь принято относить к 50/49 гг. до н. э. (соответственно сдвигается и дата его смерти на тридцатом году правления), заметим, что от прежней датировки правления Асандра на Боспоре отказываться пока рано. Трудно предположить передачу Фарнаком права чеканки золотых монет другому, пускай даже влиятельному лицу за три года до смерти, на волне роста его могущества, позволившего вступить в противоборство с Римом за Понтийское наследство. Видимо, не остается ничего другого, как признать возможность, по крайней мере с 21 г. до н. э., одновременной чеканки золотых статеров от имени двух царственных особ: и Асандра, и Динамии, что не является уникальным случаем в практике монетного дела эллинистического времени (Болтунова, 1989. С. 89; Парфенов, 1997. С. 128; Braund, 2004. P. 84). Таким образом, посвящение Панталеонта, скорее всего, было сделано между 21 и 17 гг. до н. э., с которого началось самостоятельное правление Динамии, что свидетельствовало об отсутствии наследника, способного занять трон (Устинова, 1969. С. 61 сл.; Яйленко, 1990. С. 134).

Отношение Августа к царице Динамии, как внучке Митридата Евпатора, наиболее образно выразил М.И. Ростовцев: «вручить ей одной Боспор было неосторожно, не считаться с нею невозможно» (Ростовцев, 1918. С. 146). Видимо, римские власти опасались прежде всего возрождения на Боспоре митридатовских традиций, т. е. усиления местных правителей, главным образом, за счет опоры на варварскую периферию и военных поселенцев, привлеченных преимущественно из местных племен (Сапрыкин, 19856. С. 63 сл.; 1996. С. 315). Это могло рассматриваться как потенциальная угроза северо-восточным границам Империи.

Еще при жизни Асандра на Боспоре появился некий Скрибоний, объявивший себя внуком Митридата VI Евпатора, и утверждавший, что сам Август пожелал сделать его царем (Dio Cass. LIV. 24. 4). Впрочем, вполне возможно, так оно и было (Яйленко, 1990. С. 135; Сапрыкин, 1995. С. 188 с л.), учитывая его принадлежность к gens Scribonia. Скорее всего, этот выходец из Малой Азии получил свое имя и римское гражданство от Л. Скрибония Либона, одного из наиболее влиятельных сторонников Секста Помпея, а затем Антония. Либон был родственником Октавиана Августа, поскольку его сестра Скрибония вышла замуж за будущего императора в 40 г. до н. э. (Braund, 2004. P. 85).

В сражении с Асандром претендент на трон сумел одержать победу, и престарелый царь решил сам свести счеты с жизнью (Luc. Macr. 17). Царица Динамия, не желая углублять конфликт, вышла за Скрибония замуж, но реальной властью новый правитель не пользовался. В любом случае, поставленной перед ним задачи он не выполнил, и не замедлило последовать прямое вмешательство Рима. Полководец Марк Випсаний Агриппа, зять Августа, от его имени решавший на Востоке дела римских провинций и вассальных государств, поручил Понтийскому царю Полемону устранить Скрибония. Традиционно события, связанные с этим походом, вслед за Дионом Кассием, датировавшим их периодом консульства Марка Красса и Гнея Корнелия, относят к 14 г. до н. э. Впрочем, есть и другие мнения по поводу точки их отсчета, тем более, что многими исследователями не раз отмечалось наличие у Диона Кассия какой-то путаницы, «по-видимому, обусловленной ненадежностью его первоисточников» (Каллистов, 1940. С. 69; ср.: Латышева, 1991. С. 40—41). Неточности в датировке этим автором отдельных событий свидетельствуют в пользу старого предположения К. Брандиса о том, что Полемон появился в Северном Причерноморье уже в 15 г. до н. э. (Brandis, 1899. Sp. 779; Панов, 2002. С. 107)¹. Действительно, если рассматривать подготовку похода Агриппы на Боспор весной 14 г. до н. э. как реакцию на затянувшиеся военные действия, предпринятые до того Полемоном, такой вариант развития событий становится вполне вероятным.

Боспорцы, не желая войны, и, скорее всего, при поддержке Динамии, сами устранили Скрибония и пытались помешать Полемону прочно обосноваться на берегах Боспора Киммерийского. Тогда Агриппа решил поддержать своего ставленника, предприняв поход против непокорного царства. Сначала корабли Агриппы сосредоточились у Синопы, которая стала базой подготовки вторжения. Как известно, отсюда пролегал краткий морской путь к северным берегам Понта, в херсонесскую гавань и далее в Феодосию и Пантикапей (Максимова, 1956. С. 145 сл.). Ранее по этому маршруту, очевидно, уже проследовал Полемон (Масленников, 1995. С. 160), получивший от Херсонеса военную поддержку. На данное обстоятельство указывает надпись в честь местного гражданина, возглавившего вспомогательный отряд, отправленный на помощь царю (IPE, I², 419; Кадеев, 1981. С. 17; Соломоник, 1990. С. 26 сл.). Возможно, одним из первых боспорских укреплений, разрушенных Полемоном на пути его продвижения к Пантикапею, стала Кутлакская крепость (Афинеон?) в 60 км к западу от Феодосии (Ланцов, 1999. С. 134). Такая же судьба постигла и башни-форты на линии Узунларского вала (Масленников, 2003. С. 212).

Из используемого обычно сообщения Диона Кассия, который не вдается в подробности, следует, что уже сама угроза римского вторжения побудила враждебные Полемону силы сложить оружие и подчиниться (Dio. Cass. LIV. 24. 4). Отсюда утвердившееся в отечественной и зарубежной историографии мнение о том, что упомянутое предприятие Агриппы осталось незавершенным в отношении его непосредственного участия в военных действиях на Боспоре (см., напр.: Ростовцев, 1925. С. 45; Гайдукевич, 1949. С. 315 сл. = BR. S. 328; Сапрыкин, 1995. С. 192; Reinhold, 1933. P. 113—115; Roddaz J. — М., 1984. P. 463—468). Последним по поводу этих событий высказался в своей недавно вышедшей монографии, посвященной истории Боспорского царства на рубеже н. э., С.Ю. Сапрыкин, считающий «...все попытки приписать Агриппе вторжение на Боспор и свержение Динамии с последующей ее реставрацией на престоле с исторической точки зрения несостоятельными» (Сапрыкин, 2002. С. 122). Между тем существует сообщение Иосифа Флавия об участии иудейского царя Ирода Великого в этом предприятии (Ios. Fl. Ant. XVI. 2, 2). В свое время оно не было включено в «Scythica et Caucasica» — свод сообщений греческих и латинских авторов о Северном Причерноморье В.В. Латышева и, в дальнейшем, лишь немногие исследователи отметили данный факт, впрочем, и они считали, что непосредственное вмешательство Агриппы в боспорские дела не понадобилось (Голубцова, 1951. С. 89 сл.; Щукин, 1994. С. 179). Стоит привести этот отрывок из «Иудейских древностей» в неоднократно публиковавшемся переводе Г.Г. Генкеля: «Во время этого похода Ирод был неотлучно с ним, являясь его союзником в боях, советником в серьезные минуты и приятным товарищем в удовольствиях; всегда и везде был он с ним, деля с ним все тягости...», пока не «окончилось у них то дело на Понте, ради которого Агриппа был послан туда» [курсив мой — В.Г.]. Другой вариант предлагает С.Ю. Сапрыкин: «Во время этого похода (судя по контексту это поход Агриппы в 15—14 гг. до н. э. из Иерусалима в Митилену и далее в Синопу. — С.С.) Ирод был во всем ему помощником в государственных делах и советчиком во многих случаях» (здесь и далее речь идет о помощи государственной и «человеческой» уже во время стоянки флота в Синопе как главном эпизоде этого похода. — С.С.). Иными словами, у Флавия ничего не сообщается об участии царя иудеев в экспедиции на Боспор...» (Сапрыкин, 2002. С. 122). С.Ю. Сапрыкин, безусловно, прав, опуская в своем переводе выделенную ранее курсивом фразу, поскольку сохранившийся текст «Иудейских древностей» не дает для этого никаких оснований (Flavii Iosephi, 1893. S. 4). Что касается его комментариев, а тем более вывода, то с ними трудно согласиться. Конечно, Иосиф Флавий ничего не говорит о том, что флот Агриппы достиг берегов Крыма. Да для него это было и неважно, так как данного автора прежде всего интересовали личные взаимоотношения зятя императора Августа и иудейского царя. Тем не менее, текст «Иудейских древностей» не оставляет никаких сомнений в том, что военно-морские силы под командованием Ирода двинулись вдогонку Агриппе и присоединились к нему именно в Синопе. Если бы римский экспедиционный корпус в итоге так и не тронулся с места, упоминание о походе вряд ли было бы уместным. Например, трудно представить, чтобы наполеоновские генералы расценивали пребывание в Булонском лагере 1804—1805 гг. как поход на Англию. К тому же вряд ли можно считать убедительной демонстрацию военной силы на расстоянии около 600 км пути от места событий.

Рис. 125. Бронзовый бюст царицы Динамии

Данные Диона Кассия и Флавия существенно дополняет и уточняет сообщение Павла Орозия, использовавшего труд Тита Ливия о военной победе Агриппы: «Боспорские же народы одолел Агриппа и, вернув в бою римские знаки, которые те некогда захватили при Митридате, принудил побежденных сдаться» (Oros. VI. 21. 28)². В пользу успешных действий Агриппы на Боспоре говорит и тот факт, что по возвращении в Рим сенат назначил ему триумф, который, впрочем, так и не был отпразднован (Dio. Cass. LIV. 24. 10). Согласно традиции право на триумф имел полководец, который в качестве главнокомандующего одержал решительную победу на суше или на море в объявленной войне с внешним врагом (с числом убитых врагов не менее 5000) в объявленной войне с внешним противником и расширил пределы Римского государства (Liv. XXVI. 21; XXXIX. 29; Val. Max. II. 8. 1; Oros. 5. 4. 7). Следовательно, можно говорить о том, что, по крайней мере, на первых порах, Боспор был приведен к покорности с помощью самого Агриппы (ср.: Парфенов, 2001. С. 113). В этой связи обращает на себя внимание находка в святилище у перевала Гурзуфское седло крупной бронзовой пластины-лунницы с посеребренной лицевой поверхностью, которая определяется как деталь сигнума — воинского знака когорты или манипулы (Новиченкова, 2002. С. 78. Рис. 35, 3). Подобные детали хорошо известны по монетам времен Марка Антония и Августа с фигурами сигниферов (знаконосцев) и датируются двумя последними десятилетиями I в. до н. э. Лунница могла попасть в качестве приношения в святилище как трофей, взятый одним из участников бурных событий, связанных с пребыванием римлян на Боспоре. Она входит в хронологическую группу предметов конца I в. до н. э., являющихся характерными для мест пребывания римских войск: кольчуга типа «лорика хамата», фибулы Алезия и ранние типа Авцисса, стекло и др. (Новиченкова, 2002. С. 134). Обращает на себя внимание тот факт, что среди 99 монетных находок второй половины I в. до н. э. — рубежа н. э. присутствуют 53 экземпляра денариев и кистофоров Августа, а также серебряная драхма Полемона, крайне редко встречающиеся в Северо-Восточном Причерноморье (Новиченкова, 2002. С. 47).

Археологические исследования зафиксировали в конце I в. до н. э. крупные разрушения или гибель в пожаре целого ряда поселений Европейского Боспора. А.А. Масленников, не исключавший усиления войска Полемона римскими солдатами при его отправлении на Боспор, (Масленников, 1995. С. 162) считает возможным сопоставить последовавшие военные действия с гибелью в пожаре поселений «Полянка» и «Чокракский мыс» на азовском побережье Керченского полуострова и расположенной возле Узунларского вала сторожевой башни (Масленников, 1995. С. 158 сл.; 1998. С. 233). Где-то после правления Асандра, судя по находкам его монет, погибла крепость Порфмий в районе переправы через пролив (Кастанаян, 1983. С. 162; Масленников, 1995. С. 160). Предположительно с теми же событиями можно соотнести разрушения с последующими перестройками, зафиксированные в Семеновке, Ново-Отрадном, Салачике, Генеральском-Восточном, Сиреневой бухте, Золотом, Зеноновом Херсонесе, Андреевке Северной, Артезиане и ряде других (Кругликова 1975, С. 104 сл.; Масленников, 1995. С. 160). В то же время Пантикапей в это смутное время не пострадал и, очевидно, действительно сдался, покончив дело миром. До военных действий на другой стороне пролива скорее всего дело так и не дошло. М.Ю. Трейстер, полагая, что фибулы типа «Авцисса» 22а 2 можно рассматривать как деталь римского военного костюма на рубеже н. э., связывает серию таких фибул из Пантикапея с участием римских солдат в событиях на Боспоре, например, в походе Полемона (Трейстер, 1993. С. 69). Дополнительным аргументом в пользу этого предположения служит сводка находок на Боспоре римских монет республиканского и раннеимператорского времени. Они происходят либо из комплексов с монетами Полемона, либо найдены там же, где и детали римской военной одежды (Болдырев, 2000. С. 12—13).

Так или иначе, результат был достигнут: во главе царства оказался римский ставленник. Полемон никогда не забывал, кому он был обязан властью на Боспоре, и, видимо, сразу после смерти Агриппы в 12 г. до н. э., переименовал Гермонассу в Кесарию, а Фанагорию — в Агриппию (Яйленко, 1987. С. 79; 1990. С. 141 сл.). Другие точки зрения (см.: Болдырев 1999: 30—38; Денисова 2000: 258—263) вполне обоснованно критикует С.Ю. Сапрыкин, впрочем, предпринятую им попытку связать с Динамией переименование городов и отнести все надписи с ее именем к периоду практически единоличного и единственного, по его мнению, правления царицы в 22—14 гг. до н. э. (Сапрыкин, 2002. С. 1-3-106), также нельзя признать удачной (ср.: Латышева, 1981. С. 103). Такая демонстративная мера, как изменение названий двух городов, в целях официальной пропаганды, несомненно, должна была сопровождаться достаточно обильной чеканкой меди, которая почему-то не попала в клады периода военных действий понтийского царя на территории Боспора (Болдырев, 1999. С. 30 сл.). К тому же для этого времени трудно представить сочетание крайнего сервилизма формулировок ряда надписей Динамии по отношению к Августу («бог, сын бога, спаситель и благодетель» — КБН. № 38, «всей земли и всего моря правитель, спаситель и благодетель» — КБН. № 1046) с удержанием на Боспоре как престижных военных трофеев римских значков, которые, согласно Павлу Орозию, удалось вернуть только Марку Агриппе (Oros. VI. 21. 28).

Относительно дальнейшей судьбы Динамии мы можем только догадываться. Если ее брак с Полемоном и состоялся, как об этом сообщает Дион Кассий, то он был весьма непрочным и непродолжительным (Латышева, 1981. С. 104; Парфенов, 1997. С. 131; Parfenov, 1996. S. 100 ff.). Существует предположение, что царица отправилась в качестве заложницы в Рим, где и пребывала вплоть до смерти Полемона в 8 г. до н. э. (Парфенов, 1997. С. 132; Parfenov, 1996. S. 95—103). Тогда, по крайней мере, понятно, почему, женившись на Пифодориде, внучке Марка Антония, Полемон до своей смерти в 8 г. до н. э. успел произвести на свет двух сыновей и дочь.

Положение нового царя не было достаточно прочным, особенно в азиатской части Боспора. Очевидно, уже в начале военных действий 14 г. до н. э. в борьбу против Полемона и римлян активно включились аспургиане, и, видимо, у них были на то свои причины. Не исключено, что Динамия отправилась в Рим не одна. Ч. Роуз, исследовавший южный фриз известного Алтаря Мира, воздвигнутого в Риме к 9 г. до н. э., предположил, что рядом с Агриппой здесь изображена боспорская царица с сыном (Rose, 1990. Р 453—467). В данном случае мальчик лет пяти, увенчанный диадемой, имеет явно варварские черты и носит на шее гривну Могла ли уже немолодая Динамия (считается, что она родилась около 65 г. до н. э.), которой ко времени начала работы над алтарем, было уже больше 50 лет, иметь маленького сына? Вряд ли. Напрашивается еще одно предположение: в критический момент, чтобы обеспечить полную поддержку сильных в военном отношении аспургиан боспорская царица могла официально усыновить отпрыска одного из их знатных семейств — ставшего впоследствии царем Аспургом. Может быть, в силу этого Дион Кассий говорит, что сын Аспурга, Митридат VIII, вел свой род от знаменитого Митридата Евпатора (Dio Cass. LX, 8). Не исключено, что именно с наследником трона и сопровождавшими его лицами прибыл в Рим некий боспорянин (аспургиан?) Аспург, сын Биомаса, выступавший там в роли переводчика сарматов и похороненный в императорском колумбарии первой трети I в. н. э. (Moretti, 1972. P. 567).

Говоря об аспургианском происхождении Аспурга мы склоняемся к точке зрения В.П. Яйленко (Яйленко, 1990. С. 164). Другие мнения следующие³: Аспург — это синдо-меотский царь (Anderson, 1934. P. 268; Rostovtzeff, 1919. P. 99—103; Горемыкина, 1955. С. 128—131); сарматский царь (Ростовцев, 1918. С. 149); его отец — царь Асандр=Асандрох (КБН. № 40) (Бертье-Делагард, 1911. С. 182; Гайдукевич, 1949. С. 539—540; он же, 1955. С. 128; Устинова, 1969. С. 62); родился от брака Асандроха с представительницей местной знати (Сапрыкин, 2002. С. 208); это приемный сын Асандра (Виноградов, 1994. С. 153); его мать — царица Динамия (Латышев, 1909. С. 103; Minns, 1913. P. 594; Ростовцев, 1916. С. 91. С. 16—18; Гайдукевич, 1949. С. 316=BR. S. 328—329; Блаватский, 1964. С. 134; Масленников, 1990. С. 162; Сапрыкин, 2002. С. 208). Попробуем высказать собственные соображения по этому поводу. Поскольку Асандр вступил на трон в преклонном по тем временам возрасте — около 60 лет, то его возможности породить законного наследника от внучки Митридата VI Евпатора были достаточно ограничены во времени, и, следовательно, предполагаемое появление на свет Аспурга должно относиться ко времени не позднее 40 г. до н. э. Таким образом, к моменту смерти в 37 г. его возраст подходил бы к 80 годам, что маловероятно при наличии юных сыновей⁴.

В недавно найденной фанагорийской надписи о посвящении статуи Эрота Аспург скромно именует себя всего лишь сыном царя Асандроха (Кузнецов, 2005. С. 63—64), тогда как для населения Боспора того времени легитимность власти означала принадлежность к роду Митридатидов (Сапрыкин, 2002. С. 208), что в данном случае не отмечено. Динамия в этом отношении не стеснялась, постоянно называя себя «дочь великого царя Фарнака, сына царя царей Митридата Евпатора Диониса». К тому же, в этой и другой надписи (КБН № 40) обращенных к жителям крупнейших городов Боспорского государства, если Асандрох действительно соответствует Асандру, скорее следовало бы ожидать употребления греческой формы этого имени, известной по монетным легендам и титулатуре последних лет правления Асандра — «царь царей, великий, спаситель». Во всяком случае, точку в вопросе о статусе отца Аспурга пока ставить еще рано. Так или иначе, по-прежнему остаются актуальными слова Ю.Г. Виноградова об этом периоде истории Боспора: «топтание в заколдованном круге многократно уже обсужденных комбинаций может быть преодолено лишь с помощью тщательной повторной ревизии наличного эпиграфического и нумизматического фонда» (Виноградов, 1992. С. 130).

Возвращаясь к событиям конца I в. до н. э. отметим, что в любом случае противники навязанного Боспору римского ставленника Полемона последовательно боролись с ним, и эта война затянулась надолго. В ходе военных действий новый боспорский царь предпринял поход против Танаиса (Strab. XI. 2, 3; Болтунова, 1969. С. 61; Шелов, 1970. С. 226—234), где его предшественница на троне определенно пользовалась поддержкой со стороны местного населения, о чем свидетельствует фрагмент постамента воздвигнутой в ее честь статуи (Arsen'eva, Böttger, Vinogradov, 1995. S. 217—219). То же можно сказать относительно племенного мира Азиатского Боспора и его пограничья, судя по всему, наводненных родственниками царицы благодаря брачной политике Митридата VI Евпатора (App. Mithr. 102). В захоронении одного из современников похода Полемона в кургане 26 у пос. Алитуб на Дону помимо монет Митридата VI и Асандра найден бронзовый котелок легионера типа «Сиския» ступени В1а (Щукин, 1994. С. 178), возможно, взятый как трофей.

В конце I в. до н. э. отмечены следы разрушений в ряде районов Фанагории (АЕСП, 1984. С. 79), прекратили функционировать оборонительные сооружения Лабриса (Семибратнее городище)⁵. Тогда же погибли такие, больше уже не восстановленные, укрепления, как резиденция Хрисалиска (Сокольский, 1976, С. 39, 108, 118—120), крепость на юго-западном берегу Ахтанизовского лимана (Сокольский, 1965. С. 87; 1995. С. 89—113), сельская усадьба Юбилейное I (Савостина, 1987. С. 58), крепость у ст. Анапской близ Горгиппии (Алексеева, 1988. С. 69), Раевское городище и поселение у Широкой балки (Онайко, 1984. С. 91—92; Александровский, Вязкова, Гольева, Малышев, Смекалова, 1999. С. 9)⁶.

Очевидно, Полемон вовсе не собирался гарантировать особый статус аспургиан в своем царстве, хотя, возможно, такие переговоры и велись. О финале этого противостояния Страбон сообщает следующее: «Когда царь Полемон, напав на них под предлогом заключения договора о дружбе, не сумел, однако, скрыть свои намерения, они перехитрили его и, захватив в плен, убили» (Strab. XI. 2, 11). Вероятно, аспургианам удалось успешно применить такой характерный для кочевников способ ведения войны как засада (Сапрыкин, 2002. С. 143). О распространенности военных операций подобного рода у сарматов свидетельствует упоминание Аммианом Марцеллином в качестве причины холощения ими своих коней того, что в этом случае животные спокойно ведут себя в засадах (Amm. Marc. XVII. 12. 2).

Скорее всего одним из аспургианских вождей, сыгравшим важную роль в этих событиях, был уже упоминавшийся Матиан, сын Заидара, надгробная стела которого была поставлена от имени царицы Динамии «памяти ради» (Яйленко, 1995. С. 220—224). Для Боспора это уникальный случай постановки надгробия царствующим лицом, что предполагает особые заслуги погребенного и довольно тесный характер отношений с правящим домом⁷. В.П. Яйленко считает, что оно могло быть установлено только в период борьбы с Полемоном в 13—9 гг. до н. э. (Яйленко, 1995. С. 224), однако это могло быть сделано и позднее. Обращают на себя внимание ровные аккуратные буквы надписи одинаковой высоты, четко вырезанные по тонко прочерченным линейкам, а также такой элемент курсивного письма, как выступающее над вершиной буквы продолжение правой боковой гасты у альфы, лямбды и дельты. Ранее считалось, что эта деталь письма появилась на Боспоре не ранее 14 г. н. э. (Болтунова, Книпович, 1962. С. 21). Следовательно, стелу Матиана правильнее отнести ко времени около рубежа или к самому началу н. э., когда вернувшаяся к власти Динамия могла отблагодарить своих верных сторонников, и они заняли почетное место при ее дворе или в системе управления царством. Действительно, давняя гипотеза о втором единоличном правлении Динамии в 9/8 г. до н. э. — 7/8 г. н. э. (см., напр.: Ростовцев, 1916. С. 18; он же, 1918. С. 147; Гайдукевич, 1949. С. 316—317 = BR. S. 328; Блаватский, 1964. С. 134; Шелов, 1970. С. 231; Латышева В.А., 1981. С. 104; Анохин, 1986. С. 148; Виноградов, 1994. С. 154; Funk, 1986. S. 32), вполне объясняет большое количество надписей, сделанных от ее имени или в ее царствование (Латышева, 1981. С. 103, 106). Их — девять, в отличие от двух, относящихся к Асандру и четырех — к Аспургу, а ведь эти цари пребывали у власти достаточно долгое время. Если допустить личное знакомство царицы с Августом и Ливией, становится вполне логичным решение римским принцепсом вопроса о власти над Боспором после смерти Полемона в ущерб интересам его вдовы Пифодориды. Отсюда и благодарность Динамии, выразившаяся в установке статуй императорской четы в трех крупных городах царства — Пантикапее, Фанагории и Гермонассе, и чеканка, начиная с этого времени, золотых статеров с портретами Августа и Агриппы, а также монограммой ДУМ (Парфенов, 1997. С. 132). Впрочем, недавнее сообщение о двух статерах с этой монограммой от 12/11 и 10/9 гг. до н. э. (Анохин, 1999. С. 127—128), если это действительно так, может заставить пересмотреть устоявшиеся взгляды на хронологию событий этого периода.

С.И. Болдыревым была высказана еще одна, правда, слабо аргументированная точка зрения, согласно которой неправомерно говорить о «первом» и «втором» правлении Динамии. Он считает, что царица правила непрерывно с 21/20 г. до н. э. (смерть Асандра) до 7/8 г. н. э., поскольку «визит» Полемона на Боспор был весьма непродолжительным, с весны 13 г. до н. э. до марта 12 г. до н. э. (Болдырев, 1999. С. 36). Кроме того, он пытается обосновать тезис о том, что городская чеканка Кесарии и Агриппин последовала далеко не сразу после переименования.

Так или иначе, с конца I в. до н. э. зависимость Боспорского государства от Рима усиливается, в том числе и в военном отношении. На своих границах правители Боспора, как и другие вассальные по отношению к Риму цари, должны были поддерживать дружеские отношения с соседними варварскими вождями, наблюдать за передвижениями кочевых племен, охранять от набегов подвластное оседлое население и, по возможности, воздерживаться от прямых военных акций, направленных за пределы собственных границ (ср.: Gracey, 1986. P. 312). Статус союзного царства обязывал боспорских правителей участвовать в формировании подразделений вспомогательных войск для римской армии. В этой связи можно вспомнить, каким образом в «Истории» Тацита характеризуется политика империи по отношению к ее союзникам: «Они не платят податей, с них требуют лишь доблести и солдат...» (Tac. Hist. V. 25). Уже с 8/7 гг. до н. э. боспорские вспомогательные части появились в Малой Азии, что засвидетельствовано надписью из Антиохии Писидийской, где упоминается префект Боспорской когорты (ILS. № 9503). Попытка С.И. Болдырева со ссылкой на декреты из Олимпии и Фокеи времени правления Адриана (Граков, 1939. № 7. С. 34), где упоминаются командовавшие I Боспорской когортой трибуны XII Молниеносного легиона, рассматривать ее не как вспомогательное подразделение, а как I когорту соответствующего легиона, своего рода гвардию Агриппы, получившую свое название за поход на Боспор (Болдырев, 2000. С. 13; Ср.: Крыкин, 1993. С. 238), выглядит, по крайней мере, наивно. Во-первых, как раз для вспомогательных войск собственное название воинской части, указывающее на место, где она была сформирована и произведен первый набор, являлось совершенно обычным делом (Ле Боэк, 2001. С. 134); во-вторых, почетные наименования ал и когорт или указания на провинцию, где отличились конкретные подразделения, служили дополнением к их названию и появились только при Флавиях (Ле Боэк, 2001. С. 15); в-третьих, в римской армии существовала практика назначения военных трибунов легиона командирами вспомогательных милиарных когорт (см., напр.: Голыженков, 2000. С. 11; Рубцов, 2003. С. 134). Кроме того, показательным является наличие в 135 г. в отражавшей аланский набег армии Арриана в Каппадокии наряду с XII Молниеносным легионом II Боспорской милиарной конной когорты лучников (Нефёдкин, 1999. С. 176, 180). По поводу принадлежности последней к вспомогательным войскам ни у одного из исследователей сомнений не возникало.

Относительно собственно боспорской армии еще раз отметим возросшую роль аспургиан, часть которых, видимо, находилась на военной службе в столице в качестве царской гвардии (Масленников, 1990. С. 81, 144). Некоторые из них могли войти в состав правящей элиты, восприняв греческие имена, язык и отчасти религиозные представления. Данное обстоятельство в дальнейшем облегчило приход к власти на Боспоре Аспурга (10/11—37/38 гг.) — представителя новой династии, имевшей сарматские корни.

Примечания

1. Той же точки зрения придерживается Дж. Андерсон, дополнительно обосновавший ее ссылкой на армянскую версию «Хроники» Евсевия, где пребывание Агриппы в Синопе датируется концом 15—14 гг. до н. э., а не годом позже, как у Диона Кассия (Anderson, 1934. P. 268).

2. Отметим, что такой поздний автор как Евтропий включил в перечисление стран и народов, побежденных при Августе, все города Понта, «среди которых наиболее известными были Боспор и Пантикапей» (Eutrop. VII. 9).

3. О различных взглядах на этот вопрос см.: Сопова, 1991. С. 113.

4. Наиболее категорично по этому поводу, выдвинув соответствующую аргументацию, высказались А.С. Руслева и А.Б. Супруненко: «Аспург не являлся сыном Динамии при всех возможных вариантах различных предположений» (Руслева, Супруненко, 2003. С. 265)

5. Terminus post quem в данном случае дает найденный в 2001 г. при раскопках круглой северо-восточной башни пантикапейский тетрахалк 27—21 гг. до н. э. (ср.: Анохин, 1986. С. 148. Табл. 10, 251).

6. О различных мнениях относительно хронологии этих памятников см.: Бонин, 2004. С. 28—31.

7. Правда, эти выводы вступают в противоречие со скромными размерами (высота — 61 см, ширина — 52 см, толщина — 15,5 см) и материалом этого памятника, которым является известняк.