Первые князья

В январе 1223 года в Таврику ворвались монголы под предводительством Джебе и Субедея, которые преследовали половцев. Арабский писатель Ибн-ал-Насир писал: «Придя к Судаку, татары овладели им, а жители разбрелись, некоторые из них со своими семействами и своим имуществом взобрались на горы, а некоторые отправились в море».

Из исторических источников, относящихся к этому периоду (послания византийского иерарха Феодора, епископа Алании в Константинополь»; путевые записки французского посла в Орду Гильома де Рубрука, монаха-доминиканца Юлиана и итальянца Плано Карпини), можно составить представление о ситуации в Таврике после включения ее в сферу влияния монгольской империи.

Монголы обложили местных архонтов данью, но сохранили им автономию. Политический статус византийских (в данном случае речь идет о принадлежности к культурно-историческому «византийскому содружеству», а не о прямой зависимости этих территорий от империи) анклавов в Северном Причерноморье, к которым можно отнести Херсон, Сугдею, Боспор, Феодоро, Кырк-Ор и Таматарху (Матрегу), был сходным со статусом древнерусских княжеств в период монголо-татарского ига. Зависимость крымских городов от татар выражалась в уплате им дани и, вероятно, в выдаче ханских ярлыков местным правителям. Так, Гильом де Рубрук, посетивший Сугдею в 1254 году, пишет, что правители города (capitanes) отправились в ставку монгольского хана Сартака, где находились в течение нескольких месяцев¹.

С большей или меньшей степенью уверенности можно говорить о восстановлении влияния Трапезунда в регионе, чему, возможно, способствовал разгром монголами Иконийского султаната. Владыка Феодор, рукоположенный в Никее епископом Алании, и его отец, хиротонисанный в епископы Боспора, встретили в Таврике самый негостеприимный прием. В Херсонесе они подверглись преследованиям со стороны местных церковных и светских властей, а в Боспоре местный архонт даже запретил им высадиться на берег². Такое отношение к рукоположенным в Никее иерархам со стороны местных правителей может объясняться тем, что Крым еще и в это время находился в некоторой зависимости от Трапезунда, по крайней мере, в духовных делах. Известно, что вплоть до 1260 года Великие

Комнины и их архиепископы в Трапезунде не признавали каноничности никейского патриарха и его синода³. (Позже Феодор, приехав в Аланию, нашел там параллельного епископа, поставленного грузинским синодом, очевидно с ведения Трапезундского двора.)

Правда, власть Великих Комнинов в Таврике уже не была столь прочной, как в начале XIII столетия, постепенно она становилась все более номинальной. Слово Περατεια применительно к титулу трапезундских владетелей в последний раз упоминается в 1364 году в хрисовуле, выданном императором Алексеем III Великим Комнином венецианцам.

Крупнейшим городом в Таврике в это время была Сугдея. По переписи 1249 года, которая была организована с целью упорядочения выплаты дани татарам, в городе насчитывалось более восьми тысяч домов, которые были обязаны платить дань. Население Сугдеи было разноплеменным и многоэтничным. Кроме греков, здесь жили аланы, половцы и татары. В городе действовала венецианская фактория. Во главе города стояли чиновники, носившие византийский титул севаста. Анализ имен севастов из заметок в Синаксаре монастыря Богородицы Скутариотиссы показывает, что, кроме греков, эту должность нередко занимали аланы и лица тюркского происхождения. Однако все они были православными христианами. В городе в это время, кроме монастыря Богородицы, действовали монастырь Одигитрии, храмы Святой Софии, Святого Стефана и Святой Варвары. Сугдея была одним из крупнейших торговых центров Причерноморья, здесь пересекались торговые пути из Европы и Азии, а также Руси. Во многих русских и восточно-европейских городах были корпорации Сугдейских купцов.

Древний Херсон утратил свое значение ведущего торгового города Таврики, проиграв в конкурентной борьбе Сугдее. Феодор Аланский, посетивший город между 1222 и 1240 годами, сообщает о нестабильной политической обстановке в Херсоне: «Город скорбел о домашних бедствиях. Сиротил его меч язык извне, а внутри поднималась междоусобная брань». В 1299 году он был разграблен татарами, после чего так и не восстановился. В документах константинопольского патриархата указывается на «бедность» митрополии Херсона в XIV веке⁴.

И Херсон, и Сугдея, по крайней мере номинально, входили в состав государства Феодоро. О Сугдее как о владении мангупского князя Стефана (конец XIV века) упоминается в русских летописных источниках⁵, тогда как в Херсоне был обнаружен осколок плиты с монограммами, напоминающими известные нам монограммы правителей Феодоро. На плите изображены три сердцевидных щита с нерасшифрованными монограммами, а также отрывок надписи, начало и конец которой утеряны. Во всяком случае, она включает в себя упоминание καστρον της Χερσωνος⁶.

Третьим крупным центром на полуострове был Боспор, который в послании римского папы Иоанна называется городом «именитым, обширным, весьма населенным, изобилующим всякими благами мира сего». Боспор, так же как и старый византийский город Таматарха на восточном берегу Керченского пролива, попал в зависимость от местных аланских или зихских (черкесских) князей.

Область между Сугдеей и Херсоном называлась Готией. По сообщению итальянца Иосафата Барбаро, «прямо позади Кафы на берегу Черного моря, лежит сначала Готия, а потом Алания, простирающаяся вплоть до самого Монкарстро (современный Белгород-Днестровский — Прим. авт.). От соседства готов с аланами произошло... название готаланов. Аланы были первоначально обитателями страны. Пришли готы, покорили их и, смешав свое имя с их именем, назвали себя готаланами. Все они, равно как и черкесы, исповедуют греческую веру»⁷.

Политическим центром крымской Алании был город Кырк-Ор, расположенный севернее Феодоро. «Кырк-Ор находится в стране асов (аланов), его имя значит по-турецки сорок крепостей; это сильно укрепленный замок, основанный на неприступной горе, — писал в 1321 году арабский географ Абульфеда. — Наверху горы есть площадь, где жители страны в минуты опасности находят убежище»⁸.

О другом названии Готии сообщает Гильом де Рубрук. Он пишет, что местные жители называют ее Кассарией или Кессареей (то есть «царской землей»), тогда как латинянам она известна как Газария. В этой области, по свидетельству Рубрука, «между Солдайей и Херсоном существует сорок замков, каждый из них имеет особый язык, среди них много готов, язык которых немецкий». Он также отмечает, что обитатели этих замков «следуют обычаям греческой церкви»⁹.

Что мы знаем о первых правителях и истории государства Феодоро в XIII веке? К сожалению, почти ничего. Но, как справедливо отмечает Э. Брайер, правящие семейства не исчезают бесследно «даже в средневековом Крыму, где источники крайне скудны». По его мнению, новый материал, на который надеялись Браун и Васильев, может быть найден в лице одного из представителей рода, чья жизнь приходится на «темный период» середины XIII столетия. Это неизвестный по имени архонт Гадрас, который в 1254 году обосновался в Синопе, отбитом им у сельджуков. Он обратил мечети в церкви и правил в этом приморском городе несколько лет. Архонт погиб, обороняя город от сельджуков, в 1266—1267 годах.

Брайер полагает, что «Великие Комнины рассматривали не только Крым, но и Крым и Синоп вместе как Περατεια — «заморские земли», значившиеся в их титуле. Связи Синопа с Кафой и Сугдеей были тесными; в XIII веке сельджуки в свою очередь обнаружили, что Синоп — прекрасная база для набегов на Крым. Поэтому Н. Гадрас мог представлять ветвь семьи, вытесненной из внутренних областей сельджуками, которая еще поддерживала связи с Трапезундской Халдией, но была вынуждена искать естественное убежище в Крыму. Такая же экономика, основанная на скотоводстве, могла развиваться и вокруг Мангупа. Поэтому Η. Гадраса можно счесть недостающим звеном между Гаврасами Анатолии и крымскими Ховрами, а также между областью Понт и Крымской Готией»¹⁰.

Жители византийской Таврики внимательно следили за ходом военных действий между сельджуками и Трапезундом. В синаксаре Богородицы Скутариотиссы в Сугдее осталась заметка, посвященная взятию Синопа войсками архонта Гадраса.

Первое достоверное свидетельство о самом Мангупском княжестве относится к рубежу XIII—XIV веков. Русские летописи сообщают о состоявшемся около этого времени браке великого князя Суздальского Константина Васильевича и византийской княжны Анны «Грековны», дочери мангупского князя Василия¹¹.

Время заключения брака не известно, однако вряд ли он состоялся позже 1310 года. Анна умерла монахиней под именем Елены не позднее 1335 года, из чего можно заключить, что ее отец «Василий, князь Манкупский» правил на рубеже XIII—XIV веков. Сыном Анны был нижегородский князь Андрей, по примеру матери вместе со своей женой Анастасией окончивший жизнь монахом в Галиче. Повторение имени Василий среди следующих представителей мангупской княжеской династии подтверждает версию о его родстве с Ховрами.

Другой неизвестный по имени правитель, «князь Готии», упоминается в 20-х годах XIV века¹². Известно, что так называли в некоторых источниках деспотов Феодоро вплоть до конца XV столетия.

На рубеже XIII—XIV веков произошло временное укрепление позиций Византии в Таврике. Северное Причерноморье оставалось в центре внимания византийских дипломатов и политиков. Укрепить свои позиции в этом регионе Палеологи попробовали при помощи династических браков с татарскими правителями. Проявляла большую миссионерскую активность и православная церковь — по инициативе русских в столице Золотой Орды Сарае была создана подчиненная константинопольскому престолу Сарайская епархия.

В 1271 году Михаил VIII Палеолог выдал замуж свою дочь Евфросинью (ум. 1292) за татарского полководца Ногая. Ногай создал фактически независимое от Золотой Орды государство, простиравшееся от северных границ Болгарии по южнорусским степям на Восток. В сферу его влияния входила и Таврика. Население квазигосударства Ногая было по преимуществу православным. По свидетельству византийского историка Пахимера, ему подчинялись аланы, готы и зихи, составлявшие значительную часть его армии.

После заключения союза с Византией в 1271 году несколько татарских полководцев приняли крещение. Так, на стороне византийцев в Болгарии действовал крещеный татарский хан Касимбег, получивший титул протостратора. О крещении самого Ногая ничего не известно, однако несомненно, что в борьбе с золотоордынским ханом Тохтой он вынужден был опираться на своих православных подданных и заигрывать с византийской аристократией, о чем говорят чеканенные им монеты (1285—1295 гг). На монетах он именуется византийским титулом «деспот». На аверсе монет тамга Ногая, тогда как реверсы известны трех видов: 1) с греческими буквами IC XC, 2) с крестом и буквами IC XC, 3) с двуглавым орлом¹³.

В 1299 году Ногай совершил поход против генуэзцев в Крым. Причиной для этого стало убийство его внука, присланного за сбором дани, в Кафе или Солхате. По свидетельству арабского хрониста Рукнеддина Бейбарса, войска Ногая ограбили Сару-Кермен (Херсонес), Кырк-Ор (Чуфут-Кале), Керчь, Сугдею, сожгли Кафу. Интересно, что Феодоро-Мангуп в этом списке не фигурирует.

Когда Ногай потерпел поражение от хана Тохты, алане кие отряды, служившие в его армии, перешли византийскую границу и поступили на службу в императорские войска.

Ханы Золотой Орды Тохта (1290—1312) и Узбек (1313—1341) были женаты на византийских принцессах. Жена последнего, которая приходилась дочерью императору Андронику III Палеологу, уговорила мужа отпустить ее в Константинополь, чтобы она могла родить в Порфирном дворце. Дети членов императорских династий, родившиеся в этом дворце, назывались порфирородными и имели право на византийский престол. Сохранилось описание прибытия жены Узбека в Крым из Золотой Орды.

Ее сопровождала огромная свита из 500 всадников и 200 молодых рабынь, большинство из которых были гречанками. Свите было придано 400 повозок, 2000 лошадей, 300 пар волов и 200 верблюдов. При Палеологине находилось по 10 греческих и индийских конюхов.

С начала XIV века появилось новое обстоятельство, способствовавшее сближению византийцев с Золотой Ордой. Михаил Палеолог предоставил колоссальные торговые привилегии на территории империи и в Черном море своим союзникам — генуэзцам. Но при сыне и преемнике Михаила Андронике II (1282—1321) отношения с Генуэзской республикой резко ухудшились. У татар с генуэзцами также постоянно возникали конфликты, всё это накладывалось на противостояние православного и католического епископов в Сарае и интриги разных группировок при ханском дворе, в частности из числа подвластных русских и аланских князей.

По всей видимости, политика византийского двора, направленная на союз с татарами, способствовала восстановлению византийского влияния на полуострове. Император Андроник II дал разрешение на миссионерскую деятельность католических епископов в Боспоре и Херсоне. Разумеется, что подобного рода разрешение могло потребоваться миссионерам только в том случае, если императоры в Константинополе причисляли эти города хотя бы формально к своим владениям.

В не меньшей степени восстановлению византийского влияния должны были способствовать отношения с правителями государства Феодоро. Из исторических источников известно, что семья Палеологов имела свои владения в Таврике. Византийский историк Дука, сообщая в своей книге о завещании императора Мануила II Палеолога, пишет, что его четвертый сын Константин (последний император Византии Константин XII) должен был получить в управление какие-то местности на Понте, граничившие с Хазарией (о Κωνσταντινος, ος και τα ποντικα μερη τα προς Χαζαριαν εκληρωσατο)¹⁴. Хазарией византийские авторы традиционно называли Таврику; например, трапезундский писатель Иоанн Евгеник писал о правителях Мангупа как о «князьях Хазарии». Но какие места могли иметься в виду? Комментируя этот отрывок из Дуки, Сестренцевич-Богуш предполагал, что они были собственным доменом Палеологов, а не частью империи. Палеологи, в силу ограниченности ресурсов, не могли предпринимать военных экспедиций в Крым для закрепления своего влияния на полуострове. Поэтому вхождение каких-то крымских владений в домен Палеологов могло произойти только в результате династического брака с местными архонтами.

В XV веке некоторые члены феодоритской правящей династии использовали фамилию Палеолог. Такое употребление императорской фамилии по канонам того времени было возможно для родов и династий, чьи представители имели в своих жилах императорскую кровь.

Среди владений Палеологов в Крыму, вероятно, был город Джалита, современная Ялта, которая в XIV веке не входила во владения крымских митрополитов, а подчинялась непосредственно константинопольскому патриарху. В этом городе находился отдельный патриарший экзарх, именуемый «экзархом Хазарии»¹⁵. Логично предположить, что выведение этой области из-под юрисдикции митрополита Готии было связано с тем, что она входила во владения семьи Палеологов, не подчиняясь местным администраторам.

Годы правления первых известных нам правителей Готии-Феодоро совпадают со временем начала генуэзской экспансии. В 1261 году император Михаил VIII Палеолог предоставил генуэзцам за обещанную ими помощь в овладении Константинополем большие торговые привилегии в Византийской империи и Черном море.

В последующие десятилетия генуэзские купцы приобрели колоссальное влияние как в самом Константинополе, так и в Причерноморье. Наиболее точно политику генуэзцев, направленную на достижение торговой монополии, охарактеризовал византийский император Иоанн Кантакузин: «задумали они немало, они желали властвовать на море [Черном] и не допускать византийцев плавать на кораблях, как будто море принадлежало только им».

В Константинополе генуэзцам принадлежал торговый квартал — Пера, или Галата, обнесенный крепостными стенами. Иногда они чувствовали себя настолько уверенно, что генуэзские подесты направляли ультиматумы императорам, вмешиваясь во внутренние дела Византии. В Крыму центром их колониальных владений стала Кафа (город находился на месте современной Феодосии).

Пользуясь колоссальными льготами, предоставленными им правительством и слабостью имперской власти, генуэзцы поставили под контроль торговлю империи. Иногда правительству удавалось поставить их на место. Так, когда в 1336 году генуэзские пираты захватили богатый остров Лесбос, император Андроник Младший осадил Галату, заставив срыть ее стены, а затем с флотом из 84 кораблей очистил ряд островов от генуэзского владычества. Но чаще генуэзцы, этот передовой отряд экспансии католического Запада на православный Восток, выходили из таких конфликтов победителями.

По мнению известной исследовательницы темы отношений Византии и Италии Е. Скржинской, «Византия получала удары со всех сторон, и, быть может, ее история этих столетий являет собой один из самых поразительных примеров колоссальной жизнеспособности. Редко бывало, чтобы культура и ее фокус, коим была византийская столица, так продолжительно и ярко сияли, так прочно воспринимали и зарождали новые пышные расцветы в других странах, когда враги нападали, а территория того, что продолжало носить гордое имя Империи ромеев, бесконечно сжималась... Внедрение генуэзцев в Константинополь было обдуманным, упорно и неутомимо проводимым предприятием. Их исключительная энергия, их огромные денежные средства были направлены на то, чтобы укрепить себя, а с другой стороны — ослабить Византию в самом центре». Генуэзская Пера в черте Константинополя «с ее обитателями, ничем не связанными с великим очагом византийской жизни и культуры, кроме только того, что они медленно, но верно губили ее, была подобна неизлечимой язве на усталом и теряющем силы организме»¹⁶.

В 40-х годах XIV века татарский хан Джанибек попытался поставить заслон на пути неудержимой экспансии итальянских купцов и католических миссионеров на Восток. Любопытно, что начало военных действий против итальянцев в Северном Причерноморье последовало за визитом к отцу Джанибека Узбеку византийских послов во главе с аристократом Кидонисом, заключивших мир с воинственным ханом.

В 1343 году Джанибек разорил фактории итальянцев в Тане, а в 1346 году начал длительную и кровавую осаду Кафы. Но у татар не было своего флота, поэтому город мог получать все необходимое со стороны моря. В отчаянии хан приказал перебросить при помощи катапульты в Кафу чумной труп. Начавшаяся в городе эпидемия через генуэзские галеры перекинулась сначала в Константинополь, а затем в Западную Европу, войдя в историю как «черная смерть».

Временным ослаблением генуэзцев воспользовался император Иоанн Кантакузин, решивший возродить некогда славный византийский флот. В ответ на строительство флота итальянцы спровоцировали военный конфликт, потребовав передачи им возвышавшегося над Галатой холма. После получения отказа они начали обстрел со своих кораблей крепостных стен Константинополя. Неопытные византийские флотоводцы оказались не в состоянии противостоять профессиональным генуэзским пиратам. Часть флота Кантакузина была разнесена бурей, а другая захвачена итальянцами¹⁷.

Спустя три года Джанибек вновь напал на Тану, разграбив имущество итальянских купцов. В ответ генуэзские корабли блокировали устье Дона и Керченский пролив, заставив хана заключить мир. По условиям мирного договора 1349 года венецианцам, пизанцам и грекам доступ в Тану был запрещен¹⁸.

Запретив своим конкурентам доступ в Азовское море, Генуэзская республика вплотную перешла к осуществлению своей главной цели — блокаде Константинопольского Босфора. Это событие вызвало очередную ожесточенную войну между Генуей и Венецией (1350—1355), в которой на стороне последней приняли участие Арагон и византийский император Иоанн Кантакузин.

В 1352 году около Босфора произошло одно из самых кровопролитных морских сражений в истории. Генуэзцам удалось наголову разбить союзный флот Венеции, Арагона и Византии. Венецианский адмирал Пизано увел свою эскадру в Мраморное море, бросив союзников-византийцев на произвол судьбы. Кантакузину пришлось заключить унизительный мир, запретив врагам Генуи заходить в гавани империи. В ответ Арагон и Венеция запретили византийцам торговать в своих портах.

Это было сокрушительное поражение византийской внешней политики. После Кантакузина никто из византийских императоров даже не пытался проводить независимую политику в области морской торговли.

Поражение Византии поставило архонтов Газарии в очень сложное положение. Где силой, где подкупом генуэзцы расширяли свои торговые привилегии, осуществляя экспансию на местные территории. В 1318 году они открыли свое консульство на Боспоре. Отныне алано-зихским князьям приходилось считаться с построенной генуэзцами мощной крепостью Черчио. В 40-х годах XIV века они отняли «без сопротивления у гордых, беспечных и несогласных между собою» греческих князей важный порт Симболон (современная Балаклава)¹⁹. После поражения Кантакузина в войнах 1347—1348 и 1350—1352 годов ему пришлось согласиться с созданием генуэзского консульства в Херсоне, греческим судам было запрещено заходить в этот город, равно как и в Азовское море. В результате торговля Херсона была подорвана окончательно, хотя он сохранил статус «византийского владения»²⁰. В 1365—1380 годах при содействии татар генуэзцы аннексировали Сугдею и всю приморскую полосу от современного Судака до Севастополя.

Конфликты местных православных князей в Таврике способствовали укреплению влияния генуэзцев. Так, при захвате генуэзцами Сугдеи отношения между греческими архонтами в этом городе «дошли наконец до такой вражды междоусобной, что семейства, наиболее страдавшие от этих смут, не хотели даже присутствовать и участвовать в общих богослужениях. Отсюда произошло такое множество церквей, что число их доходило до нескольких сот»²¹.

Трапезундские Великие Комнины, которые чувствовали себя в большей безопасности, чем константинопольские Палеологи (им приходилось считаться с непосредственной военной угрозой только со стороны мусульманских стран, тогда как Константинополю грозило вторжение еще и с Запада), пробовали конкурировать с генуэзцами за право торговли в Черном море. В 1314 году трапезундский флот, усиленный девятью синопскими галерами, появился в водах Кафы, однако военная экспедиция потерпела неудачу. В 1347—1349 годах Великие Комнины еще раз попробовали добиться преимущества в причерноморской торговле. Заключив союз с Кантакузином и Таврическими архонтами, они объявили войну генуэзцам, изгнав их из своей столицы. В ответ генуэзская флотилия совершила грабительский набег на малоазиатский город Керсунт и, уничтожив понтийский флот, появилась на рейде Трапезунда. Испуганный император Мануил поспешил заключить мир с итальянским адмиралом. После 1364 года трапезундские василевсы перестали использовать в своем титуле слово «Ператея», признав, что не имеют даже номинальной власти в Таврике. Последний год почти точно совпадает со временем захвата генуэзцами Судака.

Крымским ромеям приходилось воевать не только с генуэзцами, но и с татарами. Принятие ислама татарами при Узбеке способствовало росту антагонизма между православным и татарско-мусульманским населением. В 1322 году в Сугдее вспыхнул конфликт между православными и «тюрками»; вероятно, под последними следует понимать мусульман, так как среди тюрок было немало православных. Первоначально победа оказалась на стороне греков, но затем «Тюркам помогли их сообщники, которые перебили Византийцев страшнейшим образом и выгнали большую часть их». Так сообщает Ибнбатута об этом событии. А в сугдейском синаксаре стоит заметка такого содержания: «8 августа пришел уполномоченный хана Узбека по имени Карабулат и занял Сугдею без боя, приказал снять все колокола, сломать иконы и кресты и запереть двери церквей: была печаль, какой никогда не бывало». В январе следующего года занесена заметка: «Безбожные Агаряне закрыли божественную и святую икону Спасителя в царских вратах богоспасаемого города Сугдеи»²². В период с 1223 по 1237 год татары разоряли Сугдею не менее пяти раз.

Не обошли катаклизмы стороной и Феодоро. О напряженной обстановке в первой половине XIV века свидетельствует загадочная надпись на стене мангупской башни в верховьях Табаны-Дере. Надпись была открыта еще в XIX веке, однако прочитать ее полностью до сих пор не удалось. В отчете Ф.А. Брауна об осмотре стены с надписью отмечается: «На камне (песчаник, разм. 0,665×0,365×0,24) как бы черновая надпись в 9 строк: буквы скорее нацарапаны, чем высечены небрежно и неглубоко. Они сильно выветрились и стерлись, да кроме того чья-то рука прошла по всем строчкам острым инструментом с целью уничтожить надпись!!»²³ Кроме того, верхняя строка, в которой могло быть названо имя лица, в честь которого была поставлена плита, утрачена. В начале прошлого столетия была сделана попытка расшифровки надписи при помощи новейших по тем временам технических средств. К работе была подключена фотолаборатория Института исторической технологии Академии истории материальной культуры.

Благодаря особому приему (фотографирование «со щелью») и специальному усилению негатива на снимке удалось по возможности ослабить прорезывающие надпись поперечные линии, нарушающие ее чтение.

В результате удалось частично восстановить текст. В первой сохранившейся строчке читается окончание общего заголовка надписи, в нем говорится, что плита ставится феодоритами на вечную память о воспоминаемом событии и действующем лице. Далее, после указания на неприятельскую конницу, идет почти связный рассказ: «...Десять запряжек волок и погонщика убили и... услышал, против варваров поднял от мала до велика и преследовали их до ...[название местности] ...Богохранимой крепости Феодоро и гнали и рубили до Зазале (?)... частей (?) 68...»

Последние две цифры — это начало даты, приведенной от «сотворения мира», что соответствует концу XIII—XIV веку до 1392 года. По нашему мнению, ее можно связывать с набегами Ногая, Тохты или Узбека.

Впервые в этой надписи мангупская крепость называется «крепостью Феодоро» (ΚΑΣΤΡΟΝ ΘΕΟΔΟΡΟΥ).

В такой обстановке правители Феодоро всеми силами стремились к укреплению своей столицы. Найденная в конце XIX века строительная надпись сообщает о фортификационных работах, проведенных в правление хана Тохты (или Тохтамыша) неким сотником (εκατοντρχου Чич(икием?). Тюркское имя и византийский титул последнего вызвали много споров среди историков, особенно в свете того, что на другой строительной надписи из Мангупа, датируемой 1361 годом, упоминается имя «экатонтарха» Хуйтани.

Текст надписи следующий: «Господи Иисусе Христе Боже наш (благослови) основавших сию стену, построена эта башня верхнего города почтенной Пойки помощью Божией и святого Дмитрия и попечением всечеснейшего сотника нашего Хуйтани (достойного?) всякой чести и (совершено) восстановление Феодоро вместе с Пойкой построены в 6870 г.»²⁴.

Как следует из эпиграфических памятников, Чичикий и Хуйтани были не правителями Феодоро, а сановниками более низкого ранга. Должность «сотника» имела в этот период в Таврике вполне определенный смысл, так назывались администраторы, ведающие ополчением, а также строительством, ремонтом и защитой стен и башен города. Выбирались сотники из числа наиболее авторитетных и зажиточных горожан. Эту должность сохранили в захваченных ими городах Таврики как генуэзцы, так и впоследствии турки²⁵.

Даже в нестабильной политической обстановке первой половины XIV века правителям Крымской Готии, по крайней мере иногда, удавалось проводить самостоятельную политику. Свидетельством тому эпизод, связанный с казнью по наветам московского князя Георгия Даниловича Великого князя Тверского Михаила Ярославича.

Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского» сообщает, что, будучи вызванным в ставку монгольского хана Узбека, Михаил нашел его на берегу моря Сурожского при устье Дона, вручил ему дары и шесть недель жил в Орде. Затем по приказу хана состоялся суд, на котором великого князя обвиняли в уклонении от уплаты дани, а также в убийстве при помощи яда матери Георгия Московского. Он был признан виновным и закован цепями. Верные слуги государя не бросили его и советовали ему бежать в горы. Но князь отвечал: «Я никогда не знал постыдного бегства, оно может только спасти меня, а не отечество. Воля Господня да будет».

Изнуренного и слабого Михаила выставили на площади, где на него приходили посмотреть выходцы из разных народов, включая «цареградцев и немцев», «рассказывая, друг другу, что сей узник был великим государем в земле своей». Хан все еще колебался, но Георгий подкупил его советников, и те настаивали на казни великого князя. Наконец решение было принято. Михаил узнал об этом, отслушал заутреню и благословил сына своего Константина, после чего взял псалтырь и начал читать его. В это время к шатру Михаила приблизились князь Георгий и его убийцы, получившие право привести приговор Узбека в исполнение. Великий князь стоял и молился, когда один из них, по имени Романец (как видно, христианин, а не татарин), вонзил ему нож в ребра и вырезал сердце.

Н.М. Карамзин ошибочно считал, что Сурожское море является Азовским. По его мнению, встреча Михаила и Узбека произошла в приазовских степях, после чего они направились на юг к горам Кавказа, в которые и советовали бежать подданные великому князю.

С критикой этой версии выступил известный ученый Ф. Брун. Отметив ошибочность локализации у Карамзина Сурожского моря — известно, что так называли в Средние века на Руси Черное море, — он предположил, что «автор Воскресенской летописи под устьем Дона подразумевал не устье. Дона в Азовское море, а Керченский пролив». Отсюда князь немедленно предстал перед Узбеком, одна из ставок которого находилась в Солхате (Старом Крыму). Именно здесь и произошел его арест. Бежав из Солхата, по мнению Бруна, Михаил «вскорости мог найти убежище в горной части Крыма, не подчиненной полной власти хана, потому что принадлежала трапезундским грекам и готфам».

Подтверждение «крымской» версии убийства князя он видит и в том, что на пленного Михаила сошлись смотреть от «множества язык», в том числе от «цареградцев и немцев», под последними, видимо, подразумевались крымские готы²⁶.

Тот факт, что Михаил мог найти убежище в Феодоро, свидетельствует о том, что правители горного государства со столицей на неприступном Мангупе чувствовали себя в достаточной безопасности и могли пойти наперекор могущественному хану Узбеку.

Несмотря на то что нам мало известно об истории государства Феодоро в XIV веке, есть все основания предполагать, что оно сыграло важную роль в истории Руси-России. В это время Крым был одним из узловых «нервных центров» международной политики. Через него осуществлялись контакты между Русью и Византией, так как самый безопасный путь из Константинополя в Москву пролегал через Таврику. Крымские города — греческая Сугдея и генуэзская Кафа — входили в число крупнейших евразийских торговых центров. Здесь сошлись интересы сразу трех цивилизаций: православной (Византия — Феодоро — Русь), католической (генуэзцы) и исламской (татары, а впоследствии турки). Наконец, здесь, судя по всему, находился один из крупных центров религиозно-мистического движения, известного как исихазм, влияние которого на русское православие XIV—XV веков невозможно переоценить.

Список цитируемой и упоминаемой литературы

1. Рубрук Г. де. Путешествие в Восточные страны. — М., 1997. — С. 91.

2. Епископа Феодора Аланское послание // Кулаковский Ю.А. Избранные труды по истории Алании и Сарматии. — Спб., 2000. — С. 201—206.

3. Рансимен С. Восточная схизма. Византийская теократия. — М.: Восточная литература РАН, 1998. — С. 214.

4. Байер Г.-В. Митрополии Херсона, Сугдеи, Готии и Зихии по данным просопографического лексикона времени Палеологов // Византия и средневековый Крым. — Симферополь: Таврия. — 1995. — С. 73.

5. Родословная книга князей и дворян Российских и выезжих. — М., 1787. — С. 284.

6. Малицкий Н.В. Заметки по эпиграфике Мангупа // Известия Государственной академии истории материальной культуры. — 1933. — Вып. 71. — С. 36.

7. Барбаро и Контарини о России. — М.: Наука, 1971. — С. 138.

8. Бертье-Делагард А.Л. Исследования некоторых недоуменных вопросов средневековья в Тавриде. (Справки о Фуллах) // Известия Таврической ученой архивной комиссии. — 1920. — № 57. — С. 106.

9. Рубрук Г. де. Путешествие в восточные страны. — М., 1997. — С. 68.

10. Bryer A.A. Ibid. — Р. 172.

11. Карамзин Н.М. История государства Российского. — Акад. изд. — Т. 4. — С. 276; Дурасов В. Родословная книга всероссийского дворянства. — Спб., 1906. — Т. 1.

12. Греки в истории Крыма. — Симферополь, 2000. — С. 22.

13. Русеев Н.Д. Молдавия в «темные века». Материалы к осмыслению культурно-исторических процессов // Альманах Stratum Plus. — № 5. — 1999. — С. 379—407.

14. Кеппен П. Крымский сборник. — Спб., 1837. — С. 94.

15. Байер Г.-В. Митрополии Херсона, Сугдеи, Готии и Зихии по данным просопографического лексикона времени Палеологов // Византия и средневековый Крым. — Симферополь: Таврия, 1995. — С. 74.

16. Византийский временник IV(XXVI). — М., 1947. — С. 213, 228.

17. Анонимный византийский хронограф XIV века // Византийский временник. — М., 1949. — Т. 1. — С. 293.

18. О соперничестве Венеции с Генуей // Записки Одесского общества истории и древностей. Отд. 4—5. — Одесса, 1860. — Т. 4. — С. 162.

19. Описание Крыма (Tartariae Descriptio) Мартина Броневского // Записки Одесского общества истории и древностей. — Одесса, 1867. — Т. 6. — С. 344.

20. Байер Г.-В. Митрополии Херсона, Сугдеи, Готии и Зихии по данным просопографического лексикона времени Палеологов // Византия и средневековый Крым. — Симферополь: Таврия, 1995. — С. 73.

21. Описание Крыма (Tartariae Descriptio) Мартина Броневского // Записки Одесского общества истории и древностей. — Одесса, 1867. — Т. 6. — С. 348.

22. Кулаковский Ю. Прошлое Тавриды. — Киев: Стилос, 2002. — С. 180.

23. Малицкий Н.В. Заметки по эпиграфике Мангупа // Известия Государственной академии истории материальной культуры. — 1933. — Вып. 71. — С. 15—19.

24. Малицкий Н.В. Указ. соч. — С. 9—10.

25. Мыц В.Л. Несколько заметок по эпиграфике средневекового Крыма XIV—XV вв. // Византийская Таврика. — Киев, 1991. — С. 181—182.

26. Брун Ф. Следы древнего речного пути из Днепра в Азовское море // Записки Одесского общества истории и древностей. — Одесса, 1863. — Т. 5. — С. 154.